— Следы были хорошо заметены, — пробормотал Баррич, когда вернулся Хендс. Я знал, что он говорит не о лисице.

Когда этой ночью я поднимался в замок, ноги мои были налиты свинцом, и не меньшая тяжесть лежала на сердце. Я не хотел представлять себе, что чувствует Кетриккен, и также не хотел думать, о чем судачат в караульной. Я стянул с себя одежду, упал на кровать и мгновенно провалился в сон. В снах меня ждала Молли, и это был единственный покой, который я знал.

Вскоре меня разбудили. Кто-то колотил в мою запертую дверь. Я встал и открыл ее. На пороге стоял заспанный паж, его послали вызвать меня в кабинет Верити. Я сказал ему, что знаю дорогу, и отослал досыпать. Поспешно одевшись, я помчался вниз по ступенькам. Что еще за несчастье на нас свалилось?

Верити ждал меня. Огонь в камине был почти единственным источником света в комнате. Волосы у принца были всклокоченные, и он натянул халат на ночную рубашку. Ясно было, что он и сам только что встал с постели, и я сжался, ожидая услышать новости, которые он собирался сообщить мне.

— Закрой дверь, — скомандовал он мне кратко.

Я закрыл, а потом подошел и встал перед ним. Я не мог понять, сердитым или веселым был блеск в его глазах, когда принц внезапно спросил:

— Кто эта Леди Красные Юбки и почему она мне снится каждую ночь?

Я потерял дар речи. Я отчаянно размышлял, насколько глубоко он проникал в мои сны. От смущения у меня кружилась голова. Если бы я стоял голым на глазах у всего двора, я бы не чувствовал себя хуже.

Верити отвернулся и издал звук, который можно было принять за смешок.

— Ну, мальчик, не то чтобы я не мог понять тебя. Я не хочу влезать в твою тайну. Это ты ее в меня вбиваешь, особенно эти последние несколько ночей. А мне нужно спать, а не вскакивать с постели в лихорадке от твоей… любви к этой женщине. — Он внезапно замолчал.

Мои щеки пылали жарче любого камина.

— Так, — сказал Верити смущенно, — садись. Я собираюсь научить тебя хранить свои мысли так же, как ты умеешь держать свой рот на замке. — Он покачал головой. — Странно, Фитц, что ты временами можешь полностью закрыться от моей Силы, а по ночам выплескиваешь свои самые личные желания, как волк, воющий в лесу. Я думаю, это происходит из-за того, что с тобой сделал Гален. Если бы мы могли это исправить! Но мы не можем, и я буду учить тебя, чему могу и когда смогу.

Я не шевелился. Ни один из нас не смел поднять глаза на другого.

— Подойди сюда, — грубовато повторил Верити. — Сядь здесь, рядом со мной. Смотри в огонь.

На протяжении часа он давал мне упражнение, которое я должен был повторять. Оно сохраняло бы мои сны при мне или, скорее, обеспечивало бы отсутствие снов. С упавшим сердцем я понял, что потеряю даже мою воображаемую Молли так же, как потерял настоящую. Он почувствовал, как я помрачнел.

— Ну, Фитц, это пройдет. Держи себя в узде и терпи. Это можно сделать. Возможно, настанет день, когда ты будешь мечтать о том, чтобы твоя жизнь была так же свободна от женщин, как сейчас. Я вот мечтаю.

— Она не хотела заблудиться, сир.

Верити уничтожающе посмотрел на меня:

— Намерения не меняют результатов. Она будущая королева, мальчик. Она всегда должна думать не один, а три раза, прежде чем сделать что-нибудь.

— Она сказала мне, что Легконожка кинулась за лошадью Регала и не слушалась узды. За это вы можете винить Баррича и меня. Предполагалось, что мы вышколили эту лошадь.

Он внезапно вздохнул:

— Наверное, так. Считай, что я тебя отругал, и скажи Барричу, чтобы нашел моей леди менее норовистую лошадь. Пусть ездит на ней, пока не научится. — Он снова тяжело вздохнул. — Полагаю, она воспримет это как наказание. Она грустно посмотрит на меня своими огромными синими глазами и не возразит ни слова. Что ж, ничего не поделаешь! Но разве так необходимо было убивать и весело рассказывать об этом? Что подумают о ней мои люди?

— У нее вряд ли был выбор, сир. Разве лучше было бы, если бы она умерла? Что же до людей… Солдаты, которые первыми нашли нас, сочли ее отважной. И сильной. Неплохие качества для королевы, сир. А женщины вашей стражи особенно тепло говорили о ней, когда мы возвращались. Теперь они признают леди Кетриккен своей королевой гораздо искренней, чем если бы она была рыдающим трусливым существом. Они не раздумывая последуют за ней куда угодно. В такое время, как наше, королева с кинжалом способна дать людям больше мужества, чем женщина, которая увешивает себя драгоценностями и прячется за стенами замка.

— Возможно, — тихо сказал Верити. Я чувствовал, что он не согласен. — Но теперь все узнают о «перекованных», которые собираются вокруг Баккипа и Оленьего замка.

— Они также узнают, что решительный человек может защититься от них. А судя по тому, что говорили ваши стражники, когда возвращались, я думаю, что спустя неделю «перекованных» станет гораздо меньше.

— Это мне известно. Некоторые будут убивать своих родных. «Перекованные» они или нет, но мы проливаем кровь своего народа. Я надеялся, что моим стражникам не придется убивать моих же людей.

Небольшая пауза возникла между нами, когда мы оба отметили, что ту же работу он без всяких угрызений совести поручил мне. Убийца. Вот подходящее слово для меня. У меня нет чести, которую следовало бы хранить, понял я.

— Неправда, Фитц, — ответил Верити на мою мысль. — Ты хранишь мою честь. И я уважаю тебя за это. Ты делаешь то, что должно быть сделано. Грязная работа, тайная работа. Не стыдись того, что тебе приходится делать, чтобы сохранить Шесть Герцогств. Не думай, что я не ценю твою работу только потому, что она должна оставаться втайне. Сегодня ты спас мою королеву. Этого я тоже не забуду.

— Ей не очень-то требовался спаситель, сир. Думаю, что даже одна она бы выстояла.

— Что ж. Мы не будем думать об этом. — Он помолчал, потом сказал, замявшись: — Я должен наградить тебя, знаешь ли. — Когда я открыл рот, чтобы возразить, Верити поднял руку, останавливая меня. — Я знаю, что ты ничего не требуешь. Я также знаю, что между нами уже так много всего, что ничто не может быть равноценным моей благодарности. Но большинство людей ничего об этом не знают. Разве ты хочешь, чтобы в городе говорили, что ты спас жизнь королеве, а будущий король даже не счел нужным выразить тебе свою признательность? Но я в растерянности, не знаю, что тебе подарить… Это должно быть что-то заметное, и ты должен некоторое время носить это с собой. Кое-что о правилах этикета я знаю. Меч? Что-нибудь получше того куска железа, что был при тебе сегодня?

— Это старый клинок, с которым Ходд велела мне упражняться, — защищался я, — он работает.

— Надо полагать. Я прикажу ей выбрать для тебя что-нибудь получше и немного поработать над украшением рукояти и ножен. Это подойдет?

— Думаю, да, — сказал я с той же неловкостью, что и принц.

— Хорошо. Вернемся в постели, а? И теперь я смогу спать, да? — На этот раз в его голосе отчетливо прозвучала насмешливая нотка.

Щеки мои снова запылали.

— Сир, я должен спросить… — Я пытался найти слова. — Вы знаете, кто мне снился?

Он медленно покачал головой:

— Не бойся, ты ее не скомпрометировал. Я знаю только, что она носит синие юбки, но ты видишь их красными. И что ты любишь ее со всем пылом, присущим юности. Не пытайся перестать любить ее. Только перестань распространять любовь Силой по ночам. Я не единственный, кто открыт такой Силе, хотя, думаю, только я могу так явственно различить твой знак на этих снах. И все-таки будь осторожен. Круг Галена не лишен Силы, хотя они и не умеют использовать ее. Человека можно погубить, если его враги узнают из его снов, кто особенно дорог ему. Будь настороже, — он невольно усмехнулся, — и надейся, что у твоей Леди Красные Юбки нет Силы в крови, поскольку если она хоть немного наделена нашей магией, то наверняка слышала тебя все эти бесконечные ночи. — И, вложив эту потрясающую мысль в мою голову, он отпустил меня в мою комнату и в постель.