Нас возил г-н de la Bontraye к славному тогда физику Бееру; он наиболее занимался отводами громовых ударов, и у него сия часть так была усовершенствована, что в саду его находилась беседка на китайский манер, вокруг всей крыши коей было навешено множество колокольчиков, подобранных звуком в роде карилиона, и при малейшей электрической силе в воздухе сии колокольчики производили звон самый стройный и приятный; он делал сей опыт в бытность нашу у него. Беер, узнавши, что мы русские, и не из обожателей Наполеона, повел нас в свою спальню, снял со стены небольшую картину, под которой в стене сделано было отверстие, закрывавшееся небольшой жестяной дощечкой; он пожал пружинку, дощечка отскочила, и сквозь стекло, как у небольшой зрительной трубки, видно было изображение Людовика XVI, освещенное ярким светом, и он представлялся в некотором отдалении, совершенно как живой.
Мы видели славную во всем свете гобеленовую фабрику aux Gobelins (семьи Гобеленов); в ней ткали тогда Наполеона верхом, во весь рост.
Посетили также Императорскую консерваторию, где образуются музыканты, певцы, певицы, актеры, актрисы, танцоры и танцорки для всех национальных театров. Все первые из французов таланты в сих родах получили свое образование в сем превосходном заведении.
Из церкви Сен-Женевьев во время революции устроен пантеон, великолепнейшее здание во всем Париже, посвященное для принятия праха великих мужей, отличившихся на поприще жизни. Мы видели тут гробы, между прочими, Руссо и Вольтера. Вид с пантеона представляет весь Париж, как в панораме.
Тогда любопытство всех парижан привлекаемо было Тильзитскою панорамою, которая сделана была с большим совершенством, особливо для тех, которые там находились. На Немане виден был тот павильон, в котором встретились оба императора. По улицам города представлены были в параде наши гвардейские полки, которые объезжали верхом Александр и Наполеон с многочисленною свитою.
Мы ездили в Версаль; в каком состоянии я нашел сие всегдашнее и любимое пребывание французских королей! Видно было, что революция прошла через царские чертоги, которые, хотя несколько возобновлены Наполеоном, но уже нет и признака раззолоченных лож в королевском театре. Славные фонтаны совсем не существуют. Сказывали, что водопроводные свинцовые трубы все вытасканы из земли. Странно, что в бывших королевских комнатах сохранились портреты мадемуазель де ла Вальер и мадам Помпадур. Большой Трианон отделан Наполеоном; он ездил туда на охоту. Маленький Трианон, любимое жилище королевы Марии Антуанетты, совершенно почти разорен. Проводник наш, уроженец версальский, показывал нам в саду то место, где будто королева имела тайные свидания с кардиналом Роганом, чтобы получить от него известное драгоценное ожерелье. Так поддерживалась еще молва, помрачающая честь сей несчастной принцессы.
На возвратном пути мы останавливались в Сен-Клу; сей дворец был в весьма хорошем состоянии, ибо Наполеон часто в нем живал. Мы были в той оранжерее, из которой генерал Бонапарте, по возвращении своем из Египта, введенными им гренадерами принудил 500 членов национального собрания, имевших заседание в сей оранжерее, для спасения своей жизни выскочить в окошки.
Мимоездом в Париж мы осматривали главную фарфоровую фабрику в Севре. Оная превосходнее венской (в которой мы купили много фарфора для стола и для десерта) своими приятными формами и имеющимся секретом наводить на фарфор синий цвет, которому ни одна фарфоровая фабрика подражать не может; зато в ценах вещам никакого нет сравнения.
В аббатстве Сен-Дени, где до революции покоился прах толиких поколений французских королей, в наше время устроен был запасный магазин хлеба для продовольствия парижских жителей. Привратник соборной церкви, под сводами которой находились гробы королей, рассказывал нам, что за несколько дней перед тем приезжал Наполеон с кем-то сам-друг, чтобы осмотреть то место, которое он назначил для себя, велел зажечь свечу, взял ее в руку и пошел один в темное подземелье.
— Этот разбойник — без страха, — прибавил привратник.
Мы любопытны были видеть место, которое, по тогдашним соображениям, могло действительно вмещать в себе останки сего великого человека. Но сколь все человеческие предположения ничтожны противу неисповедимых судеб Всевышнего!
Мы хотели воспользоваться пребыванием нашим в Париже, чтобы найти гувернантку для дочери нашей Анны; и хотя Витали очень хорошего поведения, но он был весьма слабого здоровья и не мог быть гувернером при сыне нашем Егоре, то и для него нам нужно было иметь другого человека. Для дочери мы нашли m-lle Anne, пожилую девицу отменной нравственности. Она воспитывала старшую дочь Лукьяна Бонапарте. Из представлявшихся во множестве, желающих определиться к сыну нашему в гувернеры, мы решили взять m-r Place, который был весьма учен, но оказался впоследствии неспособным исполнять принятую им на себя обязанность. M-lle Anne должна была с нами ехать в Россию, a m-r Place весною приехал в Петербург морем.
Между тем война у австрийцев с французами казалась неизбежною; положение всех русских, находившихся тогда в Париже, сделалось затруднительным, ибо мы не знали, которую сторону возьмет наше правительство; нейтральною же оставаться России казалось невозможно. В таких обстоятельствах все почти наши соотчичи вознамерились оставить Париж. Мы решились в конце марта месяца 1809 года ехать опять в Вену.
Проезжая французские владения до реки Рейна, мы видели уже множество войск, идущих на границу. Я принял в Вене к себе в камердинеры одного из дезертиров французской армии, служившего в оной унтер-офицером, по имени Лапиер. Когда мы поехали в Париж, то я в своем паспорте назвал его Штейном, уроженцем из Курляндии, и так его все и называли. На возвратном пути мы остановились в городе Нанси, чтобы переменить лошадей; Лапиер сидел тогда на козлах четвероместной нашей кареты. К счастью, он купил еще в Вене для дороги шапку с длинными наушниками, которыми он завернул себе все лицо и оставил только одни глаза. Покуда нам закладывали почтовых лошадей, Лапиер узнает множество солдат того самого эскадрона, в котором он служил, ходящих вокруг наших экипажей. Каково же было его положение! Он сидел ни жив, ни мертв, ибо если бы он кем-нибудь из его сослуживцев был признан, то его бы взяли, и он был бы расстрелян.
В Страсбурге мы ходили смотреть в протестантской церкви мраморный монумент фельдмаршала де Сакса. Фельдмаршал изображен во весь рост, у ног его открытый гроб, куда уже он одною ногою вступил, и Франция, в виде женщины, его останавливает. В этой же церкви находится несколько столетий в стеклянном футляре совсем почти неповрежденное тело какого-то графа Нассау.
В Мюнхене баварского короля тогда уже не было, и все находилось в большой тревоге; однако же нам предложили осмотреть дворец; картины и прочие вещи были уложены в ящики. По всей дороге беспрестанный был проход войск. В городе Браунау, на австрийской Гранине, пришел ко мне комендант и сказал, что декларация о войне с французами уже публикована, и, узнавши, что я русский, весьма желал узнать, которую мы возьмем сторону. Я ему отвечал, что, так как я оставил давно Россию, мне вовсе неизвестны намерения нашего правительства. Комендант меня предварил, что мы найдем большое затруднение в почтовых лошадях и в самом проезде по дороге, и, действительно, мы часто должны были на станциях дожидаться по нескольку часов лошадей, а дорогой останавливаться, покуда пройдет колонна войска; особливо затрудняли нас понтоны и тяжелая артиллерия. Мы, можно сказать, вояжировали по военным этапам и окружены были с обеих сторон войсками, сперва как будто нас провожающими, а потом идущими к нам навстречу. За несколько станций до Вены мы встретили императора Франца и эрцгерцога Карла, едущих к своей армии на границу.
Как мы были рады, когда добрались до Вены! Мы остановились в трактире «У австрийской императрицы». Русских мы нашли в Вене очень мало. Граф П. А. Толстой находился там с своим семейством, и мы с ним почти всякий день видались. Начали получаться бюллетени из армии; первые были довольно благоприятны для австрийских войск. Трогательно было видеть молодую императрицу в черном платье и под таковым же вуалем, окруженную своим двором, ходящую в процессии пешком по разным монастырям для богомолья. Миссиею нашею управлял тогда советник посольства Анстет, чрез которого я узнал, что правительство наше скорее действовать будет противу австрийцев, нежели возьмет их сторону, и что на границе нашей собирается уже вспомогательный корпус наших войск французам, в 30 000 человек, под командой князя С. Ф. Голицына.
