Фунт презрения.

— Ах так? Тогда брысь отсюда!

Ну да, как же, послушаются они. Хотя, если начать с заводилы… Только где ж его теперь найдешь, в этом муравейнике?

И не надо на меня с ногами забираться!

Тррринь-тинь-тинь.

Еще один стоп-кадр. Кромешная тишина, в которой раздаются шаги. Приближающиеся.

— Ай, горит-горит-горит!

И верно. Последняя партия оладушек испорчена. Негритята, годящиеся только на выкидыш.

— Где горит, многоуважаемый?

Вдвоем они смотрятся просто замечательно. Я, наверное, тоже представляю собой занимательное зрелище, потому что слесарь и кочегар, увидев меня, синхронно замирают, вливаясь в общую скульптурную группу.

Так мы и стоим, таращась друг на друга, пока взгляд Лёлика не ухватывает оладушек в лапе одного из пауков-переростков.

— Где взять?

Паук что-то верещит в ответ и нехотя протягивает свою добычу кочегару. Тот берет печеное тесто двумя пальцами, просматривает на свет, принюхивается.

— Ай, шайтан…

Рот у него гораздо большего размера, чем у многоногих коротышей, поэтому оладушек не просто исчезает, а проваливается внутрь, как в бездонную пропасть.

— Ай, шайтан!

— Смею предположить, многоуважаемый, что подобная реакция означает…

Коротыши, те, у кого в лапках еще оставались плоды моего кухонного труда, как по команде запихнули еду в себя и быстро-быстро задвигали челюстями.

— Товарищ Боллог, вас не затруднит дать некоторые разъяснения? И пожалуйста, на этот раз словами. Если можно.

— Как пожелает маэстро.

— Эти… — мохнатые затылки, шевелящиеся у меня под коленями. — Это… Они вообще кто?

— Твинчи.

— А что они здесь делают?

— Всё.

Потрясающе исчерпывающая информация. В фирменном стиле адъютанта.

— Товарищ Боллог…

— Обслуга. Чернорабочие. Гайки в ведре.

О, а вот и она, легка на помине!

— Вы, наверное, догадываетесь, что ваши слова мне ровным счетом ничего не…

В присутствии блондинки почему-то никто не хочет задерживаться: бочком к выходу отступают и Лёлик с Болеком, и пауки-переростки, да так ловко и быстро, что через полминуты в кухне не остается никого, кроме меня и моей надсмотрщицы.

— Не догадываюсь. Знаю.

Это называется «злой умысел». С которым я ни черта не могу поделать.

Она проходит, устраивается за столом, прямо напротив. Смотрит на плиту и невинно интересуется:

— В этом доме кормят всех?

Ну и что прикажете делать? Только вздохнуть и спросить:

— Оладушку?

62 часа 08 минут от перезагрузки системы

Любезная моя Катерина Матвеевна…

Тьфу.

Дорогой дневник!

Народная мудрость оказалась права. Как всегда. Чем дальше я углубляюсь в здешний лес, тем толще партизаны, которые попадаются на моем пути. То есть объективные обстоятельства.

Общение с адъютантом напоминает рыбалку в самом нудном ее воплощении, когда сначала на хлеб и все, что завалялось в карманах, выуживаешь разную мелочь, а потом насаживаешь уже ее на крючок в надежде поймать рыбку покрупнее. Одна только разница: с ихтиофауной такой метод чаще всего срабатывает, а в моем случае…

Нет, кое-какие результаты достигнуты.

Например, удалось узнать, что твинчи — побочная ветвь развития расы инчей. Правда, все стало не в пример понятнее? Вот и я о том же.

Инчи построили базу, на которой я сейчас обретаюсь. Они вообще много чего построили, лет так примерно за триста двадцать до моего рождения. А потом им то ли надоело, то ли ударились в собственный аналог буддизма и забросили производство предметов, предназначенных для военных действий. Вот тут на сцену вышли их младшие родственники, твинчи. Половинчики.

С самого начала их было слишком мало для того, чтобы заниматься хоть строительством, хоть обслуживанием всего, что уже построено, и малыши, видимо, в погоне за наживой и славой, решились на зловещий эксперимент по совершенствованию процесса размножения.

Что можно сказать? У них получилось. Но, как водится, не совсем и не во всем то, что задумывалось.

Вылупляться они стали целыми группами, от дюжины до трех, а то и пяти, только одновременное развитие наложило свои ограничения: мозг тоже разделился на всех. Поровну.

Так и вышло, что каждый твинч по отдельности не стоил практически ничего. Правда, и вместе они не становились умнее, потому что комочки серого вещества в их головах нельзя было скоммутировать напрямую. Пока не обнаружилось…

В каком-то смысле им повезло гораздо больше, чем мне, поскольку по уровню эволюционного развития твинчи вошли в общее информационное поле давным-давно, задолго до проведения генетических изысканий. И совершенно случайно выяснилось, что каждая группа может быть замкнута на своего рода оператора, становясь в прямом смысле слова коллективным разумом, к тому же многоногим и многоруким.

На базе таких операторов трое: Лёлик, Болек и Жорик. Правда, последний пока отсутствует, поэтому его подопечные шатаются где ни попадя, ведя себя, прямо скажем, бездумно. Кочегар со слесарем, конечно, пытаются присматривать за брошенными на произвол судьбы зверушками, но выходит это не всегда. Вот, скажем, намедни…

Я всего лишь захотел принять ванну.

Если есть вода, почему бы ей не воспользоваться в полной мере? А то стандартный душ хоть и выполняет свою функцию, но чувствуешь себя в нем машиной на автомойке, а не человеком.

Найти подходящую емкость стоило отдельных трудов. В конце концов нечто похожее обнаружилось в пищеблоке, и я мужественно пропустил мимо ушей пояснения адъютанта на тему того, как в действительности используется углубление, открывающееся в полу.

Но понежиться долго не получилось: едва я растянулся во весь рост, пожаловали гости. Была маленькая надежда, что чистая вода, в отличие от еды, их не заинтересует… Ага. Зря губы раскатывал.

Сначала бесхозные половинчики выстроились вокруг моего импровизированного бассейна и загалдели друг с другом, видимо, обсуждая невиданное доселе действие. Потом самый заводной из них потрогал лапкой воду, обнаружил, что ей можно брызгаться, и — понеслась…

Последний вдрызг мокрый твинч был пойман только пару часов спустя, и то удалось это сделать лишь на приманку в виде печенек. С другой стороны, тренировку кулинарных навыков вкупе с очередной экскурсией по вверенной территории можно записать в актив, благо есть чем и на чем это сделать.

Конечно, таскать с собой планшет суперкарго не очень удобно: все-таки еще лишних килограмма три в довесок к палке-ковырялке, но роскошь делать пометки на ходу искупает неудобство. Правда, исчирканными пленками завешена уже половина стен на мостике, и когда они закончатся… Стены, имею в виду.

Ой, что-то я отвлекся на лирику. Нехорошо. Нужно срочно возвращаться в рабочее русло.

Дорогой дневник!..

88 часов 25 минут от перезагрузки системы

— Нашальник! Нашальник! Вставать надо, однако!

Когда над тобой кто-то нависает, это по меньшей мере неприятно. Когда подобное упражнение проделывает Лёлик, это еще и опасно, потому что не знаешь, какая гадость прольется или просыплется на тебя из карманов, отродясь не застегивающихся даже на пуговицу.

— Мы не взяли бы на себя дерзость нарушать уединение маэстро, если бы не чрезвычайные обстоятельства, настоятельно требующие вашего личного участия в…

Впрочем, неизвестно, кто из них хуже: замусоленный слесарь или кочегар с его многословными конструкциями. Подозреваю, что на самом деле Болек изъясняется еще более витиевато, и медузы передают его речь лишь в первом приближении.

Придется справиться о происходящем у того, кто хотя бы всегда отвечает по существу.

— Адъютант…

— Идти надо.

— Куда? Зачем?

Она не имеет привычки снисходить до объяснений и просто поднимает меня на ноги. За шиворот. Демонстрируя физическую силу, явно чрезмерную для женщины ее роста и комплекции. И в каком-то смысле это тоже опыт. Обидный, но полезный. Если уж она таскает меня, как котенка, страшно подумать, на что способен кто-нибудь более внушительных габаритов.