Таким образом, хотя Ильскую стоянку, вероятно, нельзя рассматривать в качестве непосредственного предшественника позднепалеолитической костенковско-стрелецкой культуры, общий тезис о происхождении последней из вариантов мустье юга Русской равнины не только не колеблется, но и получает новые подтверждения. На примере костенковско-стрелецкой культуры хорошо прослеживается направление продвижения населения по Русской равнине в период молого-шекснинского межледниковья из района Приднестровья-Прикубанья в бассейн Среднего Дона и достигшего, вероятно, бассейна р. Оки. Что касается заселения берегов Печоры племенами стрелецкой культуры, то эти выводы исследователей палеолита (Канивец В.И., 1976, Бадер О.Н., 1978) нам представляются малообоснованными.

Вследствие слабой изученности остатков поселения костенковско-стрелецкой культуры на Дону данных об особенностях домашне-хозяйственной деятельности ее носителей очень немного. Судя по фаунистическим остаткам, основным объектом охоты была лошадь: ее кости абсолютно преобладают над всеми другими во всех стрелецких стоянках в Костенках. Основное оружие — копье или дротик, оснащенные кремневыми наконечниками либо целиком выполненные из распрямленного бивня мамонта и усиленные вкладышами (Сунгирь). В то же время в Костенках 1, V ряд треугольных наконечников, имеющих размеры не более 2–2,5 см в длину, трудно интерпретировать иначе, чем наконечники стрел. Не исключено, что уже в столь древнее время охотники на стада быстро двигающихся животных могли изобрести такое совершенное оружие, как лук.

Значение лошади отразилось, в частности, в искусстве Сунгиря. Однако там наряду с лошадью в хозяйстве все большее значение приобретают северный олень и мамонт (Сукачев В.Н., Громов В.И., Бадер О.Н., 1966).

Другой, наиболее ранней позднепалеолитической культурой Костенковско-Борщевского района является костенковско-спицынская культура (рис. 83), памятники которой, залегающие в нижней гумусированной толще (Костенки 17, II; возможно, Костенки 12, II), в целом синхронны стоянкам раннего этапа костенковско-стрелецкой культуры. Резкая противоположность археологического облика этих двух древнейших, расположенных на одной территории позднепалеолитических культур Русской равнины делает их исключительно важными для понимания процессов возникновения позднепалеолитических культур, вообще процессов перехода от мустье к позднему палеолиту.

Характерные особенности техники обработки и форм каменных орудий спицынской культуры на примере нижнего слоя Костенок 17 (Борисковский П.И., 1963) следующие. Техника первичного раскалывания призматическая. Пластины, скалываемые с призматических нуклеусов, а также их фрагменты употреблялись как ведущая форма заготовки при производстве орудий. Приемы вторичной обработки характеризует широкое применение техники резцового скола и краевой крутой и полукрутой ретуши, часто имеющей специфическую занозистость, формирующей неровные, даже зубчатые края; использовался прием чешуйчатой подтески. Плоская ретушь, односторонняя и двусторонняя, отсутствует. Отсутствует также прием усечения края с помощью вертикальной ретуши. Список орудий по технико-морфологическим группам невелик: инвентарь в основном исчерпывается резцами, скребками, остриями, чешуйчатыми орудиями. Резцы в спицынской культуре — самая многочисленная группа орудий (рис. 83, 9, 11, 13, 15–23, 26). По способу подготовки площадки для снятия резцового скола абсолютное большинство принадлежит боковым резцам, затем идут срединные и угловые (на углу сломанной пластины). При более детальном сравнении по технико-морфологическим признакам все резцы очень разнородны. Отметим серию двойных резцов с лезвиями, полученными на противоположных краях и концах заготовки, причем концы параллельно скашивались ретушью (рис. 83, 12, 13). Отметим также специфический морфологический элемент: выделение крутой ретушью одного из углов заготовки в виде «носика» или острия, причем второй угол плавно срезывается ретушью, переходящей на край пластины (рис. 83, 9, 11, 15). Подобный морфологический элемент прослежен у некоторых скребков и у двух острий особого типа, происходящих из слоя II Костенок 12, возможно, относящегося к той же археологической культуре (Аникович М.В., 1977в).

Скребки составляют около 10 % всего набора инвентаря. Они также весьма разнородны. Преобладают концевые на пластинах, реже — на отщепах различных размеров, обычно с субпараллельными краями (рис. 83, 6, 7, 14). Овальные скребки из Костенок 17 с ретушью по всему обводу, вероятно, составляют особый тип (рис. 83, 4, 5). Есть высокие скребки различных форм.

Чешуйчатых орудий меньше, чем скребков: 6-10 %. Это — типичные долотовидные орудия (рис. 83, 25), иногда двойные или же изделия с чешуйчатой подтеской по одной стороне. Вероятно, к последним относятся два так называемых «плохо выраженных ножа костенковского типа», выделенные П.И. Борисковским в Костенках 17, II (Борисковский П.И., 1963). Специфично сочетание приема чешуйчатой подтески и резцового скола на одной заготовке. У ряда резцов чешуйчатая подтеска пролеживается по концу или краю, незанятому резцовым сколом. У других она оформляет конец заготовки, сочетаясь с резцовым сколом. Острия немногочисленны. Характерна их асимметрия относительно оси скалывания: острый конец скашивается к одному из углов. Костяная индустрия в Костенках 17, II представлена двумя шильями из локтевой кости грызуна, двумя обломками костяных острий, непонятных поделок из бивня и лощилом (?) из ребра. В слое собраны также различного рода подвески: 37 просверленных клыков песца, 4 просверленные подвески из белемнитов, несколько экземпляров из ископаемых раковин и кораллов, 7 каменных подвесок. Все перечисленные изделия (около 50 экз.) имеют просверленные отверстия. По данным лаборатории С.А. Семенова, сверление производилось вручную, без применения лучкового сверла (Борисковский П.И., 1963).

На вскрытой площади Костенок 17, II остатков жилых и иных хозяйственных сооружений не было. Найдено два очага, около 1 м в поперечнике, линзовидные в разрезе. Они сплошь заполнены золой, костными углями и кремнями, пережженными и непережженными. Около очагов зафиксированы скопления охры. Здесь же, очевидно, осуществлялось производство кремневых орудий: масса кремневых чешуек, большое количество законченных орудий и заготовок происходят с участков, связанных с северо-восточным очагом. Каких-либо четких границ локализации культурных остатков не наблюдается. Очевидно, раскоп вскрыл часть долговременного палеолитического поселения, расположенного на открытом воздухе, вне жилищ или иных сооружений, остатки которых, возможно, будут обнаружены будущими исследованиями. Исследования эти необходимы, так как по степени сохранности культурного слоя, насыщенности его остатками человеческой деятельности Костенки 17, II являются одним из наиболее важных древнейших памятников Костенковско-Борщевского района.

Фаунистические остатки разнообразны и не дают свидетельств для заключений о выборочности объекта охоты. Основные определенные здесь виды: мамонт, северный олень, зубр, сайга, песец, заяц, лошадь, росомаха (Борисковский П.И., 1963).

В свое время П.И. Борисковский совершенно справедливо обратил внимание на полное отсутствие в инвентаре II слоя Костенок 17 архаичных, мустьерских форм орудий и технических приемов (Борисковский П.И., 1963, с. 99). Действительно, каменные индустрии стоянок спицынской культуры имеют уже вполне сложившийся позднепалеолитический облик и в этом отношении гораздо более развиты, чем индустрии памятников стрелецкой культуры. Однако, считая геологическую стратиграфию основой для установления возраста палеолитических памятников, мы не можем интерпретировать эти резкие различия каменных индустрий стоянок, залегающих в одинаковых стратиграфических условиях, как хронологические. По нашему мнению, различная степень архаизма («мустьероидности») индустрий ранних памятников стрелецкой и спицынской археологических культур свидетельствует о двух основных формах перехода от мустье к позднему палеолиту, проявляющихся в конкретных археологических культурах: пути постепенного, иногда очень медленного изживания мустьерских технических приемов и форм орудий (примеры — стрелецкая и городцовская культуры, последняя тем более характерна в этом отношении, так как по времени своего существования она более молодая, чем спицынская) и пути очень быстрой, скачкообразной смены мустьерских традиций позднепалеолитическими. Самым ярким примером такого рода — об этом писал в свое время Г.П. Григорьев (Григорьев Г.П., 1963) — является ориньякская культура Франции, уже на самых ранних ступенях своего развития имеющая вполне позднепалеолитический набор орудий, характеризующийся полным или почти полным отсутствием мустьерских форм. На Среднем Дону, в лице спицынской культуры, мы опять сталкиваемся с подобным явлением, но уже в ином конкретно-историческом выражении. Эта археологическая культура стратиграфически датируется допаудорфским временем (древнее 30 тысяч лет) и в этом смысле, несмотря на развитость инвентаря, относится к восточноевропейским стоянкам начальной поры позднего палеолита.