– Зачем же позарились? – усмехнулся Жарков, поворачиваясь к ней.
Эге, а дамочка-то хороша! Очень даже аппетитная красотка – и ножки высший класс. А уж как обворожительно смотрит!
– Бес попутал, – томно проворковала красавица и призывно улыбнулась, как бы невзначай проведя языком по губам.
– А, ну это все меняет, – усмехнулся Жарков. Теперь понятно, каких приключений ищет эта «авантюристка». Что ж, она их получит!
– Я все вернула. Так я могу идти? – томно поинтересовалась обольстительница, даже не предприняв попытки встать.
– Боюсь, что нет, – ухмыльнулся Жарков. – Вы совершили преступление, я должен вызвать полицию.
– Зачем же сразу полицию? – игриво ответила красотка, одну за другой расстегивая пуговицы на шубке. – Можешь сам меня обыскать.
Шубка медленно поползла с полуобнаженных плеч.
– Я не убегу, – услышал он хрипловатый страстный шепот…
* * *
– Папа! Папочка! – Маша вихрем ворвалась на кухню и повисла у отца на шее. Не понимая, в чем повод для восторга, он вопросительно покосился на жену, но та лишь улыбнулась блаженной улыбкой и развела руками.
– Ого! Я смотрю, наше настроение улучшилось!
– Прости, я вчера не хотела… – виновато сказала Маша, поднимая на отца глаза. – Ты самый лучший!
И ты у меня самая лучшая, подумал отец с любовью.
Семья села за стол.
– Бери пирог, Машунь!
Девушка повернулась туда, куда с улыбкой указывала мама, и вздрогнула. На большом блюде лежал румяный мамин пирог, а рядом – нож. Тот самый нож, большой, широкий, острый…
Какой уж там пирог! В Машиной памяти промелькнула картина – она роняет на пушистый ковер спальни этот самый нож.
Но тут отец сделал телевизор громче.
– … правоохранительные органы изучают обстоятельства убийства в подземке, – раздался голос диктора. – Преступник столкнул на рельсы неизвестного мужчину. Нам удалось получить записи камер видеонаблюдения. На кадрах, которые вы видите, запечатлен момент убийства.
На экране возникло черно-белое, не слишком четкое изображение станции подземки. Маша увидела хмурого дядьку и девочку лет десяти, сидящих на скамейке. Она уже поняла – этот мужик и есть убийца, и сейчас на экране произойдет что-то страшное.
– Бедная девочка, – сочувственно сказала Маша. – Увидеть такое…
– Девочка? – мама покосилась недоумевающе.
– Ну вон, рядом с ним, – пояснила Маша.
Все пристально уставились на экран. Там на скамейке пустынной станции метро сидел мужчина. Неопрятный, небритый. И он был один.
Совершенно один.
– Маш, – внимательно глядя на дочь, сказал Вадим. – Там нет никакой девочки.
Он что, прикалывается? Но мама и брат дружными кивками подтвердили его слова. Значит… Они ее не увидели?!
А тем временем девочка на экране что-то говорила своему соседу. Жаль, камеры наблюдения не могли записать ее речь. Девочка говорила, и на лице мужчины читались сначала недоумение и страх, а потом возникла решимость. Он резко встал и быстро пошел к платформе, где стояли ни о чем не подозревающие пассажиры…
Догадка, озарившая Машу, была проста: да ведь родители не могут видеть эту девочку. Так же, как ребята не увидели Яна! И Киру… Да, пожалуй, и Киру. Теперь Маша все поняла. Настоящим убийцей в этом случае был вовсе не мужчина на скамейке.
– Наверное, показалось, – пробормотала Маша, глядя, как на нежном личике ребенка возникла не по-детски циничная ухмылка…
Да, ошибки не было.
* * *
Первым уроком в тот день был глубоко нелюбимый Машей английский, на который она, как всегда, опоздала.
– Извините, можно?
– Быстрее, Маша, – недовольно бросил учитель, и она тихонько юркнула на свое место рядом с Катей.
– Кто-нибудь переведет? – спросил «англичанин», закончив писать на доске какую-то фразу по-английски. Маша привычно втянула голову в плечи: максимум, что она могла, – это прочесть написанную фразу по слогам.
Дэн, видимо, решил ее выручить, поднял руку и перевел:
– «Душа моя мрачна».
– Спасибо, Даниил, – похвалил учитель. – Сегодня мы будем переводить стихотворение Джорджа Гордона Байрона.
Он стал писать на доске строки стихотворения.
Маша с нежностью посмотрела на Дэна, и тот поймал ее взгляд, ответив заговорщической улыбкой.
– Чего трубку не берешь?! Ты меня так напугала! – набросилась на нее Катя.
– Ты о чем?
– О сообщении твоем! – негодованию подруги не было предела. – С ума сошла так шутить?!
– Я тебе вчера не звонила…
– Да? Тогда что вот это такое?!
Катя выхватила свой телефон, нажала на клавишу и сунула Маше.
«Мне страшно! Я не знаю, что делать!..» – услышала девушка свой собственный, задыхающийся в отчаянии голос.
– Аверина! – раздался возмущенный учительский окрик. – К доске!
Маша вздрогнула, вернула телефон Кате и поплелась к доске.
– Займешься телефоном на перемене, – иронично заметил учитель. – Попробуй-ка исправить двойку.
Маша подошла к доске и попыталась прочесть то, что там было написано:
– Май соул из…
– Дарк, – шепнули из класса.
– Тихо! – прикрикнул Леонид Николаевич, стер написанное и протянул ей мел. – Пиши на доске.
Что писать, Маша понятия не имела. Она неуверенно поднесла мел к доске и вдруг…
Неожиданно девушку охватило странное состояние – это было похоже на транс, но теперь она все, все знала!
«My soul is dark – Oh! Quickly string, the harp I yet can brook to hear» [1] , – твердо и уверенно вывела ее рука. Это было так же легко, как и по-русски, но Машу нисколько не удивляли неожиданно появившиеся способности. Она просто делала то, что умела, причем умела хорошо. Все быстрее и быстрее девушка четко, уверенно выводила на доске стихотворение Байрона.
Учитель замер на месте, раскрыв от удивления рот, класс затаил дыхание. А Маша писала все быстрее и быстрее. Ее рука мелькала с такой скоростью, что никто не успевал за ней следить, и только ровные, без единой ошибки строки ложились на доску.
В классе воцарилась полная тишина – от Авериной такого не ожидал никто. Учитель так и стоял с отвисшей челюстью.
– Неожиданно! – очнулся он наконец. – Ты что, выучила стихотворение наизусть?
– I’ve got everything I need – not more, not less [2] , – не раздумывая, ответила Маша.
У педагога снова отвисла челюсть. Если стихотворение девчонка еще могла зазубрить наизусть, то вот так запросто шпарить английскими фразами, и кто – Аверина!
– Fine… Можешь повторить для всех?
– Не могу, – пробормотала она.
– Ладно, садись, «пять», – помолчав, он вынес, наконец, вердикт. Маша в полной тишине пошла на место. Да уж, подумал учитель, детишки всегда сумеют преподнести сюрприз.
Едва прозвенел звонок, Маша первая выскочила из класса. После необычного подъема она чувствовала себя отвратительно, нахлынула противная слабость, ей ужасно хотелось побыть одной, обдумать произошедшее.
– Маша!
Девушка обернулась. Прямо к ней с лучезарной улыбкой направлялся Дэн.
– Не знал, что ты любишь Байрона, – усмехнулся он.
Она любит Байрона? На этот вопрос Маша сейчас и сама не могла ответить. Мысли путались как в тумане.
– Да… наверное…
– Тогда у нас много общего, – заговорщическим тоном сказал Дэн, наклонившись и глядя ей прямо в глаза. – Увидимся вечером?
Ах да, вечеринка, дошло до Маши. О которой она за последними событиями уже успела забыть. И на которую она не пойдет…
– Я не пойду на вечеринку, – с тоской вздохнула она. – Родители не пускают.
– Да ладно, сбеги! – подмигнул Дэн и снова посмотрел ей в глаза долгим внимательным взглядом, который Маша не выдержала, смутившись донельзя.
– Не смотри на меня так, – опуская глаза, прошептала она.
– Как? – он ослепительно улыбнулся.Маша залилась краской и, ничего не ответив, поспешила прочь по коридору.
* * *
Ну почему, почему они не поторопились! Когда прозвенел звонок с урока, весь класс дружно повалил за дверь, и только Сашка Аверин с Андреем Жарковым списывали домашку и задержались на минуту. И эта минута стала роковой. Когда они наконец собрались, в пустой класс ввалились Серый с двумя дружками, и их гнусные ухмылки не сулили приятелям ничего хорошего. Точнее, Сашка вполне мог сбежать, он не интересовал Серого, своей жертвой эта троица уже давно наметила Андрея Жаркова.