— Ник говорит, точно сказать нельзя, все зависит от погоды. Но он велел мне не волноваться на этот счет. — Ее пальцы лениво пробежали по струнам арфы.

Почти тотчас же у входа в стойло появились двое детей.

— Ты снова будешь петь? — спросила маленькая вертлявая девочка лет шести в сильно поношенном платье.

В волосах ее застряли соломинки.

— А ты бы этого хотела?

Вместо ответа детишки вошли и уселись по обе стороны от нее. Я думал, что Кеттл будет возражать против вторжения, но она ничего не сказала, даже когда девочка удобно устроилась рядом с ней. Кеттл начала выбирать у нее из волос солому крючковатыми пальцами. У малышки были темные глаза, в руках она сжимала куклу. Когда девочка улыбнулась Кеттл, я понял, что они хорошо знакомы.

— Спой ту, про старуху и свинью, — умолял мальчик.

Я встал и поднял мой узел.

— Мне нужно поспать, — извинился я.

Неожиданно я понял, что просто не в состоянии находиться в обществе детей.

Я нашел пустое стойло у двери в амбар и улегся там. У очага все еще шумели пилигримы. Очевидно, ссора так и не угасла. Старлинг спела песню про старуху, изгородь и свинью, потом про яблоню. Я услышал, как еще несколько человек подошли, чтобы послушать музыку. Подумав, что разумнее с их стороны было бы поспать, я закрыл глаза.

Было уже совсем темно и тихо, когда Старлинг наступила мне на руку и кинула свою сумку чуть ли не мне на голову. Я ничего не сказал, даже когда она легла рядом со мной. Она расстелила свое одеяло так, чтобы закрыть и меня, и подлезла под край моего. Я не двигался. Внезапно она вопросительно коснулась моего лица.

— Фитц, — прошептала она.

— Что?

— Насколько ты доверяешь Нику?

— Я уже сказал тебе. Совсем не доверяю. Но, думаю, он доведет нас до гор. Хотя бы из профессиональной гордости, если других причин не найдется. — Я улыбнулся. — У контрабандиста должна быть безупречная репутация. Он приведет нас туда.

— Ты рассердился на меня сегодня? — спросила Старлинг и добавила: — Ты так серьезно посмотрел на меня утром.

— Волк мешает тебе? — прямо спросил я.

— Так это правда? — Она говорила очень тихо.

— А ты в этом сомневалась?

— В истории о Даре… да. Я думала, это просто злобная ложь. Сын принца — Одаренный… Ты не похож на человека, который разделяет свою жизнь с животным. — Ее тон не оставлял никаких сомнений относительно ее отношения к этому.

— Что ж. Однако я таков. — Искра гнева сделала меня откровенным. — Он для меня все. Все. У меня никогда не было такого верного друга, который мог бы не задумываясь отдать за меня жизнь. И больше того. Одно дело умереть ради человека, а другое дело жить ради него. Это то, что он дает мне. Такую же преданность, как та, что я испытываю к своему королю.

Я задумался. Я никогда не говорил об этом такими словами.

— Король и волк, — еле слышно проговорила Старлинг. — А больше ты никого не любишь?

— Молли.

— Молли?

— Она дома, в Бакке. Она моя жена. — Я испытал странную гордость, произнося эти слова. Моя жена.

Старлинг села, и меня обдало волной холодного воздуха. Я тщетно пытался натянуть на себя одеяло, когда она спросила:

— Жена? У тебя есть жена?

— И ребенок. Маленькая девочка. — Несмотря на холод и темноту, я улыбнулся, говоря это. — Моя дочь, — прошептал я просто для того, чтобы услышать, как это звучит. — У меня есть жена и дочь дома.

Она снова легла рядом со мной.

— Нет, — яростно отрицала она. — Я менестрель, Фитц. Если бы бастард женился, об этом бы говорили. На самом деле ходили слухи о Целерити, дочери герцога Браунди.

— Мы с Молли не звонили о нас во все колокола, — объяснил я.

— А, я поняла. Ты вовсе не женат. У тебя есть женщина, вот что ты хотел сказать.

Эти слова укололи меня.

— Молли моя жена, — отрезал я, — во всем, что имеет для меня значение.

— А в том, что имеет значение для нее? И ребенка? — тихо поинтересовалась Старлинг.

Я глубоко вздохнул.

— Когда я вернусь, это будет первое, что мы сделаем. Сам Верити обещал мне, что, когда он станет королем, я смогу жениться на ком захочу. — Я ужаснулся от того, как свободно разговариваю с ней. Но что такого страшного произойдет, если она будет знать? А мне становилось легче от возможности говорить об этом.

— Так что, ты идешь искать Верити?

— Я иду служить своему королю. По возможности я помогу Кетриккен и ребенку, наследнику Верити. А потом отправлюсь дальше, в край за горами, чтобы найти и вернуть моего короля. Он прогонит красные корабли от побережья Шести Герцогств, и мир вернется к нам.

На мгновение наступила тишина, если не считать воя ветра за стенами амбара. Потом менестрель весело фыркнула:

— Сделай хоть половину этого, и я получу свою балладу о герое.

— Я не хочу быть героем. Я только сделаю то, что должен, чтобы быть свободным и жить собственной жизнью.

— Бедный Фитц. Никто из нас не свободен.

— Мне казалось, что ты делаешь все, что хочешь.

— Да? А мне кажется, что каждый шаг, который я делаю, несет меня все глубже в болото, и чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее погружаюсь.

— Как это?

Она усмехнулась:

— Оглянись. Вот я, сплю на соломе и пою, чтобы заработать ужин. Рискую в надежде на то, что мне удастся пересечь реку и попасть в горы. И если я пройду сквозь все это, разве я достигну своей цели? Нет. Я так и буду волочиться за тобой, пока ты не совершишь что-нибудь, достойное песни.

— Тебе незачем делать это, — сказал я, несколько испуганный такой перспективой. — Ты можешь идти своим путем и жить как обычный бродячий менестрель. Похоже, ты неплохо с этим справляешься.

— Неплохо. Неплохо для бродячего менестреля. Ты слышал, как я пою, Фитц. У меня недурной голос и проворные пальцы. Но во мне нет ничего выдающегося, а это необходимо, чтобы получить место замкового менестреля. Если допустить, что через каких-нибудь пять лет вообще останутся замки. У меня нет никакого желания петь для экипажей красных кораблей.

Некоторое время мы оба молчали, погрузившись в раздумья.

— Видишь ли, — продолжила Старлинг, — у меня больше никого нет, ни родителей, ни брата. Мой старый учитель и лорд Бронз, мой господин, умерли, когда сгорел замок. Пираты не тронули меня, приняв за мертвую; если бы не это, я бы сейчас с тобой не разговаривала. — Впервые я услышал в ее голосе намеки на прошлый страх. Она помолчала, думая о том, в чем ей не хотелось признаваться. Я повернулся и посмотрел на нее. — Я должна полагаться только на себя. Сейчас и всегда. Только на себя. Сколько еще я могу петь за монетки в трактирах? Если хочешь хорошо жить в старости, нужно получить место в замке. И только по-настоящему великая песня может помочь мне в этом, Фитц. А у меня не так уж много времени. — Ее голос стал тише, дыхание потеплело. — И поэтому я пойду за тобой. Похоже, что героические события совершаются на твоем пути.

— Героические события? — усмехнулся я.

Она придвинулась ко мне.

— Великие события. Отречение принца Чивэла. Триумфальная победа на острове Олений Рог. Разве не ты спас королеву Кетриккен от «перекованных» в ночь перед охотой Королевы-лисицы? И есть песня, которую бы хотела написать я. В ней не говорилось бы о заговоре в ночь коронации принца Регала. Посмотрим… Воскрешение из мертвых, покушение на жизнь Регала прямо в замке Тредфорда и успешное бегство. Уничтожение полудюжины его гвардейцев голыми руками, закованными, впрочем, в кандалы… Похоже, зря я не пошла за тобой в тот день. Но у меня остаются неплохие шансы присутствовать при чем-то подобном, если я просто буду держаться за подол твоей рубахи.

Я никогда не думал обо всем этом как о перечне моих подвигов. Я хотел возразить и сказать, что не хотел ни одного из них, что просто попал под жернова истории. Но я только вздохнул:

— Все, чего я хочу, это вернуться домой к Молли и нашей маленькой дочери.

— Она, наверное, тоже об этом мечтает. Это, должно быть, ужасно, все время раздумывать, когда ты вернешься, если только вообще вернешься.