А все должно быть только по любви. И мы с Жорой все полюбовно решали и расстались полюбовно. В смысле, что квартиру я ему всю оставила. А как же? К нему ведь как раз родственники приехали, чтоб его убить. Потому что это не его родственники, а той жены, которой он не платил. А где же им всем жить? Они ведь Жоре и детей в подарок привезли, про которых он еще не знал.

А я к маме переехала. У нее на двоих — в самый раз. Девять соток и туалет рядом. Выйдешь через двор — и две остановки трамваем.

Вот в трамвае я как раз с Николаем и познакомилась. Мы с ним рядом сидели. Вернее, это я сидела. Он-то лежал. А тут контроль.

— Это, — говорят, — ваш?

Я говорю:

— А что?

— Если, — говорят, — ваш, пусть дышит в сторону и билет покажет!

— А если, — говорю, — не мой?

Они говорят:

— Тогда мы его заберем, потому что остальные тоже отказываются.

Я говорю:

— Вы так и будете везде забирать что плохо лежит? Ну, тут шум, крик, женщины заругались — те, которые еще не замужем, с теми, которые уже…

Ну, я Николая на себе с поля боя вынесла, из общежития выписала и к маме прописала. Прописала и стала его ждать. Потому что его все-таки забрали. Потому что он, оказывается, давно на доске висел: "Они мешают нам жить". Вот его на время и увезли, чтоб не мешал.

Он уехал, а зато Леша приехал. Вернее, пришел. Даже прибежал. Потому что его жена, которая на рояле, выгнала. Потому что он на Шуберта сказал, что это Шопен. И она его выгнала, и он ко мне прибежал, сказать, что все это из-за меня. Я говорю:

— Лешенька, не волнуйся.

И к ней побежала. И ей объяснила, что это все из-за меня, потому что, конечно, мне надо было его музыке учить, а я не учила и вообще на него не так влияла. Ну, они между собой и помирились. Между собой помирились, а со мной поссорились. Ну и правильно, сама виновата…

А тут как раз Николай вернулся, там из него сделали другого человека. Он теперь с сомнительными дружками не водится, а только с такими, у кого никаких сомнений. Вот он мне и говорит:

— А тебе уже пора как-то определяться. Жизнь, говорит, — надо прожить, чтоб не было мучительно больно!

Ой, как он так сказал, я прямо обалдела. Потому что я и сама всегда так думала, только сказать не могла. А вот Коля сказал! Прямо хоть в какую книжку вставляй!

Я ему хотела сказать, как я ему благодарна, но не успела, потому что он от меня ушел вперед, туда, где ему квартиру дали.

А у мамы на его месте теперь дети живут, но не его, а Жорины. Которые отовсюду понаехали, чтоб Жора им помог в жизни. А как он им поможет, когда он тут теперь не живет? Он отсюда переехал, где климат лучше и детей меньше: там от этого какой-то корень растет…

А перед отъездом меня встретил, говорит:

— Тебе как-то надо определяться, а то ни с чем останешься!

Господи, думаю, какая я везучая, что со мной всегда рядом умные люди были! Вот и сейчас. У Жориных детей уже внуки пошли. Один уже творить начал. Я его купаю, а он мне говорит:

— Тебе, бабушка, пора найти свое место в жизни! Время идет!

Господи, думаю. Какой мальчик смышленый! Мне б до этого вовек не додуматься! А он прав. Смышленый мальчик!

В конце концов, все — в твоих руках.

Или ты смело толкаешь дверь и попадаешь в этот мир, где у тебя появляется шанс стать первым, только первым, самым первым, или остаешься там, на улице, одним из тех, кто не решается рискнуть…

Я был не из тех, кто остается за дверью.

Рыжий был тоже не из тех.

— Будешь играть против меня? — спросил он с усмешкой. — Ну-ну! Попробуй!

Я тоже усмехнулся. Я был не из тех, кто п р о б у е т. Я был из тех, кто побеждает.

Брошен мяч. Белый, прыгучий шарик… Впрочем, нет, это был оранжевый мяч, "адидас". Стадион ревет. Сперва игра у меня не клеится. Рыжий смеется мне в лицо. Ему кажется, что игра уже сделана. Но я беру себя в руки. Я — Большой Майк, Суперзвезда Баскетбольной Площадки, Король Финта и Гений Дриблинга — показываю рыжему, что такое настоящая работа. Я сравниваю счет и на последней секунде в неповторимом прыжке вонзаю в корзину победный мяч.

Стадион неистовствует. Рыжий плачет в раздевалке. У меня нет для него утешений. Побеждает сильнейший — таков закон.

— Ничего, — бормочет рыжий. — Мы поквитаемся.

Я не удостаиваю его ответом.

…Моя рука лежит на ручке управления. Самолет идет на базу. Горючего в баках — на два плевка. И рыжие словно знают об этом. Трое рыжих истребителей против одного.

"Ладно, ребята. Посмотрим. Таких асов, как Коршун Майк, не так уж много в этом небе…"

Одного я убрал сразу — рыжая вспышка, и он исчез. Остались двое.

Они, видно, еще не понимают, с кем их столкнула судьба. Я бросаю машину в вираж, взмываю вверх, "бочка", "горка", "мертвая петля"… Вторая вспышка — и остается один рыжий. Он делает попытку уйти в облака, но я достаю его. Дымный след прочерчивает небо. Как всегда, победа за мной Коршуном Майком, Грозой Воздушном Океана!..

— Все равно, — криво улыбается рыжий, — все равно я тебя сделаю!..

И вот снова рев моторов. Но это не воздух — это земля содрогается от грохота гоночных машин. Автодром. Большие гонки. "Гран-при".

На старте я всегда спокоен. Спокойней всех. Недаром меня зовут Железный Майк — Гонщик Без Нервов.

Ревут моторы. Я иду вторым — рыжий сумел выскочить вперед. Но я спокоен и уверен в себе. Каждую микросекунду ощущаю я своим телом. Последний круг — пора! Я выжимаю из машины все, что можно, и еще столько же. Я поравнялся с рыжим. Я обхожу его! Я иду первым. Теперь все — теперь достать меня сможет только сам дьявол. Пусть теперь бесится рыжий, пусть бе…

Страшный грохот — и все гаснет. Это рыжий, не сумев обойти меня, таранил мою машину.

Теперь уже я говорю:

— Мы сквитаемся, рыжий, мы сведем счеты.

…Это очень просто. Два кольта и две мишени. Каждый служит мишенью для другого. Вот и все. Так выясняют отношения настоящие ковбои, когда дорога слишком узка для двоих.

— Мне кажется, — медленно говорю я, — на свете можно отыскать место, где твое присутствие было бы более желательным.

— Возможно, — цедит рыжий сквозь зубы. — Но это только мое дело!

Взлетают кольты!

Он довольно проворен, этот рыжий. То есть б ы л проворен. Я оказался слишком быстр для него. И слишком точен. Меткий Майк — так меня звали. Меткий Майк — Благородное Сердце Прерий.

— Ну, ребята, — обвожу я взглядом собравшихся зевак. — Кто следующий?

Но желающих нет. И, надвинув шляпу на самый лоб, я выхожу из салуна. Я ухожу, оставляя за собой поверженных врагов, раздавленных конкурентов, уничтоженных соперников.

…Дверь закрывается за мной. В поток прохожих попадаю я, в поток дождя, в поток повседневности. Я поднимаю воротник, твердой рукой достаю сигарету и закуриваю, прищурив верный глаз.

И медленно шагаю по улице, мышцы налиты сталью, взгляд холоден, пульс спокоен и четок. По улице идет Смелый-Быстрый-Меткий-Самый-Первый-В-Мире-Майк.

Он идет, уверенно глядя сквозь дождь, сквозь лица, сквозь витрины…

Вдруг — толчок в грудь.

— Ну куда лезешь-то? — слышу я. — Ну прям нелюди, ей-Богу, прут, не видют! С магазина не вытти!

— Извините, — говорю я.

— Нахал! — извиняет меня тетка. — Глаза разуй!

Я вхожу в магазин. Пельмени, кефир, батон…

Самообслуживание — это очень удобно. Вообще, после того как Нина окончательно ушла к этому своему рыжему, у меня появились новые привязанности — домовая кухня, кафе "Минутка", универсам. И салон игральных автоматов. Мир, полный рыжих. Мир, где неизменно первенствует Великолепный Майк…

— Здравствуйте, Миша, — говорит знакомая кассирша. — Два сорок.

— Здравствуйте, — говорю я, беру сдачу и выхожу на улицу.

Дубов живет в двухкомнатной квартире. Окна выходят во двор. Двор правильный квадрат, стороны которого образованы пятиэтажными домами. Посередине двора под навесом стоят мусорные баки. Каждое утро приезжает мусоровоз, баки с отходами увозят, на их место с грохотом ставят пустые. Дубов встает рано и, пока жена готовит завтрак, наблюдает за сменой баков. "Вот грохочут!" — думает он. Потом Дубов идет на кухню, включает репродуктор.