— В гору цены пойдут!.. Подожду!
— Ой не прошибись, смотри!
— Подожду! — еще тверже сказал Бонч. — Овса не продам, а чайку выпить милости прошу! — он встал и движением руки показал на соседнюю комнату, где помещалась столовая.
На покрытом синею ярославскою скатертью столе лежали разбросанные по разным местам остатки хлеба, стояло несколько чашек и полузаглохший самовар; чаепитие, видимо, только что было кончено.
— Прошу покорно! — хозяин указал на стулья и сел против нас. Босоногая горничная принесла пару приблизительно чистых стаканов и налила и подала нам жидкое и чуть теплое пойло.
— Не желаешь коммерции со мной вести — твое дело! — выговорил Пров Иванович.
— Всегда рад ее с таким тузом, как ты, вести! — мягко возразил хозяин и слегка прикоснулся к колену Титова концами пальцев. — Обожди немного; никому овса, кроме тебя, не продам!
— Ну, ну!.. С овсом ты меня не уважил, другое я вспомнил: библиотека-то твоя еще цела или нет?
— Цела, а что?
— Обещал я приятелю одному питерскому книг прислать — торговлишку думает ими открыть. Не уступишь ли?
— Отчего же, можно!
— Велика ли?
— Томов за тысячу будет!
Пров Иванович скривил губы. — Много!.. И, чай, хлам все?
— Почему хлам? Книги прекрасные, собирали их знатоки, просвещенные люди!.. Хозяин даже как будто немного обиделся; Пров Иванович равнодушно прихлебывал свой чай.
— Как смекаешь? — минуту погодя обратился он ко мне, — гуртом брать или нет?
— Гуртом многовато будет!.. — ответил я. — Впрочем, посмотреть сперва надо!
— А, пожалуйста, — предложил хозяин.
— Сходи, погляди! — распорядился Титов.
— Да уж лучше вы! — возразил я, выдерживая тон.
— Стану я с дрянью пачкаться! — с пренебрежением отозвался Пров Иванович. — Погляди поди, не маленький!
Я встал. Поднялся и хозяин и через полутемный коридор провел меня в дальнюю комнату, очевидно служившую местом складам всякой рухляди; там под самый потолок стояли друг на друге сундуки разных размеров, лежали матрасы и перины; на хромом столе грудилось несколько венских стульев с продранными сиденьями. У трех стен стояло по большому черному шкафу.
Бонч достал из кармана связку ключей и отомкнул их.
— Вот вам книги, просматривайте! — сказал он. — А я пока к Прову Ивановичу пройду!
Я принялся за работу.
Библиотека состояла главным образом из беллетристики на разных языках; преобладали французские романы. Я отобрал около полусотни томов и вернулся в столовую.
— Уже кончили? — удивился хозяин. — Ну, что же, всю библиотеку берете?
— Нет, — ответил я, — там все иностранные книжки. Русских отложил несколько!..
— Надоть посмотреть, что ты отобрал, — проговорил Пров Иванович и поднялся со стула. Все втроем мы вошли в комнату со шкафами. Хозяин задержался зачем-то в коридоре, и Пров Иванович воспользовался этой минутой, нагнулся ко мне и быстро шепнул: — Какая цена?
— Сто рублей… — также быстро ответил я и только что успел отвернуться, появился хозяин.
— Эти ты отобрал? — спросил Пров Иванович, указывая на книги, стопками положенные мной на хромой стол, с которого я убрал стулья.
— Эти!.. — И я отошел в сторону, к шкафу, и начал перелистывать какую-то книгу с картинками.
Пров Иванович вынул из бокового кармана порыжелый очешник, достал из него большие оловянные очки и надел их. Потом оглядел книжную груду, похлопал по ней рукою и сдвинул очки на кончик носа.
— Сколько? — обратился он к хозяину.
— Сейчас… надо посмотреть, что здесь такое… — Бонч наклонился и по натискам на корешках быстро пробежал названия. Потом выпрямился и подумал. — Двести рублей! — решительно произнес он.
— Две-ести? — как бы с глубоким недоверием повторил Пров Иванович. — Да что они у тебя из серебра, что ли?
— А ты посмотри, какие это книги. — Бонч взял одну из верхних и раскрыл ее. — Эта например: Тит Ливий[43], а?! — он протянул ее Прову Ивановичу.
Тот отстранил ее рукою.
— Что ж что Тит? — возразил он. — Вон у меня кум Тит, а пьяница!
Бонч слегка опешил и уставился на Прова Ивановича, не зная что ответить. Тот невозмутимо глядел на него поверх очков.
— А это что? — Бонч открыл другую книгу — Ламартин, история жирондистов[44]! Драгоценная вещь!
— И Мартын не диковина!.. Ты именами-то не пугай, а давай дело говорить! — Пров Иванович стукнул костяшками кулака по книгам. — Четвертной билет кладу!
— Мой друг, я не базарный торговец и запрашивать не привык! — с достоинством и вместе с тем как бы с грустью произнес хозяин.
— Запрос худа не делает! — ответил Пров Иванович. — Только цену назначай не зря, а по вещи глядя!
— Я не зря и назначаю! Помилуй, один Ламартин чего стоит?
— Да что ты за Мартына-то уцепился? Хотя бы и раз-ля-ля Мартын он был, все единственно! Это не лафит: тот — что ни го-го, то дороже!
— Вот что, Пров Иванович, не будем больше разговаривать! — заявил Бонч. — Сто целковых и ни гроша меньше!
Титов молча снял очки, уложил их в футляр и спрятал в карман.
— Всякий, стало быть, при своем остается, — молвил он, — мы при деньгах, а ты при Мартынах! Ну, нам пора, едем?..
Мы возвратились в столовую и там стали прощаться.
— Бери книги, Пров Иванович! — сказал Бонч, не выпуская из своей руки руку Титова. — Даром ведь отдаю; тебе только!
— А мне-то что? — равнодушно отозвался Титов — не для себя торговал, для знакомого!
— Прибавь, не скупись; знакомый твой благодарить тебя будет!
— Благодарить? Гляди, как бы не обругал! Двадцать-то пять — это нонче ох какие деньги!
Мы проходили уже по передней.
— Ну, Бог с тобой, Пров Иванович! — вдруг решил хозяин и остановился. — Тридцать целковых и бери книги; на овсе потом ты мне за них прибавишь! Мы, дворяне, не торгуемся!
— Уважить его, что ли? — обратился ко мне Титов. Я молча пожал плечами. — Ну, будь по-твоему! — заявил он и с безнадежным видом махнул рукой, — твоя взяла! Греби деньги.
Пока Пров Иванович рассчитывался с Бончем, я вернулся назад, с помощью горничной связал книги в пачки и мы перенесли и уложили их в бричку.
Бонч вышел с нами на крыльцо, и, заложив руки за спину, смотрел, как мы усаживались. На лице его проступало снисходительно-величавое выражение и, как мне показалось, просвечивало и тайное удовольствие.
— Будь здоров! — произнес, приподняв картуз, Пров Иванович.
— До свиданья! — долетел до нас приятный баритон. Мы выехали за ворота.
Пров Иванович повернулся ко мне.
— Видал, как покупают? — спросил он, уставившись на меня из-под козырька. Вот ты и учись, как жить! Без меня бы ты ему все двести оставил!
— Двести не двести, а сто отдал бы!
— Двести бы дал! — с убеждением повторил Титов — ох и жох же! Пущай-ка теперь меня с овсом подождет! — с улыбкой добавил он. — На всякую, брат, доку дока живет!
— Как спросил он меня, чем я торгую, — меня в пот бросило! — сказал я. — Вы уж, пожалуйста, меня за хлебника больше не выдавайте, того и гляди скандал выйдет!
— Зачем? Петровы люди хорошие, там этого не надо! Сынок у них шер-маман, а старики почтенные!
— Что такое? Что за шер-маман?
— Ну, гарлатан, сказать! Хлыщ совсем… сызмальства, ведь я его знаю!.. вертится, кобянется, как змей без головы! Не в примету только было — приехал ли, нет ли на побывку теперь: офицер он морской, в Питере служит. Ходит из угла в угол, пальцами щелкать и из оперетки поет: только и делов у него!
III
Дорога понемногу втянулась в лощину, густо заросшую орешником; начались такие глубокие колеи, что задние колеса брички погружались в них по ступицу; яма следовала за ямой и нас перетряхивало как зерно на решете.
— Эка дорога подлая! — заметил я, держась правой рукой за край спинки; левую я продел под локоть Прову Ивановичу.
