— Ты скоро уедешь, но может, позже, вернешься в Афины? — спросила Береника, когда вечером они лежали в обнимку на ложе. Ее ловкие пальчики теребили волосы у него на груди.

— Почему ты решила, что я уеду? — месяц в Афинах прошел, но откуда она могла знать.

— Сотер договаривался на три недели, но я и так знаю. Из Италии начинает дуть зимний ветер. Сегодня из Аркадии прибыл Гермодий, мой знакомый, он говорит, что там уже похолодало. Скоро холодно будет и здесь. Все римляне отплывают в Италию в это время — потом добавила — к тому же я просто чувствую.

На следующее утро они простились. Береника выглядела печальной. Что она действительно чувствовала, Валерий мог только догадываться. Люди здесь были плохими лицемерами, наверное, это касалось и ее, и печаль была неподдельной.

Последнее занятие у Эвмеда прошло как обычно. Он давно уже относился к Валерию без предубеждений и в схватках гонял на полную.

— Ты не плохой боец Марк, для того, кто учился всего месяц. Я жалею, что ты не останешься в Афинах дольше — сказал он, когда Буховцев после занятий собирался домой.

— А кто лучший?

— Его зовут Ахилл, но его давно уже нет в Элладе.

— Это не тот Ахилл, что убил Гектора? — спросил Валерий улыбаясь.

— Нет — рассмеялся Эвмед — этот Ахилл вполне реален. Ему пришлось отплыть в Рим восемь лет назад. Если увидишь его в Риме, скажи — Эвмед помнит его, и ждет в гости.

Диоген встретил Валерия внимательным сосредоточенным взглядом.

— Что — то случилось? — спросил Буховцев, хотя уже понял — его отдых закончился.

— Сегодня прибыл корабль из Остии и привез мне весть. Августу сообщили о нас, и он хочет тебя увидеть. Мы не будем заставлять его ждать Марк, и отплываем завтра. Но прежде я хочу ответить на твои вопросы, помнишь, ты спрашивал в Томах.

Валерий кивнул.

— Нам нужно будет отнести дары в храм Зевса на горе, там и поговорим — он указал рукой в сторону Ликабета — там я отвечу на твои вопросы — потом добавил — я и возможно, Зевс, а сейчас время обеда.

Буховцев посмотрел на гору. Она возвышалась над всеми окрестными домами, и вечерами Валерий часто смотрел на нее. Выглядела она немного иначе, чем в двадцать первом веке. Белесый обвал был едва заметен, а лес и очертанья предгорья были другими. Хотя кто его знает, в Афинах в свое время он был лишь один раз, и подробно гору осмотреть не успел.

По узкой, петляющей между сосен и кипарисов, тропе они поднялись на вершину горы. Здесь на небольшой площадке было святилище Зевса. Аксий и двое слуг занесли дары, а Валерий с Диогеном подошли к алтарю. Пожилой жрец в шитом золотом форосе возился около курильниц. Сотер заговорил с ним на странном языке, отдаленно напоминающим греческий. Жрец кивнул, немного поколдовал у курильниц, и запахло ладаном.

— Встань сюда, Марк — Диоген позвал Валерия ближе к алтарю.

Тот подошел.

— Вознеси свои мысли к Зевсу.

— Мне нужно о чем — то думать?

— Необязательно. Не старайся направлять мысли силой, как только ты почувствуешь присутствие божественного, то что важно для тебя сразу откроется из твоего разума.

Буховцев встал рядом с Сотером и как тот просил, мысленно воззвал к божеству. Вначале ничего не происходило, но потом нахлынули воспоминания и действительно, все его мысли, домыслы, подозрения, все, что он носил в голове в последнее время, определилось в конкретные вопросы. Ко всему этому прибавилось стойкое неприятное ощущение того, что кто‑то копается в его мозгах. Валерий встряхнул головой, и наваждение отступило.

Они вышли из храма. Даже теплый густой воздух на вершине горы не мог отогнать приторный сладковатый запах ладана. Странные ощущения, может это из‑за курений. Он вопросительно посмотрел на Диогена.

— Ты мог, конечно, пообщаться с Зевсом подольше, но в таких вопросах каждый сам решает насколько готов. Получил ответы на вопросы?

Валерий пожал плечами. Он пока и сам не разобрался, что там произошло.

Сотер кивнул.

— Пошли Марк, теперь мой черед.

Они спустились по крутой тропинке, петляющей по склону холма. Храм исчез из виду за верхушками сосен и кипарисов. Постепенно тропа редела, и они уже шли по еле заметным следам. Холм здесь был так крут, что приходилось держаться за кусты.

— Аксий, останьтесь здесь, а мы с Марком пойдем дальше, проследите, чтобы нас никто не беспокоил — обратился Диоген к сопровождающим.

Те остались на тропе, а Буховцев с Сотером спускались по крутизне еще минут двадцать, пока не вышли на небольшую площадку, за которой был нерукотворный грот. В кустах, у грота прятались две мраморные скамьи, и стоило только гадать, как они сюда попали. Это была солнечная сторона горы, и кругом витал теплый воздух от нагретого камня, пропахший запахами соснового леса. Внизу, в прогалине кустов лежали Афины. Можно было без труда найти дом Диогена, а до Акрополя можно было казалось, рукой подать. На горизонте, за еле видимым Пиреем, бирюзовое море плавно переходило в светло — синее, почти белесое небо. На северо–западе было видно, как по дороге от Дипилонских ворот в сторону Элевсина тянулись черные точки людей. Сотер присел на скамью, и указал рукой на стоящую рядом.

— Садись Марк. В Томах ты хотел узнать, как долго я живу. Слушай.

У Валерия от нехорошего предчувствия засосало под ложечкой. Он уже начал догадываться, почему маги не любили болтать о своем прошлом. У них вообще было не принято любопытствовать насчет знаний, которые тебе не нужны, и делится такими знаниями. Делиться, даже среди своих, если это только не нужно для дела. Откровенность Диогена вводила его в этот узкий круг со всеми вытекающими, и нельзя сказать, что Буховцев был этому рад.

— Я родился очень давно, примерно веков двенадцать назад, точно не знаю. Когда живешь долго, нет особой нужды следить за временем. Там на востоке, между землями, где сейчас находятся Сирия и Парфия в древности было несколько небольших городов, или может деревень. В одном из них, он назывался Ахэйта, я и родился. Мой отец был по местным меркам богат. Он был главой рода, и ему принадлежало много скота. Когда мне исполнилось пятнадцать, меня женили, построили дом, отец выделил долю, и я стал уважаемым человеком. К сорока годам я был в десятке битв, у меня было пятеро детей, и мне предстояло стать главой рода после отца, поскольку я был старшим из сыновей. А когда мне исполнилось сорок, я заболел. Это была странная болезнь. Я слабел с каждым днем, и никто не знал что происходит, и как такую болезнь лечить. Меня лечил местный колдун, колдуны из соседних деревень, приглашали даже жреца из Вавилона, ничего не помогало. Через три месяца от меня осталась половина прежнего, и я не вставал с ложа.

В Ахэйте решили, что в меня вселился демон смерти, и чтобы болезнь не перешла на весь род, хотели ночью унести в пустыню. Там бы я и окончил свои дни, но в это время к нам приехал Гасарт, торговец из Ашшура. Как я потом узнал, приехал не случайно. Он просидел около моего ложа ночь, а утром забрал с собой. Гасарт оказался тем, кого у вас называют магами, а у нас звали тамеф. В двух днях пути в сторону пустыни, на самой ее границе с горами, в пещере, я провел почти сто лет. Первые два года, когда он вытаскивал меня из царства мертвых, я помню плохо, а дальше я получал знания и заново открывал для себя мир. Когда я был готов, мы расстались, и я больше его не видел.

— Ты видел свою семью — не удержался и спросил Валерий, хотя ему не хотелось прерывать такой рассказ.

— Да, через двадцать лет я ходил в Мар и зашел в Ахэйту. Моя жена вышла замуж за моего младшего брата, так у нас было принято. Она была уже старухой — лицо Диогена озарила добрая, печальная улыбка — они все были стары, даже мои дети. Старший из них

потом стал главой рода. Никто меня не узнал. А позже когда я покинул пещеру, и уходил

в большой мир, зашел в Ахэйту еще раз, но застал лишь пустые дома. Пустыня подошла

слишком близко, и им пришлось уйти. Я не стал их искать, тогда я уже знал, что у меня