– Ты умеешь говорить по-нашему? – спросил он викинга.

Тот солидно кивнул в ответ.

– Убивайт! Отдавай! Отрубайт! Сожгу! Друг! Делись! Баба! – начал перечислять он. Исчерпав запас знакомых слов, он задумался. Наконец, что-то вспомнив и улыбнувшись во весь рот, он, хлопнув себя ладонью пониже спины, добавил: – Зайдница!

Теперь у них с Эйриком было по два замечания, а это значит, что Вий будет выбирать, кого съедят на этой неделе. Впрочем, до его прихода оставалось еще два дня – кто знает, что еще может случиться.

Эйрик периодически показывал пальцем на вурдалаков и громко говорил Ивану: «Эйрик убивайт зайдница!» Однако Иван смог жестами убедить варяга и его друзей копать, а грозить пусть грозится, вурдалаков это не сильно волнует. Вдруг Иван застыл от ужаса: краем глаза он увидел, как сверху в яму начал спускаться Вий. От ужаса из его рук вывалился березовый кол, которым он рыхлил землю. «Этого не может быть», – подумал Иван, до спуска же еще два дня, не мог он ошибиться.

Эйрик увидел, что Иван смотрит наверх, застыв от ужаса, он тоже поднял взгляд и увидел Вия.

– Зайдница? – спросил он Ивана, и тот молча кивнул.

Вий, как обычно, шел не спеша, у Ивана мелькнула в голове предательская мыслишка, что не стоило объяснять Эйрику его ошибку, но он ее тут же прогнал. Умирать, конечно, не хочется, но как он потом смог бы в глаза духам предков смотреть? Нет, не по-нашему это, не по-русски. А все же очень страшно смотреть, как Вий приближается… Все в недоумении переглядывались: отсчитывать дни до прихода Вия тут учились довольно быстро – даже магоги, которых изначально было десять, через семь недель научились, наблюдая каждую неделю за смертью очередного сородича, а уж на что магог к разумению не приспособлен…

Однако в этот раз Вий не остановился в центре, как обычно, а двинулся дальше. Это было необычно, люди переглядывались, не зная, что ожидать от такого изменения ритуала. Вий шел и шел, пока наконец не остановился возле прибывшего сегодня старика в белом – жреца Световита, как вспомнил Иван. Старик поднялся со своего места и начал смотреть на Вия. Так они и стояли друг против друга, два таких разных старца. Молчали они довольно долго, внимательно изучая один другого. Наконец Вий первым нарушил тишину:

– Ты знаешь! – Было видно, что он не спрашивал, а утверждал.

– Догадался, – спокойно ответил старик.

– Но вслух произнести не можешь, – снова уверенно произнес Вий.

– Здесь, в этом месте, не могу, – сокрушенно согласился жрец.

Они снова молча посмотрели друг на друга.

– Я не могу рисковать, – наконец произнес Вий, явно что-то для себя решив, и указал на собеседника: – ОН!

Упыри кинулись к старику и вгрызлись в его плоть, но он, вместо того чтобы вопить и плакать, громко крикнул:

– УНИЧТОЖЬТЕ ЭТУ ЯМУ!

Все пленники с ужасом смотрели на страшную трапезу. Вий же, неспешно развернувшись, так же медленно пошел назад.

После того как упыри закончили поедать старика и разошлись, долго стояла гробовая тишина. Наконец Эйрик подошел к Ивану неуверенной походкой, еле переставляя негнущиеся ноги. Было видно, что эта сцена произвела впечатление даже на бывалого морского разбойника.

– Йован друг! – сказал он и приложил руку к сердцу. В этот раз он не улыбался.

Киев всегда был шумным и живым городом: в речном порту разгружались ладьи и торговые суда из далеких стран и ближних княжеств, по улицам, шумно переругиваясь между собой, везли свои телеги ямщики и купцы, сновал по делам разный люд. Киев, отец городов русских – именно отсюда пошла держава, когда князь Кий, ставший позднее первым русским царем, назвал этот город столицей своего царства. Все дороги вели сюда, каждый князек сюда ехал, каждый купец свой товар вез, пока не привели те дороги, на беду, Тугарина Змея, да не одного, а с ордой степняков. Но даже и он, взяв город решительным штурмом, огню его не предал, а, восхитившись красотой и взяв богатый выкуп, отошел восвояси.

Иван-царевич любил этот город не меньше, а то и больше иных его жителей. «Когда-нибудь и город, и все эти снующие по улицам люди – все станет моим», – подумал Иван. Основания для таких мыслей у Ивана имелись самые веские, потому как приходился он князю Владимиру старшим сыном и наследником, за что и называли его все Иваном-царевичем.

– Иванушка, ты не видел Царапку? – Младшая сестрица Аленушка отвлекла брата от государственных мыслей. Она вечно подбирала каких-то зверьков, в основном кошек, и носилась с ними как с писаными торбами. Зверьки взаимностью не отвечали и почему-то у Аленушки долго не заживались, хотя она разве что пылинки с них не сдувала.

– Опять небось помер твой зверек, – отмахнулся от сестры Иван и снова начал смотреть в окно.

– Только не Царапка, пожалуйста, – заплакала Аленушка, – Царапка – хорошая кошечка.

– Ну, может, убежала просто и вернется скоро. – Иван, увидев слезы на лице сестры, поспешил ее утешить.

– Не вернется, – обреченно вздохнула Аленушка, – они никогда не возвращаются.

– Есть у меня средство помочь горю твоему, – напустил на себя таинственности Иван.

– Это как? – Аленка вскочила бочком на окно и села рядом с братом.

– А вот сейчас Серый Волк как раз и должен принести, – снова проговорил загадочным голосом Иван.

– Кого, Иванушка? – изнывала от нетерпения Аленка.

– Зверя! – резко вскликнул Иван и, выпучив глаза, схватил сестру за бок, та взвизгнула и засмеялась. – Заморского зверя, который не убежит и которого случайно не раздавишь.

Зверя этого он заказал знакомому купцу давно, да лишь сегодня купеческая ладья прибыла наконец в порт. Приятель Ивана, которого все в шутку называли Серым Волком – соль шутки была в том, что был Волк не серым вовсе, а очень даже рыжим, да еще и страшно конопатым, – уже давно отправился за гостинцем и скоро должен был вернуться. Наконец они увидели Волка, бегущего вприпрыжку по улице и прижимающего к груди плетеное лукошко. Подбегая к терему, тот помахал Ивану в окне – мол, все в порядке.

– Ну что за зверь, Иванушка, ну скажи! – Аленка вся извелась, нетерпеливо ожидая, пока Волк поднимется по лестнице в горницу.

– Зверь заморский прибыл! – весело гаркнул Волк, заходя в комнату.

Иван рукой решительно отстранил сестру, попытавшуюся заглянуть в лукошко раньше положенного срока.

– Зверь заморский, как будто специально богами создан для тебя, Аленка, – начал торжественно декламировать Иван. – Бегать быстро не умеет, ест мало, и то одну траву, да еще его и не раздавишь так просто, потому как в панцире он родился, что рыцарь тевтонский. Да еще и живут они не один век.

– Зверь заморский ЦУРЛЮПАХ! – Волк торжественно достал существо из лукошка и положил перед Аленкой.

Зверь задумчиво постоял немного и медленно пошел вперед. Аленка придирчиво осматривала животное, склонив голову набок и высунув язык.

– Не годится, – наконец вынесла она вердикт.

Иван с Серым Волком переглянулись.

– Он же совсем не пушистый, – пояснила Аленка, – такой зверь – не интересный.

– Это потому, что он после долгого путешествия, – наконец нашелся Волк.

– Точно, – подхватил Иван. – Если его кормить хорошо и заботиться, цурлюпахи – они о-го-го какими пушистыми становятся.

– Что-то не верится мне, – нараспев протянула Аленка недоверчивым тоном.

– Ты разве не слышала поговорку «Пушистый как цурлюпах»? – широко раскрыв глаза, спросил Иван сестру.

– Не слышала я такой. – Аленка всем своим видом выражала крайнюю степень недоверия.

– Потому что маленькая еще, – осадил ее Иван. – Все купцы так говорят, кто в дальних странах бывает. Из цурлюпахов даже шапки меховые шьют, в Шамаханском царстве такая мода, я слышал.

– Не дам цурлюпаха на шапку, – Аленка схватила зверька в руки и прижала к себе, – я его обогрею, и он будет пушистый-пушистый.