- Какой теплый прием в столь холодную погоду, префект, - ответил я. - Жители города, по крайней мере, были рады меня видеть. - Слова "по крайней мере" я особо подчеркнул.
- Мы все, все очень рады, что Август счел возможным возвысить тебя и прислать к нам в знак своей благосклонности к Галлии. - Флоренций был невысок, лицо смуглое, с резкими чертами. Особенно мне запомнились его жилистые, волосатые, как у обезьяны, руки.
- Август будет рад узнать, что ты одобряешь его решение, - сухо проговорил я и, пройдя мимо него, уселся в единственное кресло в зале, стоявшее на небольшом возвышении. Мой поступок произвел впечатление: офицеры переглянулись. Флоренций, однако, сохранял невозмутимый вид, хотя я демонстративно сел в его кресло. - Представь своих офицеров, префект, - продолжал я настолько сдержанно, насколько позволял мне мой темперамент. Флоренций повиновался. Первым он представил мне Марцелла, начальника штаба галльской армии. Тот небрежно отдал мне честь. Следующим был Невитта, голубоглазый силач-франк с мощным, как труба, голосом, отличный командир. Сейчас он сопровождает меня в походе, но тогда во Вьене он выказал мне такое презрение, что я понял: если сейчас же не дам достойного отпора, мне следует отбросить все помыслы о власти. Либо я цезарь, либо ничто. Повернувшись к Флоренцию, я, тщательно подбирая слова, заговорил: - Префект, мы не настолько удалились от столицы, чтобы цезарю не оказывали надлежащих почестей. Хотя наши войска отброшены от Рейна, здесь не полевой лагерь, а столица провинции. Впредь получше наставляй офицеров в верности воинскому долгу, а сейчас покажи им личным примером, как должно себя вести в присутствии царственной особы.
Сам Констанций не сделал бы лучше, и, честно говоря, мой высокомерный тон соответствовал моему душевному состоянию. Я не сомневался, что приехал в Галлию на верную гибель, и был намерен умереть как можно достойнее, не посрамив высокого титула.
Флоренция мои слова удивили. Офицеров они испугали, а Оривасия просто поразили… Удивительно, какое наслаждение испытываешь в те редкие минуты, когда удается каким-нибудь поступком поразить старого друга.
В замешательстве Флоренций промедлил с исполнением моего приказа. Тогда, стараясь как можно точнее подражать Констанцию, я поднял правую руку и, указывая пальцем на пол перед собой, грозно изрек:
- На нас пурпур.
Гремя доспехами, военные пали предо мною на колени. Флоренций, с перекошенным от злобы лицом, последовал их примеру и поцеловал край пурпурной хламиды. Так началась наша с ним вражда, которой было суждено продлиться целых пять лет.
Констанций вовсе не был намерен фактически передавать мне власть над Галлией. Мне предназначалась чисто церемониальная роль: хотя государь не может прислать для защиты Галлии войско, он, по крайней мере, прислал своего кровного родственника с тем, чтобы перепуганное население провинции, сплотившись вокруг него, могло дать захватчикам отпор. Вся реальная власть принадлежала Флоренцию. Он командовал армией из Вьена, а его гонцы осуществляли связь между разбросанными по Галлии легионами. В то время большинство из них отсиживалось в крепостях: германцы держали в осаде все сколько-нибудь значительные города и укрепления от Рейна до Северного моря.
Не далее как в прошлом году я разбирал секретные архивы Констанция (занятие, должен заметить, увлекательное, хотя и не всегда приятное, особенно когда читаешь, что о тебе говорят за глаза) и наткнулся на инструкции, данные им Флоренцию. Когда я с ними ознакомился, мое отношение к префекту изменилось в лучшую сторону. Оказывается, он всего лишь исполнял указания императора. Констанций писал ему (я цитирую по памяти, так как документы остались в Константинополе), что его "возлюбленный брат цезаря Юлиан" - новичок в военном деле и не имеет никакого административного опыта. Посему Флоренцию надлежит неустанно поучать и наставлять новоиспеченного правителя, оберегая от злонамеренных советчиков и неверных решений. Другими словами, меня следовало обучить азам науки управления. По той же причине мне не дозволялось командовать войсками; кроме того, император предписывал преторианскому префекту следить, не проявляю ли я "амбиций", - чисто римское слово, эквивалента которому нет ни в одном языке. Означает оно честолюбивые устремления, могущие повредить престолу.
В первый год моего пребывания в Галлии я действительно многому научился - не только военному делу, но также искусству молчать и терпеливо ждать своего часа. В этом я вполне мог бы потягаться с самим Одиссеем. На военный совет меня не допускали, но время от времени мне докладывали в общих чертах стратегическую обстановку. Она была неутешительной. Хотя галльская армия была достаточно велика, Флоренций и не думал проверить ее в бою. Мы бездействовали. К счастью, Кнодомар следовал нашему примеру. Он так и не предпринял обещанного наступления и тем самым показал, что ему вполне достаточно прирейнских земель и крупнейших галльских городов. Я жаждал схватиться с ним в бою, но под моим началом не было ни единого солдата, не считая моей, с позволения сказать, доблестной охраны, прибывшей со мной из Италии. Кроме того, я крайне нуждался в деньгах. Обещанное жалованье должно было поступать ежеквартально, но комит государственного казначейства вечно запаздывал с выплатой. Поэтому первый год в Галлии я жил почти исключительно в долг - а в долг дают не так-то легко, когда ходят слухи, что ты в немилости и тебя в любой момент могут отозвать. Я был также раздражен, узнав, что моя вилла оказалась вовсе не дворцом цезаря, а просто домом для гостей, где обычно останавливались прибывшие с официальным визитом должностные лица. Сам дворец стоял на берегу Роны; там жили в роскоши Флоренций и его многочисленный двор. Флоренций жил, как цезарь, а я - как бедный родственник, но многое искупало общество Оривасия, а в марте из Афин приехал Приск.
Приск: Мне хотелось бы кое-что добавить к рассказу Юлиана о его взаимоотношениях с Флоренцием. Мне всегда казалось, что Юлиан злится на него без серьезных на то оснований. Хотя преторианский префект и был скуповат, это не мешало ему быть умелым политиком. Точнее говоря, он просто неукоснительно выполнял указания императора. Правда, несколько раз он не отказал себе в удовольствии публично унизить Юлиана. Помнится, однажды, во время смотра войск, цезарю не нашлось места на помосте, и ему пришлось принимать парад "своей" армии, стоя в толпе в окружении старух, продававших горячие сосиски. Думаю, так Флоренций отомстил Юлиану за его выходку при их первой встрече.
Констанцию следует отдать должное… почему мы так стремимся обелить злодеев? Возможно, подсознательно мы испытываем чувство неловкости, понимая, что они, со своей стороны, думают о нас то же самое, хотя и исходят из своих, противоположных нашим, интересов и взглядов. Так или иначе, Констанций был совершенно прав, не позволяя юнцу безо всякого административного или военного опыта взять на себя командование в войне, которую чуть было не проиграли военачальники намного старше и, возможно, умнее. Никому из нас в голову не могло прийти, что Юлиан - гениальный полководец, кроме, пожалуй, его самого. Между тем, вспоминая его победы в Галлии, я почти готов уверовать в этого его Гелиоса.
Поначалу Юлиан жил на вилле у городской стены, и жизнь его мало отличалась от той, что он вел в Афинах. Его, так сказать, двор насчитывал едва ли сотню человек, включая рабов. Еда была скудной, не говоря уже о вине, но зато какие мы вели увлекательные беседы! Оривасий заботился о том, чтобы мы не болели и не унывали. Уже в те времена он водился со всякими колдуньями, у которых заимствовал рецепты снадобий и проверял их на нас Общество Евферия также было приятным.
Забавно, что Юлиан упомянул о моем приезде, но ни словом не обмолвился о значительно более важной персоне, прибывшей во Вьен накануне нового года, - о своей жене Елене. Я не присутствовал при этом событии, но мне рассказывали, что она прибыла в сопровождении многочисленной свиты цирюльников, портных, поваров и евнухов. Вслед за свитой тянулся обоз, груженный нарядами и драгоценностями. Мне думается, Елена так до самой смерти и не оправилась от шока, который испытала, оказавшись в холодных, неприветливых покоях нашей виллы. А Юлиан был к ней очень добр, но недостаточно внимателен. Он мог, бывало, выйти из-за стола и удалиться, забыв о жене, или в присутствии Елены принять решение о поездке в близлежащий город, а потом забыть включить ее в свою свиту. По-моему, он ей нравился куда больше, чем она ему. Не то чтобы она была ему неприятна - нет, просто он был к ней абсолютно равнодушен. Сомневаюсь, что он часто исполнял свои супружеские обязанности, но, как бы то ни было, за четыре года брака с Юлианом Елена дважды забеременела.
