— Как доложил мне генерал Лопатин, враг вновь завязал бои в районе Абганерова, двинул свои танки и мотопехоту на север и северо-запад, во фланг и тыл 62-й армии, одновременно подверг удару правое крыло 64-й армии генерала Шумилова. Будет плохо, — подчеркнул начальник штаба, — если немцам удастся сломать оборону. Тогда им откроется прямой путь на Сталинград. Вот взгляните на карту, Андрей Иванович.

Еременко вспыхнул.

— Чего ты меня просвещаешь, Георгий Федорович? — раздраженно спросил он. — Я и сам вижу, что Лопатину надо помочь. А вот как — еще не решил. Видимо, придется отдать приказ передислоцировать войска на средний сталинградский обвод и быть готовым оборонять его до последней возможности. Костьми лечь, но отстоять огневой рубеж.

— Пожалуй, это то, что нужно сделать в данный момент, Андрей Иванович, — вступил в разговор генерал Голиков, блестя своей лысой головой. — Резервов- то у нас нет!

У Еременко мелькнула мысль послать генерала Голикова в армию Лопатина: пусть поможет ему закрепиться на обороняемом участке, где особенно тяжело.

— Вот что, Филипп Иванович: поезжайте к генералу Лопатину, — распорядился командующий. Он взглянул на начальника штаба. — Прикинь на своей карте, далеко ли ему оттуда до среднего сталинградского обвода?

— Километров тридцать пять — сорок, — подсказал Захаров. — За одну ночь Лопатин перебросит свое войско. Оно у него сейчас после понесенных потерь скудное. А я отдал приказ на переброску частей армии.

Еременко перевел взгляд на своего заместителя.

— Подскажи Лопатину, как надежнее закрепиться на новом рубеже, — промолвил он. — В основном ему придется обороняться от танков, а против них хорошо бросить артиллерию, но замаскировать ее, а часть своих танков закопать в землю, превратив их в опорные пункты обороны. Кстати, ты читал телеграмму верховного, в которой он критикует Лопатина?

— Вы же сами дали мне ее прочесть, — удивленно вскинул брови Голиков.

— Что-то я подзабыл, — почесал лоб Еременко. — Не говори о телеграмме Лопатину, — предупредил он. — Почему? А я тебе скажу… там назревают серьезные схватки с врагом, и не надо портить командарму настроение. К тому же, если хочешь знать, я не согласен с оценкой верховного, что Лопатин плохо руководит армией. Другой генерал на его месте давно бы растерял в боях свою армию, а Антон Иванович сохранил ее костяк. Об этом мне говорил и Василевский, когда вернулся из штаба 62-й армии. Потом я сам побеседую с Лопатиным.

— Добро, Андрей Иванович. — Голиков встал, одернул гимнастерку. — Тогда, если у вас ничего нет ко мне, я поеду.

— С Богом, голубчик, как любил говорить маршал Шапошников.

Бои у дальних окраин Сталинграда то утихали — чаще это наблюдалось вечером, — то снова разгорались — обычно на рассвете или утром. После зверской бомбардировки города пожары не прекращались, их никто не тушил, да и нечем было. Но не это волновало генерала Еременко. Теперь он размышлял о том, как и чем еще можно усилить оборону на угрожаемых участках. За этим его и застал член Военного совета Хрущев, с утра находившийся в войсках.

— Привет, Андрей Иванович! — бросил он с порога. — Грустил небось без меня? — шутливо усмехнулся он, блестя серыми глазами. — А я тебе новость принес. Завтра в полдень к нам прибывает генерал армии Жуков по заданию Верховного главнокомандующего. У него острый глаз, если увидит что-то отрицательное в армейских частях, накажет на полную катушку. У него сейчас больше прав, чем у нас с тобой, вместе взятых.

— Ну ты загнул, Никита Сергеевич, хоть плач, хоть пляши! — Еременко встал и заходил по комнате, заложив руки в карманы. Заговорил о другом: — Ночью у меня чертовски болела нога, точнее, зажившая на ней рана. Наверное, к перемене погоды. В три часа ночи пришлось встать, взять бутылку «Московской» и растереть больное место, вроде компресса, что ли. Так мне делали в госпитале, когда там лежал. Чуток полегчало.

— Что, не мог вызвать медсестру из соседнего батальона? — упрекнул его Хрущев. — А чем занимался твой адъютант? Наверное, так храпел, что стекла дрожали?

— Не хотелось будить кого-либо, — вздохнул Андрей Иванович. — С утра вот хожу с палкой. — Он вернулся к прежнему разговору: — Скажи, почему это у Жукова больше прав, чем у нас с тобой?

— Вчера Государственный комитет обороны назначил заместителем Верховного главнокомандующего Георгия Константиновича, — сообщил Хрущеву— На тракторном заводе, где мы были с Чуяновым, я встретил Василевского, он-то и шепнул мне на ухо.

— Вот Жуков и поможет нам с резервами, — тихо обронил Еременко, поджав губы.

А генерал армии Жуков находился в это время в районе Погорелое Городище, где его Западный фронт проводил наступательную операцию, чтобы сковать резервы противника и не дать перебросить их в район Сталинграда. В основном операция удалась, Георгий Константинович был доволен: в районе Погорелое Городище — Сычевка немцы понесли большие потери. Чтобы остановить наступление войск Западного фронта, немцы были вынуждены спешно перебросить в этот район несколько стрелковых дивизий, подготовленных немецким командованием к отправке на Сталинградское и Северо-Кавказское направления.

Едва Жуков прибыл на свой КП, как дежурный по связи рыжеволосый капитан с узким кавказским лицом и черными, как уголь, усами подскочил к нему и взял под козырек:

— Товарищ командующий, вас вызывает по ВЧ Москва!

Звонил Сталин. По его напряженному голосу Георгий Константинович догадался, что верховный изрядно обеспокоен. Задав командующему ряд вопросов по Западному фронту, он сказал:

— Вам срочно прибыть в Ставку! Оставьте за себя начальника штаба. — После короткой паузы добавил: — Подумайте, кого можно назначить командующим вместо вас.

— А меня куда? — невольно вырвалось у Георгия Константиновича.

— Вам скажут в Ставке, — уклонился верховный от прямого ответа.

Небо над Москвой наливалось густой чернотой, когда Жуков прибыл в Ставку. У Сталина в кабинете находились некоторые члены ГКО, но это ничуть не смутило Жукова. Крупным шагом он подошел к столу, где сидел верховный, держа в руках какие-то бумаги, и доложил:

— Прибыл по вашему вызову!

Сталин взглянул на него, приподняв брови.

— Садитесь рядом. — Он придвинул Жукову стул. Отложив в сторону бумаги, спросил: — Кого вы оставили за себя?

— Начальника штаба генерала Соколовского, как вы и приказали.

— А что, разве у вас на Западном фронте есть генерал посильнее товарища Соколовского? — Верховный посмотрел на Жукова в упор, и, как заметил Георгий Константинович, ни один мускул не дрогнул на его лице, побитом оспой, разве что брови шевельнулись как живые.

— В штабе фронта, пожалуй, нет, — согласился Жуков.

— Может, тогда и назначим Соколовского командовать Западным фронтом вместо вас? — спросил Сталин, слегка повеселев.

Сидевший до этого Молотов бросил реплику:

— Генерал Соколовский стоящая кандидатура, мне он нравится, Иосиф.

Жуков ответил не сразу, в его смятенной душе боролись два чувства. С одной стороны, он ценил Василия Даниловича Соколовского как дотошного штабного чина, вникающего во все стороны жизни штаба фронта, что весьма важно, да и те решения, которые он принимал, оставаясь за командующего фронтом, когда тот куда-либо уезжал, импонировали Георгию Константиновичу, и не было еще случая, чтобы он в чем-либо упрекнул своего коллегу. А с другой — ему больше других нравился генерал Конев, командующий Калининским фронтом. «Пожалуй, ему можно передать фронт, — подумал Георгий Константинович. — Он глядит далеко вперед, а не себе под ноги…»

— Я бы предложил на свое место генерала Конева, — наконец произнес Жуков.

— Да? — удивился верховный. — Вот уж никак не ожидал.

Наверное, Сталин вспомнил сорок первый год, когда он едва не отдал Конева под военный трибунал, и спас его Жуков, взяв к себе в заместители. Позже по его же рекомендации Ставка назначила Конева командующим войсками Калининского фронта. И здесь Иван Степанович хорошо проявил себя.