— Как поживаете, трудно вам? — осведомился Андрей Иванович.
Родимцев засмеялся в трубку:
— Всяко бывает, война не тещина свадьба, она не разбирает, кто ты такой, а бьет крепко, если дашь промашку. Заскочили бы и в мою дивизию, товарищ командующий, — попросил он.
— Не могу, в другой раз, — пообещал Еременко. — Вы бейте врага наотмашь. Никакой пощады ему!
— Пока живы, бьем фашистов, товарищ генерал-полковник, и будем стоять до конца, из города они нас не выкурят.
— Потери у вас большие?
— В моей дивизии осталась половина людей, — ответил Родимцев. — А что поделаешь — война, тут если не ты фашиста, так он тебя. А мы хотим жить и будем сражаться до победы. Одна к вам просьба: если возможно, дайте нам подкрепления..
Еременко не мог обещать ему дать резервы, но сказал, что в ближайшие дни будет нанесен по врагу удар на правом фланге 64-й армии генерала Шумилова в районе Купоросное — Зеленая Поляна, чтобы облегчить положение 62-й армии, а также отвлечь внимание противника от предстоящего контрнаступления.
— Да, Василий Иванович, вам тут нелегко, — посочувствовал Еременко, глядя на генерала Чуйкова.
Было уже далеко за полночь, когда генералы обсудили все насущные вопросы обороны.
— Василий Иванович, я доволен тем, как вы тут обороняетесь, — сказал Андрей Иванович Чуйкову. — Надо еще немного продержаться. Скоро грянут события, когда мы крепко ударим по врагу…
«Надо еще немного продержаться…» Эти слова комфронта тронули Чуйкова, но он лишь горько усмехнулся. Кто-кто, а он знает, как важно в трудные минуты сражения быть рядом с подчиненными, поэтому и мысли не допускал, чтобы перевести свой КП из горящего города на противоположный берег, где было безопасно. Перед приездом командующего фронтом на КП армии у Чуйкова состоялся откровенный разговор с членом Военного совета Гуровым. А начался он тогда, когда противник усилил удары по войскам армии. Гуров в перерыве между боями, увидев задумавшегося командарма, шепнул ему на ухо, что у него в запасе есть несколько лодок для Военного совета армии и, если настанет роковая минута, они переплывут на левый берег. «Я ему ответил, что это меня не касается, — вспоминал после войны Чуйков, — на левый берег я не попаду, если буду в полном сознании.
Гуров крепко обнял меня и сказал:
— Будем сражаться даже вдвоем до последнего патрона.
Это нас породнило с ним крепче всякой дружбы.
Николай Иванович Крылов соглашался со мной, что управлять войсками армии, находясь в 1–3 километрах от противника, очень трудно. Но когда я делал намеки ему переселиться на промежуточный пункт связи, находящийся на левом берегу, он категорически возражал, говоря:
— Будем вместе прочищать свои пистолеты, а последнюю пулю — себе в голову.
Мы чувствовали и знали, что за поведением Военного совета следили почти все штабы дивизий и даже полков… Поняв это, мы, то есть я, Гуров и Крылов, не отсиживались все время на своем командном пункте, частенько ходили на наблюдательные пункты дивизий и полков и доходили до траншей, чтобы бойцы сами видели, что генералы — члены Военного совета — их не покинули, были с ними. Если Паулюс со своим штабом во время жестоких боев находился в Нижне-Чирской или в станице Голубинской, в 120–150 километрах, то Военный совет 62-й армии и его штаб в середине октября несколько суток находились в 400 метрах от переднего края».
Вернулись Еременко и Попов на КП штаба фронта поздно. Звезды на небе медленно гасли. Еременко уже не мог уснуть. Когда шли обратно, бронекатер враг не обстреливал, зато поднялся сильный ветер, какие случаются глубокой осенью. Волга вздыбилась, заштормило, и корабль переваливался с борта на борт. У Андрея Ивановича ныла нога, и ему пришлось пользоваться палкой, так как без нее он прихрамывал. Правда, усталости он не чувствовал, хотя весь день провел на ногах. В его-то возрасте, да еще после двух перенесенных ранений — нет, не каждому такое по силам.
— Иди, Маркиан Михайлович, поспи до утра, — сказал он Попову. — А я еще поколдую над оперативной картой. Да и переговорить с командармом 64-й генералом Шумиловым надобно.
— Что-то на сон меня не тянет, — усмехнулся Попов. — Если не возражаешь, Андрей Иванович, я хотел бы съездить к танкистам в бригаду. Они вызвались своими силами отремонтировать девять танков. Посмотрю, что у них получилось. Машин-то у нас совсем мало.
— Добро, Маркиан Михайлович, поезжай, но долго там не засиживайся. В шестнадцать ноль-ноль у нас Военный совет.
— Я помню, товарищ командующий, так что буду вовремя. — И Попов поспешил к выходу.
Андрей Иванович начал с того, что позвонил командарму 64-й генералу Шумилову. Не хотел будить его, но оказалось, что он тоже не спит: недавно возвратился с боевого участка, где саперы минировали дорогу, по которой должны пройти танки противника. На вопрос, как идет подготовка к нанесению контрудара, он ответил, что все делается строго по утвержденному плану. Андрей Иванович сообщил, что только что сам вернулся из поездки в штаб 62-й армии генерала Чуйкова. Там сложилась тяжелая ситуация, и он питает большие надежды на контрудар, который поможет оттянуть часть вражеских войск.
— Михаил Степанович, форсируй подготовку, не то противник опередит тебя, — предупредил Шумилова командующий фронтом.
— Через пять дней думаю начать операцию, — глухим голосом отозвался Шумилов.
Слово свое он сдержал. 25 октября его войска атаковали противника. 29-я дивизия полковника Лосева и 7-й стрелковый корпус генерала Горячева в составе трех бригад нанесли чувствительный удар по немцам, причем для них это было так неожиданно, что они не сразу оказали сопротивление. Сражение было упорным, в нем особо отличились 93-я стрелковая бригада полковника Галая, 96-я стрелковая бригада полковника Бережного и 97-я бригада полковника Тихомирова. Операцией руководил генерал Шумилов. Успех объясняется еще и тем, что контрудар 64-й армии был поддержан левым крылом Донского фронта генерала Рокоссовского, а также действиями войск этого фронта в районе Клетской.
Противник понес большие потери и был вынужден на несколько дней прекратить атаки в заводской части Сталинграда. Однако на других участках фронта положение оставалось опасным, и генерал Еременко делал все, чтобы немцы не могли добиться перелома событий в свою пользу. Огорчало его и то, что ранее врагу удалось захватить тракторный завод и теперь он стремится развить свой успех, атаковав поселок Спартаковец и завод «Баррикады». Но все атаки немцев были успешно отбиты, что, естественно, подняло наступательный дух бойцов, а уж о настроении Андрея Ивановича говорить, не приходится. Он воспрянул духом, голос у него стал крепче. Теперь враг не скоро снова ринется в атаку, а это позволит доставить с левого берега на правый новые войска, продовольствие и боезапас, особенно артиллерийские снаряды, которых у генерала Шумилова осталось, как он выразился, с гулькин нос. Андрей Иванович вызвал к себе дежурного по штабу.
— Майор, принеси мне, пожалуйста, горячего чая и чего-нибудь поесть: мой адъютант ездил со мной по Волге и сейчас спит, а я не хочу его будить.
— Слушаюсь, товарищ командующий. — Майор резво шагнул к двери, но задержался: — Утром нам доставили хлеб и консервы — свиную тушенку, хотите?
— Давай свиную тушенку, — махнул рукой генерал.
Еременко неторопливо пил чай, и все его мысли были заняты предстоящим контрнаступлением, о котором ему сказал недавно бывший на Сталинградском фронте Жуков. Только бы в этот раз все получилось хорошо! Надо же наконец крепко ударить по фашистам, чтобы отголоски этого удара дошли до столицы Берлина! Его раздумья прервал заголосивший в комнате связи телефон ВЧ. И тут же в кабинет вошел дежурный по связи.
— Вас требует к телефону товарищ Сталин! — торопливо доложил он.
«Чего он вдруг звонит в такое позднее время?» — пронеслось в голове Андрея Ивановича. Он поспешно шагнул в соседнюю комнату, рывком взял со стола трубку:
— Слушаю вас, товарищ Сталин!
