Но это не вывело наркома ВМФ из себя.

— Кто мог знать, что немцы так глубоко вклинятся на нашу территорию? — пожал он плечами.

Сталин промолчал. —А.З.)

Выслушав начальника Генштаба, верховный поинтересовался, сколько всего дивизий в составе Сталинградского фронта.

— Двенадцать!

— Негусто! — резко бросил Сталин. — Надо еще кое-что дать фронту. Что, не получается? — Теперь его глаза заметно повлажнели, в них угасли искорки. — Ведь этот фронт примет на себя главный удар.

Василевский засуетился, листая рабочую папку.

— Я прикинул, чем можно усилить фронт. — Он вынул из папки листок. — На базе управления 28-й и 38-й арий есть возможность сформировать две танковые армии. А 8-ю воздушную армию можно пополнить еще двумястами самолетами. Я, конечно, понимаю, что фронт примет на себя главный удар, но у него весьма широкая полоса боевых действий. — Он подошел к большой карте, висевшей едва ли не во всю стену. — Вот от Павловки по левому берегу Дона до Клетской и дальше на юг через район Суровикина к Верхне-Курмоярской. Это более пятисот километров!

— Справится ли фронт? — засомневался верховный. — Это меня настораживает, если не сказать больше.

Василевский ушел от прямого ответа, подчеркнув, что еще не знает, как развернутся там боевые действия. Немало зависит и от командующего фронтом, от того, как он будет управлять войсками: ведь у каждого военачальника свой стиль, своя манера вести сражение.

— Вы решили меня просветить? — усмехнулся верховный, глядя на Василевского усталыми глазами.

Начальник Генштаба вмиг посуровел лицом, словно ему отвесили пощечину.

— Никак нет, товарищ Сталин, отвечаю на ваш вопрос. К тому же это моя работа — делать анализ обстановки на основе фактов, а не строить свои выводы на песке.

Кажется, ответ не удовлетворил верховного. Он нахмурился, перевел взгляд на оперативную карту.

— Я понял так, что вы не уверены в успехе, — тяжело уронил Сталин. — Поэтому уже сейчас надо организовать в большой излучине Дона прочную оборону, чтобы не дать возможность противнику прорваться к Волге. Нашим войскам может оказать помощь население города. Сегодня же я переговорю по телефону с первым секретарем Сталинградского обкома партии Чуяновым. Следует также на заводах и фабриках, коих там много, увеличить выпуск военной продукции, особенно танков Т-34. Их в Красной армии до обидного мало, хотя эти машины хорошо проявили себя в первых сражениях. Я удивлен, что такие опытные люди, как маршал Тимошенко и начальник Генштаба Жуков, проглядели это дело.

— Мне кажется, товарищ Сталин, что большая вина тут лежит на маршале Ворошилове, — осторожно обронил начальник Генштаба. — Он много лет возглавлял Наркомат обороны.

— У меня появилась хорошая мысль — послать вас в Сталинград, — заявил верховный, словно не слыша то, о чем сказал ему Василевский. — Вместе с Чуяновым и его соратниками обговорите, как надежнее укрепить оборону города. Когда сможете туда поехать?

— Да хоть сейчас, — бодро ответил Василевский.

Кто-то позвонил по телефону внутренней связи. Это был помощник Поскребышев. Он сообщил Сталину, что командующий ВВС Красной армии генерал Новиков просит принять его.

— Пусть приезжает, — отрывисто бросил верховный. Он взглянул на Василевского: — Вопросы есть? Нет? Тогда желаю удачного полета. Да, — спохватился он, — лично побывайте на тракторном заводе и посмотрите, что надлежит предпринять, чтобы увеличить выпуск танков. Я знаю, глаз у вас острый… Ну, идите. — И он пожал Василевскому руку.

Мысли верховного вернулись к командующему ВВС Красной армии. До этого генерал Новиков командовал авиацией Ленинградского фронта и, как говорил вождю секретарь ЦК ВКП(б) Жданов, «чутко откликался» на его просьбы помочь ленинградцам авиацией, нанося удары по врагу с воздуха.

— Вот ты, Андрей, хвалишь моих генералов, а город все еще в блокаде, — осадил Жданова Сталин. — Так что меньше похвал, нужны дела, а не слова. Все мы тут заняты Сталинградом, и особой помощи от нас не жди, полагайся на те силы, коими располагает фронт.

— Понял, Иосиф! — бодро отозвался Жданов на другом конце провода. — Будем биться с фашистами до конца…

Прибыл генерал Новиков, полнолицый, с острым взглядом. Вытянув руки вдоль туловища, тугим голосом доложил о себе. Уголком глаза Сталин заметил, что генерал весь напрягся, словно готовился к прыжку. «Волнуется, оно и понятно, — усмехнулся про себя Иосиф Виссарионович. — Ему ведь неведомо, что скажет товарищ Сталин. Он понимает, что с товарищем Сталиным шутки плохи». Верховный подошел к Новикову, поздоровался, задержав его жилистую руку в своей.

— Что-то я не вижу на вашей груди орденов, а? Что, забыли их надеть или спешили в Кремль?

Новиков покраснел до самых ушей. Что-то хотел сказать, но в это время Сталин отпустил его руку и, садясь к столу, произнес:

— Мы с начальником Генштаба вели разговор, как нам укрепить новый Сталинградский фронт. Вы даете на его пополнение еще двести машин, так?

Новиков подтвердил, что так, добавив:

— Мне звонили из Генштаба, и я назвал эту цифру. 8-я воздушная армия генерала Хрюкина — крепкий кулак, и я надеюсь, что в боях его соколы покажут фрицам кузькину мать. — И он добродушно улыбнулся, отчего под его глазами появилась паутинка морщин.

— Вам тоже придется побывать в Сталинграде, когда там вовсю развернутся события. А вот Василевский уже сегодня вылетает в те края. — Сталин взял со стола трубку и закурил. — Я бы хотел проинформировать вас, какова сейчас ситуация на южном фланге советско-германского фронта. У немцев приказ Гитлера — любой ценой пробиться на Кавказ, но прежде надо форсировать Волгу в районе Сталинграда, захватить город…

Генерал Новиков молча слушал верховного. Война и для него была тяжелой, но опытный авиатор не оплошал, воевал храбро, с достоинством. К концу войны, в сорок пятом, у него на груди будут сиять две Звезды Героя Советского Союза, не говоря уже об орденах и медалях — целая дюжина. Все, что пришлось на его долю, он носил в своем сердце и никогда не жалел о том, какая суровая судьба выпала ему. В боях с врагом гибли его славные сыны-летчики, ему было жаль их, но на войне не ты выбираешь свою судьбу, а она находит тебя, бросает из одного пекла в другое, словно проверяет, на что ты способен.

— Словом, так, — подвел итог своему разговору верховный. — 8-ю армию надо укрепить машинами. Мало там самолетов, очень мало. Туда бы дать еще сотню истребителей. Сможете?

— Вместе с ее командующим генералом Хрюкиным мы решим, как и что сделать, — заверил Новиков.

«Сталин будто надломился, хмурый и злой, в его глазах затаилась глубокая печаль», — размышлял Василевский, возвращаясь к себе в Генштаб. Едва он переговорил с начальником Оперативного управления, есть ли что-то важное с фронтов, как прибыл генерал Жуков. Он шумно вошел в кабинет, толкнул плечом дверь и, когда она закрылась, подошел к столу, за которым сидел Василевский.

— Привет, Саша! — весело воскликнул он.

— Мы уже виделись с тобой, — скупо отозвался друг.

— А чего такой угрюмый? — Жуков провел ладонью по своему утомленному лицу. — Что, Иосиф дал жару?

— Да нет, — грустно вздохнул Василевский. — Ты тогда ушел, а я еще долго был в Ставке. А сейчас вот готовлюсь к отлету в Сталинград. Верховный хотел послать тебя, но я согласился слетать на фронт. Все равно мне нужно там заниматься пополнением войск.

Жуков присел к столу, достал из кармана пачку «Беломорканала» и закурил. Он стал сетовать на то, что и на Западном фронте у него не все ладится: то одно надо, то другое. Сейчас вот он ездил к наркому танковой промышленности Малышеву выбивать для фронта машины.

— А тебе, Саша, сам Бог велел защищать Сталинград, — улыбнулся Георгий Константинович.

— Это почему же? — напружинился Василевский.

— Где народится город? — спросил Жуков и сам же ответил: — На великой русской реке Волге. Помнится мне, ты говаривал, что в твоем родном краю течет твоя любимая речка Елнать и впадает она в Волгу. Так что тебе положено защищать Волгу, чтобы свои грязные сапоги фрицы не мыли в ее чистой воде. Кумекаешь, да?