— Ну?..
— Я думаю…
— Ты должен меня извинить, в какой-то момент я решил было, что этот текст интересует тебя.
— Дальше!
— Второй символ — павлин.
В наступившей тишине было слышно только тихое шуршание в телефонной трубке.
— Ты решил надо мной подшутить, Луиджи?
— Малак-Тавус.
Джованни схватил трубку и сделал глубокую затяжку, отчего опять появился огонек.
— Джо-о-о-ва-а-ан-нни-и-и, — запел Луиджи.
— Трикветр… Павлин… ты хочешь сказать, что это может быть Евангелие Люцифера?
— Разве не фантастика?
— Оно не может быть подлинным.
— Почему?
— Наверняка фальшивка. Фальшивая версия. Невежда-монах когда-то насочинял что-то в Средние века и засунул в пещеру, чтобы сбить с толку таких идиотов, как мы.
— Говори только о себе, бестолковый ученый!
— Ты не читал статью, которую я написал в прошлом году? В «Ревиста Теологика».
— Читал, естественно. Ты думаешь, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Как правило, я оказываюсь прав.
— Так ты берешься за эту работу, Джованни?
— Какую работу?
— Для профессора ты соображаешь слишком медленно. Силы небесные, неужели можно быть таким несообразительным?
— Скажи попросту, чего ты хочешь, Луиджи?
— Ты можешь поехать в Луксор за мой счет, привезти сюда манускрипт и сделать предварительный анализ?
— Но…
— Джованни, послушай! Я не собираюсь выплачивать этому ослиному фаллосу то состояние, которое он затребовал. А вдруг манускрипт — подделка? Ты же сразу почувствуешь дыхание Сатаны, когда увидишь текст.
— А египетские власти установят, что манускрипт…
— Все формальности уже улажены.
— Кого ты подкупил, Луиджи?
— Шутить изволите, профессор! Ты знаешь не хуже меня, что к манускрипту будут относиться гораздо лучше здесь, в Риме, чем если мы оставим его в руках акул черного рынка и коррумпированных хранителей, которые будут его чистить наждачной бумагой и резать тупыми ножницами.
— Я не желаю связываться с контрабандой. Я не…
— Успокойся, крючкотвор! Все разрешения и лицензии в порядке.
— Мне, конечно, нужно получить согласие декана…
— Спасите меня! Даже бюрократы в муниципалитете не такие формалисты, как вы, ученые!
— На мой взгляд, нельзя обойтись без одобрения этой работы.
— Этого еще не хватало!
— Как бы то ни было, в интересах университета и факультета, чтобы…
— Все будет хорошо, я думаю. Спасибо, спасибо, спасибо. Когда ты можешь ехать?
— Как часто летают самолеты в Луксор?
— Я заказал тебе билет до Каира на вечерний рейс сегодня.
— Ты заказал билет?
— А в Луксор ты полетишь завтра рано утром.
— Луиджи…
— Ты думаешь, я не знал, что ты согласишься?
— Я тебе не ответил. Я сказал, что мне нужно получить разрешение от моего начальства. Мне нужно найти кого-нибудь, кто посидит с Сильваной. Кто-то должен выгуливать Беллу. Правда, можно договориться с соседкой.
— Я зайду к тебе в семнадцать ноль-ноль и отвезу в аэропорт.
— И тем самым сэкономишь деньги на такси?
— Сарказм тебе очень не идет.
— Ты знаешь, почему я заинтересовался этим манускриптом?
— Да! Ты хочешь доказать, что он не существует.
— Не говори глупости! Только потому, что у меня есть здоровый научный скептицизм…
— О, извини, я неправильно огласил официальную версию. Сейчас последует верная: твой интерес и интерес университета состоит в том, чтобы, исходя из бескорыстного профессионального идеализма, оградить памятник культуры от вандалов и коммерческого использования, — торжественно возвестил Луиджи.
— Григорианский университет сохранит за собой право участвовать в торгах, когда ты выставишь манускрипт на продажу.
— Бла-бла-бла…
— Луиджи!
— Он вам будет дорого стоить.
— Я ни одной секунды своей жизни не сомневался, что в тебе нет ни крупицы порядочности.
— Мне абсолютно все равно, попадет манускрипт в руки частного коллекционера или ученых. Все вы одинаковые, скряги, все-все.
— Ты прекрасно знаешь, что ты не прав. Но эту дискуссию мы с тобой вели уже много раз, — он услышал, как Луиджи фыркнул и засмеялся, — и я знаю, что ты не такой циник, каким хочешь казаться.
— Думай что хочешь.
— И независимо от того, чем это кончится, ты получишь свои деньги. При условии, что манускрипт не подделка.
— Ну конечно, друг мой.
Поездка в Луксор была напряженной, суматошной и погруженной во влажную жару, которая казалась невыносимой даже для человека, привыкшего к августовской погоде в Риме. Он пришел в антикварную лавку во вторник незадолго до двенадцати. Такая была договоренность. Лавка была заперта. Ясное дело. В Египте все указания времени в лучшем случае приблизительные. Жара и тысячи мух. Он попробовал убить время на раскуривание трубки. Даже в тени под гофрированной поверхностью ржавого навеса тяжелый табачный дым вызывал тошноту. Сам антиквар появился минут через сорок в грузовике, который выглядел так, будто его использовали еще при строительстве пирамиды Хеопса. Никаких извинений или объяснений, рядом беззубый парень, окруженный облаком пыли и насекомых-паразитов. Беззубый оказался тем самым пастухом коз, который нашел манускрипт. От него исходил соответствующий запах. В течение следующих часов Джованни понял, что в Египте все относительно. Антиквар в действительности был местным лавочником, говорящим на ломаном английском. У него был брат со связями в подпольных антикварных кругах в Каире. Антикварная лавка была примитивной, здесь торговали подержанными вещами, кухонной утварью и котлами эпохи Шестидневной войны.[36] Самое старое, что Джованни смог обнаружить в лавке, — это полочка растрепанных книг с кулинарными рецептами конца пятидесятых годов. Невероятно, подумал Джованни, как эти люди могли создать одну из самых могущественных и продвинутых цивилизаций в истории. С помощью торговца, выступавшего в роли переводчика, пастух рассказал, как он искал пропавшую козу, которая, как он боялся, упала в какую-нибудь яму в пустыне. Внутри одной пещеры он что-то увидел, но то, что он сначала принял за козу, оказалось продолговатым глиняным кувшином. Он вытащил кувшин на солнце, вскрыл его пятью прицельными ударами камня.
— В нем ведь могли быть золото и драгоценные камни, — с обезоруживающей улыбкой сказал он, — или джинн, например. — И увидел манускрипт, завернутый в полотняную ткань. Он не преминул вспомнить, что нашедшие рукописи Наг-Хаммади получили большую награду, поэтому он обратился к ближайшему антиквару. Последнее он сказал, почтительно обращаясь к торговцу, который гордо перевел это на английский.
— И вот теперь мы сидим здесь, — сказал торговец с довольной улыбкой, которая показывала, что он уже видит бассейн, построенный на вырученные от продажи манускрипта деньги.
Луиджи и торговец уже заранее договорились о некой предварительной сумме — депозите, — чтобы Джованни мог на время взять манускрипт для изучения. Торговец вручил Джованни завернутый в ткань манускрипт, а Джованни ему — толстую пачку наличных. Торговец, ухмыляясь, стал пересчитывать деньги. Беззубый пастух получил свою долю и, издавая бессмысленные звуки, убежал с высунутым языком. «Вот так, — подумал Джованни, — делают дела в Египте».
В связи с опозданием самолета ему пришлось провести вечер и ночь в Каире, где он купил по чересчур высокой цене духи Лучане и алебастровую фигурку бога Гора — Сильване.
* * *
— Белла! Фу!
Держа лупу в правой руке и незажженную трубку в левой, Джованни оторвался от манускрипта и посмотрел на гончую, которая лаяла, стоя на персидском ковре в прихожей в нескольких метрах от его кабинета. Он очень редко повышал голос на эту миролюбивую собаку, относившуюся к миру с неизменным равнодушием, которому Джованни только мог позавидовать. Ни громкие сигналы спецавтомобилей на главной улице, ни тяжелые шаги по лестнице, ни звонки в дверь не пробуждали у Беллы инстинкта защитницы. И Джованни радовался этому. Сторожевой пес был ему не нужен. А собак-побрехушек он терпеть не мог.