Литмир - Электронная Библиотека

Мы, пробывши в Вене около трех недель, расстались здесь с Витали и отправились в Россию. Вместе с нами выехал граф Толстой с своим семейством; мы до самой нашей границы делали дорогу почти вместе. В начале мая месяца 1809 года мы приехали в Городище. Достойно примечания, что в этот год мы видели три весны: в конце февраля месяца в Париже на улицах продавали уже букеты из фиалок, а в марте уже было зелено; выехали в апреле из Вены, где тоже деревья стали зеленеть, а приехав в Городище в мае, через несколько дней равномерно увидели, что деревья начали распускаться.

Я привез с собою, по совету Капелини, несколько кувшинов Егерской воды. Я донес государю о возвращении моем в Россию и просил позволения пробыть несколько времени в наших деревнях, где мне нужно пить еще привезенные со мною минеральные воды. Его величество приказал мне отвечать, что хорошо делаю, что не вдруг возвращаюсь в холодный петербургский климат, а что остановился провести лето в умеренном и тем приучить себя постепенно к перенесению холодного северного воздуха.

Через несколько недель приехали к нам в Городище зять мой, Алексей Николаевич Астафьев, сестрица Анна Федотовна, племянница Александра Алексеевна и привезли с собой дочь нашу Анну, которой был тогда четвертый год. Я несказанно был рад увидеться с моими родными, особливо с нашей дочерью Анной. Когда мы ее оставили, она не могла еще на ногах держаться, а тут увидели, что она ходила и все говорила, только по-своему, и собой была прелестна. Мы поручили тотчас дочь нашу воспитанию mademoiselle Anne. Я дал слово графу П. А. Толстому посетить его в Тульской губернии в селе его Троицком и исполнил свое обещание. Я пробыл у него несколько дней и возвратился в Городище, куда приехала графиня Марья Алексеевна Толстая с одним из своих сыновей и погостила у нас с неделю. Она не могла довольно налюбоваться красотой дочери нашей Анны и называла ее Грезовой картиной. В июле месяце того же 1809 года Бог даровал нам сына Владимира. Скоро после сего зять мой, сестрица и племянница отправились в Петербург, куда и мы возвратились, как скоро жена моя после родов оправилась. Государь изволил меня принять весьма милостиво и долго со мной разговаривал, входя во все подробности моего лечения, пребывания в чужих краях и семейного моего положения.

Глава IX

Назначение инспектором внутренней стражи — Заседание по вопросу о внутренней страже — Ее организация — 1812 год — Отъезд с государем в Вильно — Бал в Закрете — Окрестности Вильно — Государь отправляет Балашова к Наполеону — Начало кампании — Балашов у Наполеона — Укрепленный лагерь Пфуля — Отступление — Государь отправляется в Москву — Молебен в Успенском соборе — Речь государя московскому дворянству — Возвращение в Петербург — Назначение Кутузова главнокомандующим — Командировка в Волынскую губернию — Дорога — Винценгероде — Смерть Багратиона — Ямщики — Дела по хозяйству в Городище — Приезд в Житомир — Занятия по набору лошадей — Приезд графини Комаровской

В мое отсутствие для окончания начатых под моим распоряжением казенных строений учреждена была комиссия, которою управлял В. А. Пашков, бывший тогда членом военной коллегии. Образ жизни моей был единообразен до 1811 года, июля 7-го, когда я, по высочайшему приказу, назначен был инспектором вновь учреждаемой внутренней стражи и помощником по сей части военного министра, которым был тогда Барклай-де-Толли. Государь, прежде назначения моего, приказал мне рассмотреть постановление внутренней стражи и ее обязанности и с моими замечаниями передать военному министру. Потом все сие внесено было в Государственный совет и получило высочайшее утверждение. Барклай-де-Толли хотел, чтобы я носил звание дежурного при нем генерала по внутренней страже, но государь на сие не согласился, сказав:

— Граф Комаровский — мой генерал-адъютант, и я хочу, чтобы он был между мной и вами.

С начала последнего образования Государственного совета и учреждения Комитета министерств государь председательствовал сам всегда как в Совете, так и в Комитете министерств. Когда внесено было в Совет положение о внутренней страже, император приказал прочесть оное и сам объяснил выгоды сего учреждения, опорочивая прежнее постановление о губернских и уездных штатных командах тем, что они, будучи составлены из воинских нижних чинов, подчиняются статским чиновникам, как то: губернаторам и городничим, и что те нижние чины беспрестанно употребляются в партикулярные работы вместо отправления их служебных обязанностей; что в команды сии офицеры употребляются сенатом с гражданскими чинами; что вообще в тех командах нижние чины имеют только одно звание солдата, а потому, чтобы сии команды, войдя в состав внутренней стражи, получили образование, соответствующее их предназначению; они должны зависеть от военного министерства.

На сие Балашов, бывший уже министром полиции, просил и получил позволение объяснить свое мнение. Он старался доказать, что местное гражданское начальство, лишась способа действовать по своему усмотрению, часто не пропуская нимало времени, военною силою, не будет в состоянии отвратить могущие возникнуть важные беспорядки и сохранить спокойствие и тишину между обывателями, столь необходимые в благоустроенном государстве; что, по его мнению, внутренняя стража должна быть под непосредственным распоряжением местного гражданского начальства.

Сие мнение министра полиции, как известно, оставлено было без уважения. Однако же прение по сему предмету между государем и Балашовым, как говорили, продолжалось довольно долго, и сие заседание имело что-то конституционное. Главный предмет учреждения внутренней стражи состоял в том, чтобы при батальонах оной формируемы были рекруты, чтобы посредством оной препровождались в случае войны пленные, чтобы конвоированы были рекрутские партии с места их набора, в назначенное рекрутское депо, куда прикомандированы должны быть офицеры из внутренней стражи. На сии потребности прежде отряжались команды при офицерах из действующих войск; при самых рекрутских наборах находились прежде штаб-офицеры из армейских полков, которые должны были заменены быть штаб-офицерами из внутренней стражи. Пересылка арестантов всякого рода прежде возлагаема была на обывателей — повинность самая отяготительная, особливо в рабочую пору, — а сверх того, за упуски на пути арестанта сии несчастные подвергались тюремному заключению и часто невинному наказанию; названная повинность также вошла в обязанность внутренней стражи.

Сия огромная инспекция сначала разделена была на восемь округов; каждым командовал генерал-майор, на правах дивизионного генерала, на бригады и на полубатальоны, ибо они состояли тогда только из трех рот. Округ составляли несколько бригад, а бригады два или три батальона. Впоследствии времени число округов, по представлению моему, увеличилось до 11 и прибавлено по одной роте к каждому полубатальону, и оные получили название батальонов. В каждом губернском городе назначен находиться один батальон, который и носит имя того города; в каждом уездном городе учреждена инвалидная команда. Принято было за правило, чтобы в губернские батальоны поступали из армии нижние чины, определенные на службу из самих тех уездов. Сие соблюдалось, сколько было возможно. Для удобнейшего препровождения арестантов и пересыльных потом учреждены по большим трактам этапные команды.

По назначении меня инспектором внутренней стражи я часто имел счастие быть призываемым в кабинет государя. Его величество весьма много занимался сею вновь учрежденною им частью. Когда я представил императору первый месячный рапорт о вверенной мне сей обширной и по всей России, кроме Сибири, разбросанной инспекции, государь был чрезвычайно доволен. Как инспектор внутренней стражи я имел при себе канцелярию, состоящую из одного секретаря, двух чиновников, обер-аудитора и нескольких писцов. По званию моему, я мог иметь 4-х адъютантов, но сначала находились при мне только три: Преображенского полка барон Швахгейм, Семеновского — Дохтуров и Измайловского — Храповицкий.

35
{"b":"225023","o":1}