Да. Гнев Молли, по-видимому, внезапно угас. Она села на кровать и, когда я подошел и сел рядом с ней, не оттолкнула меня. Я взял ее руку и задержал в своей ладони. Тысячи мыслей смешались у меня в голове. Как Пейшенс ненавидела пьянство Баррича. Как Баррич вспоминал ее маленькую собачку и то, как она всегда носила ее с собой в корзиночке. Усердие, с которым он всегда следил за своей внешностью и поведением. «Если ты не можешь видеть женщину, это не значит, что она не может видеть тебя». О Баррич! Лишнее время, которое он все еще отдавал чистке лошади, на которой Пейшенс теперь так редко ездила. По крайней мере, хотя бы Пейшенс вышла замуж за любимого человека и получила несколько лет счастья, пусть и омраченного политикой. Но все равно несколько лет счастья. Что будет у меня и Молли? Только то, что сейчас есть у Баррича?

Молли прижалась ко мне, и я долго обнимал ее. Вот и все. Почему-то в этом безмолвном объятии в ту ночь мы были так близки, как не были уже очень давно.

Король Горного Королевства Эйод занимал трон на протяжении всех лет войны с красными кораблями. После смерти старшего сына короля — Руриска — его единственной наследницей оставалась дочь Кетриккен. Она должна была стать королевой, или «жертвенной», как говорят в горах, после ухода ее отца. Таким образам, ее брак с Верити не только означал появление надежного союзника в тылу, но также обещал, что впоследствии «седьмое герцогство» присоединится к королевству Шести Герцогств. Горное Королевство граничит только с двумя Внутренними герцогствами, Тилтом и Фарроу, и это делает территориальную целостность Шести Герцогств особой заботой Кетриккен. Ее воспитали как «жертвенную». Долг перед своим народом был для нее важнее всего. Став будущей королевой Верити, Кетриккен стала считать народ Шести Герцогств своим народом. Но то, что в случае смерти ее отца люди Горного Королевства снова будут называть ее «жертвенной», не могло не волновать ее. Как смогла бы она исполнять свой долг, если бы Фарроу и Тилт стояли между ней и ее народом не в качестве части Шести Герцогств, а в качестве враждебного государства?

На следующий день разразился сильный шторм. Он был проклятием и благословением. По всему побережью в такой день можно было не бояться пиратов, но в одном замке оказались запертыми две разные по величине группы возбужденных солдат. Повсюду в замке чувствовалось присутствие герцога Бернса и было совершенно незаметно присутствие Регала. Когда бы я ни забрел в Большой зал, герцог Браунди был там, неустанно расхаживая взад-вперед или бесстрастно глядя на пламя очага. Его дочери ходили за ним по пятам, как сторожевые барсы. Целерити и Фейт в силу молодости не могли скрыть нетерпения и гнева. Браунди просил официальной аудиенции у короля. Чем дольше его заставляли ждать, тем сильнее было нанесенное оскорбление. Это был намек, что дело, которое привело Браунди в Олений замок, не так уж и важно. То, что герцог все еще находился в Большом зале, было явным знаком его сторонникам, что король до сих пор не счел нужным поговорить с ним. Я видел, что котел медленно начинает закипать, и думал, кто же будет ошпарен сильнее всех, когда кипяток хлынет через край.

Я в четвертый раз совершал осторожный осмотр зала, когда появилась Кетриккен. Она была одета просто: длинное прямое пурпурное платье и мягкая белая накидка. Ее волосы были распущены и свободно лежали на плечах. Она вошла со своим обычным пренебрежением к церемониям. Ее сопровождали только маленькая служанка Розмари, леди Модести и леди Хоуп. Даже сейчас, когда Кетриккен немного подружилась с прочими своими леди, она не забыла о том, что эти две дамы не оставили ее в дни одиночества, и часто оказывала им честь, приглашая сопровождать ее. Я не думаю, что герцог Браунди узнал свою будущую королеву в этой просто одетой женщине, которая подошла прямо к нему.

Она улыбнулась и приветственно подняла руку. Таким образом горцы обычно приветствовали своих друзей. Я сомневаюсь, что она понимала, какую честь оказывает ему или как много сделал этот простой жест, чтобы смягчить для него горечь ожидания. Уверен, что лишь я один видел усталость на ее лице и круги под глазами. Фейт и Целерити мгновенно растаяли, очарованные таким вниманием к отцу. Чистый голос Кетриккен разнесся по Большому залу. Он был слышен у каждого очага. Как она и хотела.

— Дважды за нынешнее утро я навещала нашего короля. Сожалею, но оба раза он был… нездоров. Надеюсь, что ожидание не показалось вам слишком долгим. Я знаю, что вы захотите говорить о вашей трагедии и обо всем, что следует сделать, чтобы помочь вашему народу, с самим королем. Но сейчас, пока он отдыхает, я подумала, что вы, может быть, захотите присоединиться ко мне, чтобы немного подкрепиться.

— С удовольствием, моя леди, королева, — ответил Браунди.

Она уже многое сделала, чтобы пригладить его взъерошенные перья. Но он не был человеком, которого легко очаровать.

— Я рада, — ответила Кетриккен.

Она повернулась и, слегка наклонившись, что-то шепнула Розмари. Маленькая служанка кивнула, повернулась и убежала быстро, как кролик. Все заметили ее уход. Через несколько мгновений малышка вернулась, на этот раз во главе процессии слуг. Они принесли и поставили перед большим очагом стол. Была расстелена белоснежная скатерть, а в центре стола установили миску с одним из миниатюрных комнатных садиков Кетриккен. Появился отряд кухонных слуг, каждый из которых ставил на стол кубок с вином или блюдо с конфетами либо поздними фруктами. Это было так великолепно организовано, что казалось почти волшебством. В один миг столы были накрыты, гости рассажены, и в Большой зал вошел Меллоу Сладкоголосый со своей лютней, уже что-то напевая на ходу. Кетриккен кивнула своим леди, предлагая присоединиться к ним, а потом заметила меня и пригласила тоже. Она позвала и других, сидевших у очагов, почтив этим приглашением не самых родовитых или богатых а тех, кого, как мне было известно, она полагала интересными собеседниками. Так, среди приглашенных оказался Флетч, знавший множество охотничьих историй, и Шелле, девушка одного возраста с дочерьми Браунди. Кетриккен села по правую руку от герцога. Я снова подумал, что она не понимает, какую честь оказывает ему таким расположением.

Когда собравшиеся немного насладились едой и беседой, она сделала знак Меллоу, чтобы он бренчал чуть потише, и просто сказала:

— Мы слышали только голые факты ваших новостей. Не поделитесь ли вы с нами тем, что выпало на долю Причального?

Браунди немного помедлил. Он пришел к королю со своей жалобой, чтобы тот выслушал ее и принял меры. Но как он мог отказать будущей королеве, которая так приветливо обошлась с ним? Браунди на мгновение опустил глаза, а когда заговорил, голос его был хриплым от сдерживаемого волнения.

— Моя леди, королева, нам нанесен тяжкий удар.

Все голоса за столом быстро стихли. Все головы повернулись к герцогу. Я знал, что люди, выбранные королевой, были к тому же внимательными слушателями. Когда он приступил к своему повествованию, за столом не было слышно ни звука, кроме тихих сочувственных восклицаний или сдавленных проклятий в адрес пиратов. Один раз Браунди ненадолго умолк, но потом, по-видимому, решился и сообщил, что жители разоренного города послали просьбы о помощи и тщетно дожидались ответа. Королева выслушала его без возражений. Когда горестное повествование герцога подошло к концу, ему явно стало легче, просто оттого, что он высказал все, что накопилось у него на душе. Несколько долгих мгновений все молчали.

— Многое из того, что вы рассказали, я слышу в первый раз, — промолвила Кетриккен. — И все это очень плохо. Посмотрим, что по этому поводу скажет наш король. Нам придется подождать, чтобы услышать его слова. Но я могу сказать уже сейчас, что мое сердце полно скорби за мой народ. И гнева. Я обещаю вам, что сделаю все, что в моих силах. И мой народ не останется без крова перед надвигающейся зимой.