- Что здесь делаешь, майор?…
- Старший следователь МГБ майор Максименко, - зачем-то пролепетал помертвевший от ужаса следователь.
- Вижу, что МГБ… - Взгляд Жукова равнодушно скользнул по синим просветам золотых погон. - Где старшие по званию? Мне что, с тобой обсуждать ситуацию в округе?
- Э-э… генерал Худимов просил передать, что… - начал было Максименко, но умолк, потому что понял: Жуков уже потерял к нему всякий интерес. Теперь он смотрел на начальника контрразведки округа.
- Почему меня пропустили через посты?! Почему не стреляли?! Не преследовали?!
Полковник понуро опустил голову.
- Виноват, товарищ Маршал Советского Союза…
- Под арест, - сухо бросил Жуков в пространство. - Кто первый зам?
- Полковник МГБ Чусов. - Чусов шагнул вперед, козырнул.
- Вы - начальник контрразведки.
- Есть…
Впереди по ходу движения возникли высокие, предупредительно распахнутые двухстворчатые двери - вход в кабинет командующего округом. Над столом возвышался большой портрет Сталина. Жуков решительно устремился туда, на ходу продолжая говорить:
- Первое. Сегодня к двадцати ноль-ноль всем подготовить отчет по состоянию дел. Никакого словесного поноса! Только факты! Второе… Предложения - как думаете выбираться из этого дерьма!… Третье…
Что именно предлагал Маршал Победы на третье, новый начальник контрразведки округа полковник Чусов уже не услышал. Впустив в кабинет Жукова и толпу свиты, рослый капитан из личной охраны маршала быстро притворил обе створки высокой двери и встал рядом, всем своим видом показывая, кто здесь главный.
Другие офицеры охраны споро и деловито, будто их только к этому и готовили в военном училище, снимали с арестованного полковника ремень с кобурой, извлекали из карманов кителя документы… Резкое, ястребиное лицо бывшего начальника контрразведки было неподвижно, только под левым глазом судорожно билась одинокая жилка.
Рука Чусова непроизвольно дернулась к козырьку фуражки, но на полпути замерла. Он чуть заметно поклонился арестованному и поспешно направился к кабинету командующего. Рослый капитан охраны, скользнув глазами по погонам Чусова, вежливо отступил и приоткрыл створку дверей.
- …рассупонились?!! - выплеснуло в коридор львиный рык Жукова. - Решили - можно?! Ни хрена нельзя!!! Считайте, что снова у меня на фронте!…
В конце коридора показался запыхавшийся старший лейтенант. В его руках были чистое полотенце и кувшин с водой. Капитан охраны снова приоткрыл дверь, впуская его в кабинет.
- Вас, товарищи, конечно же, интересует, почему меня назначили командующим Одесским округом, - говорил между тем Жуков, тяжело упираясь кулаками в столешницу. - По этому поводу могу рассказать вам одну поучительную историю… Замерз как-то зимой, в лютые холода, воробей. Валялся себе замерзший на дороге. Тут шла по своим делам корова, задрала хвост и кое-что сделала… - По кабинету порхнул чей-то робкий смешок, впрочем не встретивший поддержки. - Прямо на воробья. Воробей понемногу отогрелся, ожил, расправил перья и сдуру зачирикал, А тут откуда ни возьмись - кошка!… Набросилась на воробья и сожрала его одним махом.
В кабинете воцарилась мертвая тишина. Старший лейтенант, принесший кувшин, застыл на месте.
- Ну, к чему я вам это рассказал?… А?… Молчание явно затягивалось. Маршал Победы наставительно поднял к потолку палец:
- Видимо, не надо было чирикать…
Новый командующий Одесским военным округом вступил в должность…
Глава третья
Недалеко было море. Об этом говорили басовитые гудки буксиров-трудяг, встревоженные взвои тральщиков, ползающих по прибрежным водам в поисках случайных мин прошлой войны, да крепкий, насыщенный йодом ветер, трепавший волосы Гоцмана. Нигде в мире не было такого сладкого морского ветра, как в Одессе.
Оставив в покое гоцмановскую шевелюру, ветер начал причесывать травку, пробивавшуюся сквозь жесткую, жженую корку земли. Она была начинена железом так основательно, что трава здесь росла еле-еле. Пожалуй, это был единственный признак жизни посреди молчаливых, жутких развалин на северной окраине города.
Сенька Шалый, щурясь на солнышко и изредка морщась от боли в раненой ноге, крутил на припеке самокрутку. Рядом в напряженных позах сидели двое милиционеров в гимнастерках защитного цвета, оба держали в руках фуражки с синим околышем и то и дело отирали бегущий по лицам пот. Несколько человек выносили из того, что когда-то, видимо, было полноценным подвалом, свертки и тюки и складывали их у ног скучающих понятых.
- Ото уже бумажкой разжился, - проворчал Гоцман, проходя мимо Сеньки. - Жизнь, погляжу, налаживается…
- Мне бы огоньку, Давид Маркович, - нагло осклабился щербатым ртом Шалый.
- И два ковша борщу, - в тон ему ответил Гоцман и кивнул старшему милиционеру: мол, дай ему спичку…
Из двери подвала появился запыленный и потный, но довольный Леха Якименко.
- Почти все цело! - весело крикнул он Гоцману. - Убивать та грабить научились, а сбыт наладить - мозга не хватило.
- Ладно вам - мозга! - обиженно встрял Сенька Шалый, с наслаждением выпуская клуб дыма. - Просто мы светиться не хотели, время выжидали…
- А ты сиди, босота! - оскалился Якименко. - Точи руки под кайло! Твой номер 59 дробь 4 - от десятки до высшей меры справедливости…
- Умри, нечестный мусор! - взвизгнул Сенька, поперхнувшись дымом. - Ты ж обещал до вышака не доводить! Мамой клялся при свидетеле…
- Я, Сеня, сирота, - печально сообщил Леха, вытирая о штаны пыльные руки. - И мама моя встретит тебя там… - поднял он глаза в небо, - хорошим дрыном. Не говоря за тех, кого ты грохнул! Так что мечтай за двадцать пять, как та ворона за голландский сыр…
- Ну, спи тогда спокойно, мусор, - процедил Сенька, не сводя с капитана ненавидящих глаз. - И жди, когда к тебе вернется Сеня Шалый…
Гоцман, не обращая внимания на эту театральную перепалку, оглядывался по сторонам. Интересно, где носит Фиму?… Хотел подумать, а оказалось - произнес вслух.
- Та вон, - отозвался Якименко, тыча пальцем вбок. И верно, там, по развалинам, осторожно пробирались Фима и пацан-малолеток. - Малый здесь живет. Фима ему пачку махорки погрозил… Так он тут же вспомнил за военный грузовик. Говорил, ночью приехал та амбалы при погонах что-то там сгрузили - я не знаю. Пошли смотреть…
Подоспел запыхавшийся Фима. На его узком небритом лице струйки пота прочертили несколько извилистых дорожек. Тюбетейку он комкал в руках.
- Додя, там таки есть на шо взглянуть… Пацан бесцеремонно дернул его за рукав:
- Дядька, обещал пачку махорки? Так гони… Фима безропотно достал из кармана пачку, протянул пацану. Но тот не успел завладеть гонораром - Гоцман, мрачно глядя на Фиму, перехватил пачку на полпути.
- Э! - заныл пацан. - Уговор!…
- Додя, я так и так не курю, а мальцу обещал, - мило улыбнулся Фима.
Гоцман ядовито ухмыльнулся. Обливавшиеся потом милиционеры как раз выносили из Сенькиного схрона початый ящик махорки.
- Давай, давай, - поощрил он Фиму. Пожав плечами, тот извлек из карманов еще три пачки, которые Гоцман аккуратно уложил обратно в ящик. Под ироническим взглядом Якименко Фима обиженно фыркнул, пожал плечами и закатил глаза к небу.
- Будешь? - Гоцман вынул из нагрудного кармана пачку папирос.
Глаза пацана загорелись. Еще бы, «Сальве» вместо махры!… Он аккуратно подцепил грязными ногтями две папиросины, одну тут же сунул за ухо, а вторую предложил Гоцману:
- Держи. Я угощаю.
- Себе оставь, - обронил Гоцман. - Ну, показывай, куда идти…
Богатое оказалось место, куда их привел девятилетний шкет, ох и богатое. Под потолком млела в жестяном наморднике тусклая лампочка, в кулаке у Гоцмана - карманный фонарь. А на полках аккуратными рядами лежали комплекты военного обмундирования. Гимнастерки, брюки, шинели, кители… Остро, терпко пахло кирпичной пылью и чуть глуше - тканью, успевшей полежать в душном помещении.
