— А я, знаешь ли, сейчас с удовольствием съел бы ту парашу, которой нас в обед кормили. Ты то съел.

— Да съел — с удовлетворением сказал Буховцев, рассмеялся и похлопал себя по животу — и тебе советую — ешь, что дают. В Риме легионеры так питались, и для нас сойдет. По крайней мере, на два месяца.

— Не знаю, протяну ли. Мы в клубе средневековой Европой занимались. Вот это класс. Турнир организуешь, подерешься, а там пиво, вино, жареный порося — Приск мечтательно сглотнул слюну — а ты как сюда попал?

Свою версию Валерий обсудил с Нолиным до этого, придумывать практически ничего не пришлось. Так сказать, первый опыт по внедрению.

— Из легионов год назад демобилизовался. В Шестом Нижегородском служил, сейчас в турфирме работаю. Так ничего, но скучновато. Вот один знакомый и предложил здесь отдохнуть.

— В Шестом Нижегородском? — переспросил Приск с интересом — и как там?

Дальше пошли уже порядком надоевшие расспросы о службе в легионах.

Ближе к вечеру центурионы увели несколько человек к навесу, где была импровизированная кухня, и вскоре над лагерем разнесся запах варева. Их ужин. На этот раз в нем явственно присутствовали мясные запахи. Все сидели и давились слюной. Даже плотно пообедавший Буховцев, после тренировки хотел есть. Разговоры постепенно переключились на еду, что только усиливало муки голода, и на повязанные вместо трусов тряпки, которые им выдали утром. Как их вязать никто не объяснил, и каждый сделал это на свой лад. Во время тренировок они развязывались и путались в ногах, что вызывало периодические взрывы хохота, которые хоть как‑то облегчали напряжение этого дня. Валерий и сам пару раз заходил за казарму и перематывал прообраз нижнего белья древнего мира. Ничего, у Нолина была такая же штука, и он проблем с ней не испытывал, а значит, и ему приспособиться по силам.

На ужин к такой же солидной порции пшеничной каши с зеленью и специями прибавился большой кусок свинины, и все молча, без насмешек набивали желудки. Валерий доел, посмотрел на Марко — Марка. Тот старательно выскабливал остатки каши из миски, тоже посмотрел на Валерия, развел руками и рассмеялся.

— Вкуснота — рядом потянулся довольный Приск — никогда не думал, что буду есть поросячью еду и нахваливать.

День закончился вечерним разводом, на котором Нолин подвел итоги, похвалил и сообщил, что все должны постирать в реке пропотевшие туники и завтра быть в сменных. Легионеры в отличие от варваров не воняют как козлы, и они озадаченные полчаса в прогревшейся за день воде без моющих средств пытались постирать свою одежду. Впрочем, все уже так вымотались, что было все равно. Когда был объявлен отбой, все уснули как убитые.

Ночью шел дождь, и к утру похолодало. Солнце едва пробилось сквозь туман, когда над лагерем разнесся гнусавый звук трубы, и вслед за ним настойчивый стук витисом в дверь. Подъем. Все недовольно зашевелились. Валерий встал с лежанки и первое, что он почувствовал это ноющую боль в мышцах. Знакомое ощущение, которое бывает после первой тренировки. Похоже, что другим было не легче. Все нехотя выходили на плац, где построились и после короткой поверки отправились на пробежку. Так начинался второй день. Далее все было по распорядку. Завтрак, аналогичный вчерашнему, тренировка, отдых, снова тренировка, ужин. Тяжесть учебных щитов и мечей сегодня, когда болели мышцы, они ощущали сильнее, но и Нолин не гонял их как вчера и даже Марко Паоло выдержал тренировки вполне успешно. С этого дня началось изучение латыни. Гай Пиний объяснил, как называются по–латыни простые команды и сказал, что все нужно запомнить и по этим вещами он будет общаться только на латинском языке. В общем, день прошел неплохо, и даже вечером, когда все постирали в не такой уже теплой воде свои тряпки, и после отбоя, на этот раз обозначенного звуком трубы, сидели у себя в клетушке, им не хотелось спать. В комнате тоскливо коптил масляный светильник, а от сохнущих туник пахло кислой шерстью.

— Марк говорит — у старшего центуриона странная латынь. Он изучал латынь в колледже при бенедиктинском монастыре. Их латынь была другая. Мертвый язык для псалмов. Старший центурион говорит так, будто язык живой. Иногда Марк его понимает, иногда не понимает совсем. Он хотел бы научиться такой латыни — переводил слова итальянца его приятель, которого звали Марк Клит.

Да уж, я бы тоже хотел знать, откуда у него такая латынь, думал Валерий. Хотя как раз ему об этом было известно куда больше, чем другим.

— Да, старший центурион интересный дедушка, вроде седой, а скачет не уследишь и тему похоже знает — сказал Приск, видимо вспоминая, сегодняшнюю тренировку — если честно, то бывают моменты, я начинаю чувствовать, будто и вправду в римский лагерь угодил.

— Клит, спроси Марка, как ему здесь? — попросил у Марка Клита, Валерий.

Они о чем‑то недолго болтали по–итальянски.

— Говорит, что очень интересно. Приехал на отдых, а здесь такое. Вчера думал, не выдержит, уедет. Сегодня нормальный день. Он останется, потом приедет домой и расскажет — не поверят. Кухня только ему не очень нравится. Хотя, вообще, он ничего против не имеет — старательно перевел Клит.

Валерий что‑то прикинул, и ему захотелось расхохотаться.

— Клит, он, наверное, с самолета сюда угодил, ничего другого не видел. Может, думает, что это поросячье варево обычная пища русского народа. Спроси его.

Клит спросил. Ответ они услышали не сразу. Тихий неестественный смех мешал ему говорить. Когда Клит немного успокоился, то перевел.

— Марк спрашивает — а что, мы едим еще что‑то другое?

Все, кто был в кубрике, заржали, и легли на лежанки. Когда успокоились, Приск мечтательно подвел итог дня.

— Эх, сейчас бы картошечки жареной, с курочкой, сметаной и огурчиками. Нужно будет, когда все закончится, итальянца в ресторан в Нижнем свозить, пусть посмотрит, чем мы питаемся.

Идею насчет ресторана одобрили, и вообще насчет какого‑нибудь выпускного банкета. А раз так, подумал Буховцев, то видимо, все серьезно решили остаться до конца. Так они проболтали около часа. Чаще других возникал вопрос — кто это организовал, и с какой целью? Однако с подачи Валерия вскоре была принята версия, что сборы организовала одна из сосновоборских киностудий, чтобы иметь под рукой команду для съёмок исторических фильмов. Версия была правдоподобная. Уже третий год подряд снимали фильмы из римской истории, и подготовленных статистов приходилось собирать едва ли не по всей стране.

Нолин был прав, через неделю им стало легче. Впрочем, и на неделе дело пошло уже куда веселее. Тяжелые щиты и мечи стали не такими тяжелыми, а тренировки они спокойно выдерживали до конца, хотя старший центурион и добавил им лишний час. Гай Пиний назначил принципалов — младших командиров в контуберниях. В их контубернии им стал Валерий. Никто не возражал. За это время они обросли еще кое — каким имуществом. Всем выдали плоские, короткие кинжалы, которые можно было использовать в качестве ножа, и кожаные фляги. Теперь во время тренировок они уже не так страдали от жажды. Еда стала разнообразней. К каше из молотой пшеницы прибавились бобы и горох, а к мясу рыба и курятина. Порции были по- прежнему приличные. Однако самое главное было в том, что их странному, но более менее устоявшемуся быту, прибавилось ощущение целесообразности. Они увидели, что упражнения, которые они выполняют под руководством Нолина, действительно приносят пользу. То, что они делали, постепенно превращалось в боевой навык, и этот навык с каждым повторением, с каждой пролитой каплей пота вбивался в их мышцы, в их тело, и это было приятное чувство. Оно искупало усталость от ежедневных, утомительных трудов. Их движения становились все более уверенными и твердыми, и концу недели они уже действовали строем. Кроме всего прочего Валерий понял, что Нолин имел под словом «рыхловатый». Его мышцы и так из‑за ежедневных зарядок и тренировок находящиеся в приличном состоянии, стали превращаться в жилы. Те же изменения происходили и с другими. Ребята крепчали. Даже Марк Павел уже не был толстячком. Под слоем жира стали проступать вполне приличные мышцы.