На Ивана Растеряха смотрел пристальней всего: это был его первый совет, и от того, как он себя покажет, зависело многое. Растеряха готовился, если что, вмешаться, чтобы не дать Ивану совершить какой-нибудь ошибки: с дурака-шута какой спрос? Удобно быть шутом. Впрочем, все собравшиеся за столом, кроме, пожалуй, молодого Ростислава, отлично знали, что под личиной шута скрывается нечто гораздо большее. Многие даже напрямую к нему обращались, зная о крепких узах, связывающих шута и великого князя Владимира с детства. На людях же Растеряха всегда оставался тем, кого в нем и должны были видеть, – шутом, скоморохом. А то, что князь его шутки внимательно слушает, – ну так на то он и князь.

Сам Владимир сидел во главе стола, его живые умные глаза рассматривали сидящих за столом людей не менее пристально, чем глаза Растеряхи, а за спиной его привычно застыл верный Колыван.

– Ну что же, давайте вначале выслушаем, что нам Полкан расскажет. – Князь приветливо махнул боярину, призывая того подняться. – Давай, Полкаша, что мы про Кощея и его силу знаем, изложи кратко, но по существу.

Полкан степенно поднялся с места и начал излагать:

– Про самого Кощея мы знаем немного: какая-то сила у него появилась, но какая, то нам неведомо. Сидел он все эти годы в Черном замке безвылазно, потому и оценить его затруднительно. Пока что наличие каких-либо сил им не было продемонстрировано, разве что нечистью какой-то повелевать он умеет.

– Плохо, мало мы знаем, – разочарованно сказал Владимир, пристально глядя на Полкана.

– Шпионов послал немало, да никто не вернулся, – развел руками Полкан. – Живому среди мертвяков, видно, спрятаться не выходит, однако мысли насчет Кощея у меня все же имеются.

– Излагай, – разрешил Владимир.

– Кощей, он воеводой всегда был, а не воином, сам в боях никогда не участвовал, только руководил всегда. Так что думаю я, что сила его в голове, а не в руках.

– Я помню его, – раздалось кряхтение с левой стороны, это подал голос князь черниговский Святослав. Все взгляды устремились к нему, и Святослав продолжил:

– Кощей воин был хороший, хоть и не любил он мечом махать, это правда. Я однажды видел, как они с Финистом – Ясным Соколом в шутку на мечах забавлялись, так не сильно он Финисту уступал в мастерстве.

– Чего в шутку-то, – недоуменно спросил Ростислав, – чего не зарубил Финист Кощея?

– Плохо вас батюшка ваш учил, видать, – насупился Святослав, – это для простого люда мы из Кощея чудо-юдо лепим, а князьям знать следует, что Кощей тогда воеводой был у Финиста, и вместе мы на степь шли, мстить за Тугаринов набег. В Белой Веже он родился, возле Чернигова. Богатырем не уродился, но воином был всегда отменным и думать умел, потому воеводой и стал. С двенадцати годков он в седле и ни одной битвы или войны не проиграл пока.

– Что же он предал-то Финиста? – удивился Ростислав.

– Он ли? – протянул Святослав неохотно. Растеряха понял, что разговор надо в другую сторону вести, перехватил поудобней балалайку и, тренькая, тонким шутливым голосом пропел:

Князь Владимир сразу уловил главное:

– Верно, сам Кощей – не богатырь, а голова на плечах не только у него имеется, придумаем, как одолеть супостата. Давай, Полкаша, про войско его излагай.

– Змей у него есть, Горыныч. Большой, трехголовый, огнем дышит – вроде один.

– Вроде? – приподняв правую бровь, переспросил Владимир.

– Когда он войско Финиста сжег, один был точно. Жив ли сейчас тот змей – то никому не ведомо. А только много этих змеев отродясь не водилось: Черная гора их по одному рожает, так что змей – он либо есть, либо нет его.

– Давай дальше, Полкан, – поторопил его Владимир, – как мы змея одолеем, я вам расскажу позже, и даже покажем мы вам с Ильей.

Илья Муромец, услышав эти слова, согласно кивнул и коротко сказал:

– Одолеем змея.

– Два черных богатыря ему служат: Лихо Одноглазое и Идолище Поганое. Думаю, даже Колыван справится с любым из них, про Илью я уж и не упоминаю.

Растеряха мельком кинул взгляд на Колывана, но тот был совершенно спокоен, пропустив, похоже, мимо ушей «даже Колыван». Кстати, тут Растеряха был с Полканом не согласен. Илье Муромцу, конечно, Колыван не чета, про Святогора или Микулу Селяниновича даже не будем говорить – этим и Илья не чета. Но остальным Колыван вряд ли уступит силушкой.

– Ну и варколаков разных у него силой до пары-тройки полков, не больше, вурдалаков несколько десятков да десяток болотников. Ну и напоследок с ним тьма хана Бердибека, из степняков.

Услышав про Бердибека, Растеряха снова тренькнул на балалайке:

И снова князь Владимир на лету поймал самую суть:

– А не наследник ли Бердибек великого хана Картауса? Это как вообще понимать нам следует – на Василису степь пошла?

– Нет, великий князь, – Полкан достал свиток из сумки и протянул его Владимиру, – я запрос послал к Картаусу сразу, как узнал, что на границе степняков увидели, и вот его ответ.

Владимир развернул свиток и внимательно начал его читать.

– Если кратко, то понимать позицию Великой степи следует так: Бердибек хоть и сын Картауса, но сын младший, кто его в бою честном разобьет, тот врагом степи и Картауса лично не станет, ну а кого разобьет сам Бердибек, тот пусть не обижается.

– Картаус избавляется от младшего сына, чего тут понимать, – высказался Рогволд.

– Ну что же, это знак добрый, – согласно кивнул Владимир. – Пусть степь давно не та, что была при Тугарине, а все же ссориться нам сейчас с ними без надобности.

Неожиданно раздался тихий и спокойный голос Даниила Галицкого:

– Прошу прощения, но только ли у меня одного возникает вопрос: а что мы вообще обсуждаем? Войско Кощея разве на наши земли напало? Разве Василиса нас просит вмешаться? Что мы, Василису первый день знаем? Она всегда за спиной Микулы спрячется, чуть что, и будет оттуда кулачком своим маленьким грозить.

– Ну, набег мелкий Микула легко отразит, а тут, похоже, война намечается. Василиса воевать не умеет, да и нечем ей, а Микула – он один, всех не загонит, – не согласился с ним Святослав, спокойно глядя в холодные глаза князя Галицкого. Все знали о давнишней вражде-соперничестве галичан и черниговцев. Галицко-Волынское княжество было самым сильным на западе от Киева, а Черниговское – на востоке. Так они и тянули Киев каждый в свою сторону.

– Так звала или не звала нас Василиса? – снова спокойно спросил князь Даниил. На слова черниговского князя он не обратил ни малейшего внимания, его спокойные серые глаза смотрели пристально на князя Владимира.

Растеряха с неудовольствием отметил, как князь поежился под этим взглядом – не сильно, но все же заметно. Хоть и сам не любил князя Галицкого за взгляд его холодный, но сила за ним большая была, лучшая тяжелая пехота во всем Тридевятом царстве, а может, и во всех других, кто знает. Владимир же над всеми князьями стои́т, ему слабость никому нельзя показывать. Но Владимир, видно, и сам понял, что допустил небольшую промашку, и, тут же собравшись, спокойно ответил:

– Ну что же, князь Даниил задал хороший вопрос, давайте послушаем на него ответ. – Великий князь сделал жест Колывану, и тот отворил двери в покои. На пороге стоял дородный витязь в ладной кольчуге.

– Здравствуйте, князья да бояре, а также собратья-богатыри, – поздоровался вошедший витязь и поклонился.

– Здравствуй, Вольга, здравствуй, – радушно приветствовал его князь Владимир. – Заходи, рассказывай, как жизнь в царстве Тривосьмом, как живет-поживает сестрица моя Василисушка.

– Беда в царстве, князь, – ответил Вольга, – ворог напал.

– Ай-яй-яй, как нехорошо, – притворно всплеснул руками Владимир.