Страх, злость, ненависть, отчаяние — на выбор. Но только не то, что заставило блондинку звонко отчеканить:
— Никак нет.
И добавить, с тщательно выдержанной паузой:
— Сэр.
169 часов 07 минут от перезагрузки системы
Еще одно, последнее сказанье, и…
Хотя куда уж там. Моим летописям еще долго не будет видно конца и края.
Не то чтобы я не доверял, скажем, Лёлику, в том, что касается списка комплектующих, но проверить все равно был должен. В силу служебных обязанностей, о которых, кстати, пока не имел ни малейшего представления.
Вот все имеется в наличии: инструкции на каждый чих персонала, регламенты по обслуживанию, графики профилактических работ, своды правил по приему и отправлению «гостей базы», многостраничные талмуды проведения каких-то церемоний — видимо, крайне важных для каждого конкретного сословия местных граждан, и еще куча всякой всячины. А памятки собственно для коменданта, что и к чему, не нашлось.
Я искал долго. Терпеливо просматривая документ за документом. Просто тыкая наугад. Черта лысого, и то не нашел.
Спрашивать? Пробовал. Осторожно, чтобы не вызывать дополнительных подозрений в собственной профнепригодности. Что получал в ответ? Растерянные гримасы, невнятное бормотание или, в лучшем случае, встречные уточняющие вопросы.
Конечно, всегда есть адъютант, который… Которая знает все. Или удачно делает вид, что знает. Но с той минуты, как ее функции свелись к неотступному следованию за мной по территории всей базы, разговаривать по душам хочется все меньше и меньше.
Вот сейчас она наверняка подпирает стену у входа на мостик, ожидая либо меня, либо моего распоряжения. Почему не заходит внутрь? Видимо, так положено. Кем или чем? Правилами внутреннего распорядка. Ее внутреннего.
Хотя пусть и стоит там. Все равно в спецификациях здешних скобяных изделий она вряд ли разбирается настолько хорошо, чтобы дать дельный совет.
«Крепежный комплект для нагревателя охладителя, двенадцать штук». Хорошо, пусть будет.
«Крепежный комплект для охладителя нагревателя, двенадцать штук»…
Это ведь не одно и то же? А обозначение составляющих похоже. До последней цифры. Так почему сразу было не написать: вот этой хрени отсыпать две дюжины?
С Болеком все оказалось гораздо проще. Поскольку основная двигательная пара временно находится в состоянии глубокой консервации, а для обеспечения энергоснабжения используется источник питания, территориально и функционально базирующийся в отделяемом модуле…
В общем, не надо ему ничего. Ага, пока основной движок не попробует запустить и не выяснит, дышит тот или уже нет. А запуск может быть осуществлен только и исключительно по получении прямого приказа из порта или с борта приписки. Если я, конечно, правильно понял мучительно долгие объяснения нашего кочегара.
Жорик заявил, что все необходимое у него имеется. Мол, не извольте беспокоиться, вашбродие. И в принципе, памятуя о подробностях нашего знакомства, ему вполне можно поверить: не стал бы нарываться без причины. Поэтому на повестке дня у меня оставались лишь нужды слесаря.
А впрочем, есть еще кое-что, одинаково относящееся ко всем троим.
Твинчи.
Вернее, их вопиюще неухоженный вид.
Они как-никак тоже входят в состав персонала базы, являются существами разумными, осуществляют определенные действия в соответствии с командами своих операторов. То есть, строго говоря, хоть и подсобные, но все-таки рабочие. Так где же их спецодежда?
— Мэйдэй, мэйдэй…
С другой стороны, что на них можно нацепить? Не комбинезоны же. Маечки-трусики? Ага, если для половинчиков вообще употребимо разделение конечностей на руки и ноги. Нет, тут нужно что-то вроде попонки. Вот только как ее описать в рапорте, чтобы читающим было понятно? Может, нарисовать?
— Мэйдэй, мэйдэй…
В наушнике на самом деле кто-то стонет, или мне чудится? Ну-ка, увеличу громкость.
Пять секунд тишины. Десять секунд тишины. Двадцать.
— Всем, кто нас слышит…
Что за чертовщина? Голос идет на фоне помех, но слова различаются вполне четко. И не означают ничего хорошего.
— Просим помощи…
Это я уже понял. А если судить по кодовому слову, тем, кто попал в неизвестные неприятности, помощь пригодится любая. Если, конечно, медузы не схалтурили или не решили надо мной подшутить. В очередной раз.
— Степень повреждений: «феникс»…
А вот тут моих познаний уже явно не хватит, придется просить помощь зала.
— Общий сбор на мостике. Расчетное время — три минуты.
169 часов 27 минут от перезагрузки системы
— Товарищ Джорег, можете сделать общим достоянием трансляцию, которую я получаю вот сюда? — Стучу указательным пальцем по наушнику.
— Никак нет, вашбродие!
Ответ быстрый, четкий, в своем роде исчерпывающий. Но совершенно меня не устраивающий.
— Почему?
— Частота командного состава, вашбродие! Не положено!
Просто прекрасно. Кто-то где-то погибает, а знаю об этом только я? Нет, так мы не договаривались!
— Хорошо, тогда перескажу своими словами.
— Сэр!
Что я вижу? Сомнение на лице адъютанта? Ах да, вопиющее нарушение правил и все такое… Но другого выхода у меня нет. Разве только отправиться спать, предварительно зашвырнув наушник куда подальше.
— Вы потом мне доложите, сколько пунктов вашего устава я послал лесом, хорошо? Сейчас важнее другое.
Они, конечно, ни в чем не виноваты. Особенно в моей некомпетентности. Но наверняка знают, как надо действовать. А я — понятия не имею.
— Нас просят о помощи. Точнее, не совсем и не только нас. Любого, кто слышит. И я рад бы не посвящать вас всех в подробности, тем более секретные…
Стоят. Смотрят. Каждый вроде бы со своим обычным выражением лица, но появилось и нечто общее. Объединяющее.
— Кто-то терпит бедствие. Понятия не имею, кто и где: все, что могу — повторить сообщение. И надеюсь, вместе мы разберемся, что происходит.
Первой реагирует адъютант. Предельно официально и бесстрастно:
— Прошу санкцию на доступ к диапазону закрытых частот.
Все бы хорошо, но ни черта не понимаю.
— Я что-то конкретное должен сделать?
— Дать согласие.
— Каким образом?
Хоть бы раз ее светлые глаза моргнули…
— Ваше слово.
Вот так просто? А без нудного ритуала обойтись нельзя?
— Разрешаю.
— Сержант!
Жорик разводит руками, и пространство мостика заполняется паучьими сетями информации. Блондинка ныряет в хаос светящихся линий и символов, останавливаясь примерно посередине.
— Местоположение?
Радист ненадолго скрывается за сполохами молний и рапортует:
— Объект в четвертом коридоре!
— Вижу, — подтверждает адъютант, то ускоряя, то замедляя карусель данных вокруг себя. — Шаг пеленга?
— Двадцать кабельтовых!
— Следующая точка склонения?
— Две минуты!
— Выход из канала?
— Через пять… шесть арок — самое большее.
Даже не пытаюсь догадываться, о чем они говорят. Поэтому не сразу понимаю, что следующий вопрос блондинка адресует мне:
— Уровень поражения?
— А?
— Они должны были указать.
Степень повреждений, что ли?
— «Феникс».
— Вы уверены?
— Да.
Повисает тишина, и калейдоскоп светлячков замирает на месте.
— Это плохо?
— Такой уровень поражения означает, что объект равновероятно способен спастись или погибнуть.
Обычное дело. Пятьдесят на пятьдесят: либо будет, либо нет. Зачем же делать из закона жизни трагедию?
— Это что-то меняет?
— Решение.
— И каким же образом?
— Нет регламента. Нет правила. Все действия — на страх и риск.
То есть можно помочь, но точно так же можно и не помогать? С чистой совестью?
Нет, не получится. Голос в наушнике все еще звучит. И я буду продолжать слушать его до… Конца, каким бы он ни получился.
