— Я бы этого не желал. — Сталин помолчал. — Послушай, Вячеслав, а не пригласить ли мне Черчилля в гости к себе домой?
— Хорошая идея, Иосиф, — поддержал его Молотов. — Накроем стол, угостим премьер-министра лучшими винами, да и побеседовать можно за столом о втором фронте, о конвоях…
И 15 августа вечером Сталин пригласил Черчилля к себе домой. Оба просидели почти всю ночь. Уже по возвращении в Англию, свидетельствует посол СССР в Великобритании Майский, Черчилль сказал ему:
— Это была замечательная встреча. Сталин позвал Молотова, над которым все время подтрунивал. Сам он занялся открыванием бутылок. Скоро на столе образовалась большая батарея превосходных вин. Я отдал им должное, но спасовал перед поросенком, который после полуночи появился на столе…
— Черчилль улетел домой в хорошем настроении, обещал ускорить отправку конвоев с грузами в Советский Союз, — сообщил Сталину Молотов, когда вернулся в Кремль после отлета премьер-министра. — Так что вечеринка, которую ты устроил, пошла на пользу советско-английским отношения.
Сталин, однако, был не столь оптимистичен, как Молотов. — А.З.)
Июнь 1942 года во Владивостоке выдался жарким и безветренным, лишь в начале месяца над городом прогромыхал гром, в потемневшем небе полыхнула молния, потом хлынул дождь. Стало прохладнее, но ненадолго. К утру небо очистилось от косяков серо-бурых туч, и вновь над городом повисло горячее солнце. На море — легкая зыбь, корабли у причала слегка покачивались, кланяясь друг другу, как родные братья.
Командующий Дальневосточным фронтом генерал армии Апанасенко весь день провел на учениях кораблей Тихоокеанского флота, коими руководил командующий флотом вице-адмирал Юмашев, которого Апанасенко очень уважал. Иосиф Родионович находился вместе с адмиралом на флагманском корабле и с интересом наблюдал за всем, что происходило на море. Особенно ему понравилась высадка морского десанта на берег, занятый противником. Сначала флотская авиация нанесла по огневым позициям условного врага бомбовые удары, затем юркие катера-охотники поставили дымовую завесу, чтобы не дать возможность противнику атаковать десант. И вот уже корабли подошли к берегу, моряки мигом поставили сходни, и по ним начали сбегать на сушу десантники, на ходу вступавшие в бой. Вскоре лавина огня перенеслась в глубь обороны противника…
— Лихо действуют твои моряки, Иван Степанович! — не сдержал своих чувств генерал армии Апанасенко. — Смелые, дерзкие, они готовы хоть сейчас броситься в самое пекло настоящего боя! Не зря в битве под Москвой немцы называли их «черными дьяволами».
— Разве только под Москвой? — озорно блеснул глазами адмирал Юмашев. — А жаркие сражения под Севастополем? Даже танки Гудериана не смогли с ходу смять оборону главной базы Черноморского флота. Сейчас немало моряков-тихоокеанцев сражается на фронтах, и мне, Иосиф Родионович, радостно от мысли, что многие посланцы флота отличились в боях за Родину…
(Свыше 147 тысяч моряков-тихоокеанцев в составе морских стрелковых бригад участвовали в Московской и Сталинградской битвах, в битве за Кавказ, в обороне Заполярья, Севастополя и Ленинграда. Часть кораблей и личного состава также была передана действующим флотам и флотилиям. Более 30 тысяч воинов награждены орденами и медалями, а 43 человека из них стали Героями Советского Союза. —А.З.)
— Еще раньше, в Гражданскую войну, — вновь заговорил командующий Дальневосточным фронтом, — я видел, как отчаянно и мужественно сражались с врагами моряки. В то время довелось мне служить в 1-й Конной армии Семена Буденного, ныне командующего войсками Северо-Кавказского фронта, да, военные моряки… — задумчиво произнес Апанасенко. — Сама их форма вызывает душевное волнение. Тельняшка, бескозырка, на ленте которой написано имя корабля, черный бушлат… Честно признаюсь, Иван Степанович, по-доброму завидую морякам. А вот мне судьба выпала иная — был кавалеристом. А ты, наверное, мечтал о море? — Генерал армии пристально взглянул в лицо Юмашеву, отчего тот даже смутился.
— Я моряк со стажем, Иосиф Родионович, — улыбнулся он, но тут же его полное лицо посерьезнело. — На флоте с девятнадцатого года. В двадцать пятом окончил специальные курсы командиров кораблей при Военно-морской академии в Ленинграде. В тридцать восьмом уже командовал Черноморским флотом. Правда, недолго — через год принял на свои плечи Тихоокеанский флот. Теперь вот с вами учим людей воевать, хотя судьба нам выпала разная.
После учений адмирал Юмашев пригласил генерала армии Апанасенко отобедать в кают-компании корабля.
— А чарка будет? — сощурил глаза гость.
— «Наркомовская»[5] будет, — улыбнулся адмирал.
— Это само собой.
— В честь вашего приезда на флот подадим к столу армянский коньяк. — Юмашев взглянул на командира корабля. — Сколько звездочек?
— Пять, товарищ адмирал, — ответил тот.
— Иван Степанович, да ты волшебник! — воскликнул Апанасенко.
Он не скупился на добрые слова. Уже когда стали обсуждать итоги прошедших учений, Апанасенко дал высокую оценку действиям экипажей кораблей.
— Что касается меня, то учения легли мне на дущу, — серьезно промолвил генерал армии. — Уверен, что если япошки рискнут сунуть свой нос в наш советский огород, то будут крепко биты моряками и пехотинцами, как это сделал на реке Халхин-Гол Георгий Жуков. Он и в битве под Москвой в сорок первом преподнес гитлеровцам тяжелый урок…
Адмирал Юмашев знал, что Апанасенко недавно ездил в Москву по вызову наркома обороны. Ему все хотелось спросить, удачно ли съездил генерал армии, наконец решился и задал этот вопрос.
Апанасенко весело ответил, что удалось решить все вопросы по Дальневосточному фронту, особенно вопрос о создании оборонительных рубежей по плану прикрытия государственной границы. Необходимые средства и материалы для этих целей Наркоматом обороны предоставлены, большую часть из них штаб фронта уже получил. Решен и вопрос о выделении из состава Дальневосточного фронта на советско-германский фронт еще нескольких стрелковых дивизий.
(В годы войны из состава этого фронта на советско-германский фронт были направлены 23 дивизии: 16 стрелковых, 2 кавалерийских, 4 танковых, 1 моторизованная; 19 бригад и авиачастей. Всего — около 250 тысяч человек, 3,3 тысячи орудий и минометов, 2 тысячи танков, а также свыше 100 тысяч человек маршевого пополнения. — А.З.)
Апанасенко с минуту помолчал и с грустью вымолвил:
— А вот свой вопрос я так и не решил…
— Вот как? — Адмирал Юмашев дернул черными, как перо грача, бровями.
— Признаться, я этого не ожидал и был очень огорчен, — вновь заговорил генерал Армии. — Когда мы с начальником Генштаба Василевским обсудили проблемы Дальневосточного фронта, я, будучи на приеме у товарища Сталина, попросил его направить меня на любой фронт, чтобы сражаться с гитлеровскими захватчиками. Но вождь мне отказал. «Еще неизвестно, — произнес он, — как дальше поведут себя японцы. Так что держите палец на курке и, если они решатся напасть на Советский Союз, дайте им надлежащий отпор». Я ответил: «Слушаюсь, товарищ Сталин». А когда увидел улыбку на его лице, добавил: «Жаль, что вы отказали мне».
— И что же Сталин? — не терпелось знать адмиралу.
— Он обнадежил меня, заявив: «Не огорчайтесь, позже и вам будет предоставлена возможность бить фашистов».
Какое-то время оба помолчали. Потом Юмашев обронил, глядя на своего собеседника:
— Я тоже пытался уехать на действующий флот, но нарком Военно-морского флота адмирал Кузнецов «добро» мне не дал.
(И все же генерал армии Апанасенко своего добился. В апреле 1943 года на посту командующего Дальневосточным фронтом его сменил генерал М. А. Пуркаев, до этого возглавлявший войска Калининского фронта. Апанасенко назначили заместителем командующего войсками Воронежского фронта. В июне в бою под Воронежем он был смертельно ранен. — А.З.)
Вернулся в штаб фронта Апанасенко под вечер. Солнце уже спряталось за сопки, голубовато-синее небо стало набухать темнотой.