И тут перед Шахтом встала труднейшая проблема: как совместить благосостояние народа с небывалым ростом военных трат, не раскрутив памятную немцам гиперинфляцию? И Шахт эту проблему решил, введя в Германии две параллельные денежные системы: одна из них обслуживала немецкий народ, а другая — военную экономику. Для реализации своей идеи он собрал капитанов немецкой военной индустрии — Круппа, Сименса, хозяев Rheinmetall-Borsig AG, IG Farbenindustrie AG. Veremigte Stahlwerke и других — и сказал, что отныне внутренние расчеты между ними будут производиться не рейхсмарками, а особыми векселями, которые должны приниматься к оплате всеми военными предприятиями, но только ими. Идея магнатам понравилась. По просьбе Шахта они учредили квазикомпанию Metallurgische Forschungsgesellschaft mbH (MEFO) с уставным капиталом в 1 млн рейхсмарок, которая не вела никакой экономической деятельности, а являлась финансовым механизмом по выпуску векселей, названных векселями МЕФО. Эти векселя выпускались Рейхсбанком для финансирования программ вооружений. Их оплата гарантировалась государством, они принимались всеми немецкими банками и учитывались Рейхсбанком для печатания банкнот. Выпушенные на сумму 12 млрд рейхсмарок векселя МЕФО не имели хождения за пределами Германии, не отражались в бюллетенях Рейхсбанка и в государственном бюджете, что позволяло сохранять в тайне масштабы перевооружения Третьего рейха.

Своим финансовым маневром Шахт разделил немецкую экономику на две части: на военную индустрию и народное хозяйство, которые существовали автономно, не мешая друг другу. А выпуск векселей МЕФО явился самым дешевым (беспроцентным) кредитом, полученным государством на внутреннем рынке. Потом к векселям МЕФО добавились другие эрзацы денег — железнодорожные векселя и прочие, — имевшие параллельное с рейхсмаркой хождение в стране. Всего таких эрзацев денег было выпущено на сумму около 20 млрд рейхсмарок, что составило пятую часть расходов германского бюджета в предвоенные пять лет. Особые векселя решали и другую важную задачу. Бюджетные расходы Германии с начала 1934 по 1 сентября 1939 года составили 101,5 млрд рейхсмарок. Из них 62,5 млрд покрывались налогами, 20 млрд — за счет доходов от железных дорог, почтовых сборов, доходов госбанка и прочего. Оставался дефицит в 20 млрд рейхсмарок, который и покрывали специальные векселя, не оказывая инфляционного давления на экономику. Погашать (выводить из оборота) эти бумаги предполагалось постепенно, по мере роста экономики и замены эрзаца «живыми» деньгами, но начавшаяся война этому пометила.

Шахт придумал и механизм внутреннего кредитования экономики. Все предприятия тяжелой промышленности, получавшие от военных заказов высокие прибыли (был принят закон об ограничении их доходности шестью процентами)[17], были обязаны покупать государственные облигации, действуя по принципу: получил военный заказ — кредитуй государство. И хотя владельцы военных заводов стремились расширять производство, чтобы получать еще большую прибыль, к 1938 году общие накопления в гособлигациях составили 2 млрд рейхсмарок, а невыплаченные прибыли (свыше 6 %) — 5 млрд рейхсмарок. Таким образом, германское государство, не вложив ни пфеннига и стимулируя производство, заработало 7 млрд рейхсмарок.

Ялмар Шахт был гением финансовых манипуляций, сравниться с которым могут разве что Ротшильды. Он провел грандиозную операцию по обесцениванию германских долговых бумаг, находившихся в зарубежных банках, скупив их по бросовой цене (12–18 % от номинала), а затем продав германским гражданам за полную стоимость. На этом казна Третьего рейха заработала более 250 млн рейхсмарок. Его виртуозное умение играть финансами проявилось в том, что в 1936 году рейхсмарка имела одновременно 237 курсов! С точки зрения финансовой теории это полный абсурд, но этот «абсурд» позволял германскому правительству и немецким предприятиям заключать выгодные сделки в десятках стран.

Чтобы подавить инфляцию, Шахт использовал разные безналичные формы расчетов. С 1938 года Имперское кредитное управление вместо денег начало выплачивать фирмам-производителям вооружений «денежные переводы за поставку» со сроком погашения в шесть месяцев. За год таких переводов было выплачено более чем на 6,5 млрд рейхсмарок. С 1939 года 40 % военных заказов оплачивалось «налоговыми квитанциями», которыми подрядчики (производители вооружений) могли рассчитываться с поставщиками комплектующих деталей и материалов. До начала войны таких квитанций было выплачено на 4,8 млрд рейхсмарок. А чтобы перекрыть бегство капиталов за границу, в 1937 году вышло «Положение о немецких банках», по которому ликвидировалась независимость государственного банка и прекращался свободный обмен рейхсмарки на иные валюты.

Созданная Шахтом успешная финансово-экономическая модель — в сверхмилитаризованной стране, при ограниченном внешнем кредитовании, дефиците ликвидных активов и золотовалютных резервов — является уникальной. За пять предвоенных лет ВВП Германии увеличился в 2,2 раза. Германия удесятерила военную мощь, сохранив уровень жизни народа и почти нулевую инфляцию. Это феноменальный результат, о котором либеральные экономисты предпочитают не вспоминать. Хотя четыре главных экономических чуда XX века состоялись не в либерально-демократических странах. Первое такое чудо в начале прошлого века сотворила Российская империя, совершив накануне Первой мировой войны колоссальный экономический взлет, который изумил и испугал страны Запада. В 1928–1937 годах было чудо советской индустриализации — сталинские пятилетки, опыт которых учитывала Германия[18]. А ныне мощнейший экономический рывок совершает коммунистический Китай, который по экономической мощи скоро превзойдет США. Опыт этих и других нелиберальных модернизаций надо внимательно изучать. В том числе опыт предвоенной Германии, где, несмотря на доминирование военной индустрии, отставание легкой промышленности, дефицит ряда товаров повседневного спроса и некоторых видов продовольствия, экономика крепко стояла на ногах. Немецкий историк Себастьян Хаффнер в 1970-е годы писал, что «гитлеровское экономическое чудо в гораздо большей степени может претендовать на это название, чем послевоенное чудо Эрхарда». Все верно, только это было чудо не Гитлера, а Шахта. Но для большой войны экономическая модель, скроенная по лекалам финансового гения, не годилась, так как немецкая экономика имела ряд болевых точек и проблем, которые в мирное время пребывали в тени, а во время войны выходили на первый план, и решать их прежними методами было нельзя.

Первой проблемой был большой государственный долг, который в 1930-е годы рос, несмотря на то что Гитлер отказался платить версальские репарации и запретил брать взаймы у еврейских банкиров. Реакция Запада на это была любопытной. Когда Гитлер отказался платить репарации Англии и Франции, поставив под вопрос выплату ими военных долгов Америке, ни Лондон, ни Париж, ни Вашингтон не предъявили Берлину никаких претензий. Более того, они благосклонно принимали его посланцев. После поездки в мае 1933 года в США Ялмара Шахта и его встречи с президентом Франклином Рузвельтом и крупнейшими банкирами с Уолл-стрит Америка выделила Германии кредиты на сумму в 1 млрд долларов. А в июне того же года, во время поездки в Лондон и встречи с главой Банка Англии Монтегю Норманом, Шахт добился предоставления Германии английского займа в 2 млрд долларов и сокращения, а потом и прекращения платежей по старым займам. В 1930-е годы развивалось деловое сотрудничество германских и западных (прежде всего американских) корпораций. Рокфеллеры, Морганы, Меллоны, Дюпоны имели тесные связи с нацистской Германией. А Генри Форд, чей портрет висел в мюнхенской резиденции Гитлера, за финансирование НСДАП, вклад в развитие немецкого автопрома и антисемитизм был награжден Гитлером золотым крестом со свастикой[19]. Американские магнаты, лондонские, парижские, швейцарские, шведские банкиры щедро кредитовали германские государственные и полугосударственные компании. Германия не занимала у Ротшильдов, но занимала у Рокфеллеров, Морганов и их европейских коллег. Поэтому государственный долг Германии рос, достигнув к лету 1939 года 47,3 млрд рейхсмарок. Это составляло треть ВВП страны и само по себе было некритично. Но в случае войны эти долги повисли бы на шее Германии, и их пришлось бы платить без поблажек и скидок, да еще с оставшимися репарациями. Шахт предупреждал Гитлера, что это может привести Германию к экономической катастрофе, но фюрер ему ответил: «Война всё спишет. А если мы не выиграем войну, все и так пойдет прахом. Так что чем больше долгов, тем лучше»[20].