Ричард грустно улыбнулся.

— Боюсь, совсем одурел от напряжения. Похоже, я затащил тебя сюда лишь затем, чтобы ты полюбовалась пейзажем. Извини.

Френсис расслабила натруженные мышцы. Откинула со лба отсыревшие волосы, подставила лицо прохладному вечернему ветерку.

— Зато ты сможешь разобраться в пересечениях всех этих троп, — сказала она.

Ричард как раз этим и занялся. На седловине, казалось, пересекались все опоясывающие холм и гору тропинки. Вот только удалось бы побыстрее спровадить Френсис обратно в Пертисоу, да луна была бы такая же светлая, как прошлой ночью, тогда по горным тропам он без труда оказался бы позади дома. Отсюда четко проглядывались обе тропинки. Прежде всего можно было бы воспользоваться тропой, шедшей на восток в сторону Пертисоу, по ней легко взобраться на седловину, откуда по тропинке, пересекавшей гору в западном направлении, можно выйти к задворкам дома. Тропинка переходила в петлявшую между деревьями проезжую дорогу, которая опоясывала дом с тыла. С нее легко подкрасться и к самому дому. Тут пригодился бы Форнлей, в горах он хорошо ориентировался. На него можно было бы положиться. Он оглядел горные тропы и постарался их запомнить.

Рядом растянулась Френсис, подперев щеку руками, она разглядывала росший вокруг лес. Ее взгляд скользил по четко очерченной тропе, сбегавшей между деревьями с седловины по направлению к дому. Наверное, эта тропа начиналась в долине возле мостика. Ей хотелось взглядом пронзить деревья, увидеть, что творится в верхней комнате за стенами этого дома. Она сравнивала свое поведение во время прощания с фон Ашхенхаузеном с поведением Ричарда, результат был безрадостным. Работу она посчитала законченной, остается лишь отправить телеграмму, убраться отсюда и предаться радостям отдыха. Она поверила рассказу про собаку, потому что хотела ему поверить; то было подсознательное желание избавиться от осложнений, избежать дальнейших неприятностей. Теперь ясно, до радостей и отдыха еще очень и очень далеко. От правды не уйдешь, то была не собака, этот случай она запомнит надолго, как и безумные вопли, оглушившие ее в Нюрнберге в еврейской аллее.

Она насторожилась.

— Что это? Ричард, я что-то вижу там, внизу.

— Где? — Он посмотрел вдаль в сторону дома. Тропа, возле которой они лежали, извивалась и пропадала в лесу. За деревьями поднимался дымок от трубы.

— Там, внизу. Посмотри. Тропа сворачивает… возле деревьев. Ричард, это собака.

Ричард стиснул ей руку, это прикосновение ее успокоило.

— Она нас увидела, — сказал он.

Собака бежала к ним по тропе, остановилась, посмотрела назад. Показались двое мужчин, и опять собака помчалась вперед.

Они увидели фон Ашхенхаузена и его чернявого напарника. Тропа была достаточно широка, оба шли рядом. Палок у них не было, руки были глубоко засунуты в карманы. Разглядывали холм, где сидели Ричард и Френсис. Раз они остановились, чернявый бросил взгляд на дорогу, пересекающую западную оконечность горы, но его внимание привлекло всего-навсего животное. Взгляд у него не цепкий, это хорошо, подумал Ричард.

— Не кипятись, Френсис. Они пока нас не заметили.

Фон Ашхенхаузен и чернявый снова остановились, а потом разошлись в разные стороны. Фон Ашхенхаузен сошел с дороги и начал взбираться по отрогу холма. Двигался он неторопливо, но даже издали было видно, что навыками альпинизма он владеет. Он вскарабкался на вершину и оказался на том самом месте, куда думал добраться Ричард. Последний позлорадствовал, что на восточном склоне холма, по которому немец намеревался спускаться, изящество его манер несколько потускнеет. Очевидно, они хотели их окружить. Чернявый упорно пробирался по тропе к седловине, где он притаился с Френсис; впереди бежала собака.

Времени на раздумья не оставалось, они осторожно покинули свое укрытие за скалами и начали отступать вниз по слегка покатой поверхности. Положение фон Ашхенхаузена осложнялось тем, что его спутник оказался не столь опытным альпинистом. Френсис и Ричарду это было на руку. Мышц у чернявого оказалось больше, чем ума. А значит, обдурить его будет нетрудно. Нужно использовать ложе потока; это единственная надежда скрыться. Главное, спрятаться среди валунов и кустов, что покрывают берега ручья, а потом затеряться среди полей и перелесков, окружающих Плейтцах — тогда опасаться будет нечего. В вину им можно поставить лишь то, что с отрога холма они разглядывали дом. Если фон Ашхенхаузен не обнаружит их на возвышенности, они найдут возможность объяснить свое позднее возвращение в Пертисоу. Немцу придется довольствоваться приведенными оправданиями, опровергнуть их он не сумеет. Но все планы неминуемо рухнут. За ними днем и ночью будут следить.

Если поднимаясь на седловину, Френсис благословляла траву, стелющуюся у нее под ногами, то сейчас она чуть ли не рыдала от радости. Она могла опрометью нестись по земле и, что имело особое значение, бежать бесшумно. Отчаяние борьбы охватило ее, подобное чувство она испытывала ребенком, когда спасалась от преследования во время игры в ковбоев и индейцев. Сейчас это была не игра, но страх, что мускулы, не выдержав огромного напряжения, подведут ее, ощущение, будто ноги прилипают к земле, остались прежними. Надо бежать быстрее, еще быстрее, но тело отказывается подчиниться требованиям разума. Ей захотелось спуститься на землю, удары сердца грохотали в ушах, невозможно было вздохнуть. Ричард, стиснувший ей руку, когда они впервые увидели собаку, продолжал тащить ее за собой. Они оказались возле пересохшего ручья.

Бежать стало невозможно, приходилось карабкаться, их окружало нагромождение камней. Ричард больше не держал ее за руку; надо было цепляться за огромные валуны. Они замедлили ход, так как нужно было соблюдать тишину. Ричард благодарил бога, что, отправляясь в гости, они надели туфли на резиновой подошве вместо тяжелых, подбитых массивными гвоздями горных ботинок.

Чернявый все еще не взобрался на вершину возвышенности; фон Ашхенхаузен также еще не взошел на хребет отростка. Скалы все теснее сжимали пересохшее ложе ручья, Ричард оглянулся. Слава всевышнему, ни с выступа возвышенности, ни с седловины их теперь было не различить. Преследователи отстали. Но собака продолжала бежать. Она приметила их сверху и, не дожидаясь чернявого, бросилась вдогонку. Она не лаяла. Жуткое впечатление производили ее сосредоточенные усилия, ее рассчитанные мощные прыжки, когда она, перемахивая через островерхие скалы, безошибочно приземлялась на гладкие валуны. Изгибы и повороты не позволяли собаке разогнаться, на крутобоких валунах она гасила скорость, припадая на свои сильные задние лапы. Но с пути не сбивалась.

Ричард торопил Френсис. Они миновали место, где идущая по склону холма дорога вплотную подходила к ручью, куда идти дальше, они не знали. Ручей все глубже впивался в тело горы, ползучие горные деревца разрастались на скалистых берегах. Здесь двигаться можно было проворнее, грохот голышей раздавался не столь гулко. Камни под ногами были острые и неровные; во всяком случае, они досаждали псу. Неожиданно поток обогнул массивную скалу, и они увидели, что горловина резко оборвалась. Перед ними оказался обрыв, по которому весной поток каскадом водопадов обрушивался в долину.

Они посмотрели друг на друга, пряча охватившее их души, отчаяние. Слева вздымалась отвесная гора; справа на высоком, поросшем кустами берегу громоздились скалы, похожие, по выражению Френсис, на каменоломню. Они оказались в ловушке.

Френсис инстинктивно попятилась от обрыва. Ричард стоял, обратив взор к горе, он выискивал малейшую зацепку, которая помогла бы им выбраться На тропу, ведущую в сторону Пертисоу. Скала была обнаженной, со скудной растительностью, но если человека по дну пересохшего ручья преследует собака, его взгляд приобретает особую остроту, и, невзирая на высоту отвесных берегов, он будет карабкаться до тропы, петляющей между спасительных деревьев и кустарников. Выбора во всяком случае не было.

Вдруг позади они услышали надсадное дыхание пса. Он добрался до валуна, лежащего на берегу потока, и балансировал на нем, сверкая глазами, плотоядно ощериваясь. Как раз в тот миг, что они оглянулась, собака напрягла мышцы, изготовилась прыгнуть. Ближе к ней находилась Френсис. За ее спиной Ричард зашипел: