Почти все офицеры, включая графа, приняли присягу. Остался последний. Смуглый широкоплечий офицер с вислыми “казацкими” усами и “азиатским” разрезом глаз. На его лице воина и поэта не было аристократической надменности и спеси, но было непоказное чувство собственного достоинства, в глазах таилась какая‑то спокойная и гордая обречённость.

Я понял, что он не станет принимать присягу. Так оно и случилось.

— Прошу простить меня, господин Максим, но я не стану присягать вам. Не потому, что я не верю, что вы смогли честно победить герцога Арику и стали теперь новым герцогом Картенийским. Скажу честно, я до сих пор в этом не вполне уверен. Но вовсе не утверждаю, что вы лжец и подлый разбойник. Возможно, что вы и в самом деле сумели одолеть безоружным одного из лучших мечей королевства, хотя я и не представляю себе, как вам это удалось. Но даже если бы я знал это наверняка, то и в этом случае не стал бы присягать вам. Я уже присягал Арике, который был мне не только господином, но и другом с самого детства. И я не могу присягать в верности убийце моего друга.

— Кто вы?

— Барон Далерг. Вернее, я даже не знаю, могу ли теперь по–прежнему называться бароном. Титул барона мне, безродному, пожаловал герцог Арика. Который погиб от вашей руки. Вы вольны теперь своей признанной всеми властью лишить меня титула. А затем – просто казнить. Потому что безродный, не имеющий титула, не может вызвать вас на поединок. Если же вы оставите за мной пожалованный герцогом Арикой титул, я потребую от вас поединка.

Мне очень хотелось “лишить” его титула. Прошло всего, может пол суток, а может – даже и того меньше, но я уже успел смертельно устать от всех этих сражений, устал убивать для спасения своей жизни. Мне очень не хотелось драться с Далергом, наверняка тоже далеко не худшим мечом этого проклятого королевства. Тем более, что на поясе у него висело сразу два коротких меча, и он явно носил их вовсе не для красоты.

Но сделать это я не мог. Только что, совсем недавно, я обвинял в трусости и подлости Каренгея, а теперь сам поступлю как трусливый подлец?

— Я принимаю ваш вызов, барон, – с ужасом услышал я собственный голос.

По толпе прокатился изумлённый и восторженный ропот. Если я сумею уцелеть и в этом бою, эти мои слова станут легендой. Они станут легендой даже и в том случае, если мне суждено сейчас погибнуть. Отважный и благородный герой. Тупой придурок. Дебил.

Но делать уже нечего, роковые слова сказаны. Барон Далерг с достоинством поклонился, отступил от меня на два шага и медленно вытащил из ножен оба меча.

Он не стал рисоваться своим умением, пытаться запугать меня ещё до боя, не стал вращать мечи по замысловатым спиралям, когда сверкающая сталь мелькает с такой скоростью, что превращается в сплошную завесу, полупрозрачную свистящую вуаль. Он не стал этого делать, но я был уверен, точнее знал, что он это всё делать умеет, у меня в мозгу мгновенно промелькнул непонятно откуда взявшийся образ барона, завораживающе легко управляющегося с мечами.

Умение обращаться в бою сразу с двумя мечами – особое умение, требующее от бойца особых качеств, особой координации, восприимчивости, быстроты. В совершенстве владеющий парным оружием является опаснейшим противником. Даже если этого оружия у него в бою не окажется. А у барона оно было.

Когда‑то в Крыму Олег показал нам один из базовых элементов филиппинской эскримы, простейшее упражнение для освоения работы двумя дубинками, связку из трёх ударов, за которой сразу же следует такая же, но “зеркальная” связка, удары в которой наносятся с поворотом корпуса в другую сторону. У Олега это здорово получалось. Раскованно перемещаясь вправо–влево, почти танцуя, он со скоростью пулемёта осыпал оглушительными ударами старое высохшее дерево. Каждый удар вылетал совершенно неожиданно, предугадать, с какой стороны и в какой момент он будет нанесён, казалось делом абсолютно невозможным, чередование ударов шло в особом, непривычном ритме, мгновенно сбивающем с толку даже стороннего наблюдателя, не говоря уже о противнике.

Самое удивительное было то, что в основе этого головокружительного и кажущегося непостижимо сложном каскаде ударов действительно лежала всего лишь одна элементарная трёхударная связка. Но даже освоение этого простейшего, как утверждал Олег, элемента эскримы оказалось для нас делом очень даже непростым, почти ни у кого ничего толком не получилось.

Олег потом никогда почему‑то не возвращался к изучению парной работы дубинками. Но мы с Сашкой увлеклись и часто отрабатывали эту технику самостоятельно, используя, чтобы избежать шишек, вместо деревянных палок пустые пластиковые бутылки. И кое–чему научились. Добились того, что этот непривычный поначалу ритм перестал сбивать с толку при увеличении скорости. Били пластиковыми бутылками не только по неподвижной цели, но и работали в парах, “обкатывали” изученную технику в самых разных ситуациях, и когда каждый вооружён двумя палками, и когда, например, у одного палки, а у другого боккен.

К счастью для себя я немного представлял себе опасность, исходившую от барона Далерга, вооружённого короткими мечами. Но это ощущение опасности не было паническим, я знал, что и у него есть слабые стороны, и знал, какие именно.

Взяв меч обеими руками (коротковатая рукоять была не очень для этого приспособлена, но делать было нечего), я нанёс первый удар. Зная заранее, что противник легко отобьёт его. Так оно и случилось. Барон не просто мягко отвёл мой удар движением к себе левого меча, при этом он ещё направил под свою левую руку правый меч. Готовясь резануть меня правым мечом по запястью и не давая защититься от реверсного удара левым мечом по горлу.

Но на самом деле мой первый удар не был ударом на поражение, это был финт, резкий и угрожающий, но – финт, предназначенный “раскрыть” противника, заманить его в ловушку, заставить попытаться контратаковать. И финт этот мне удался.

К моменту, когда Далерг, перехватывая инициативу, скрестил свои руки, я уже наносил следующий, косой удар, на этот раз в его левый висок. И Далерг, вынужденный защищаться, поднял свою правую руку с мечом, поворачивая корпус влево, навстречу удару. Ему удалось сблокировать и этот мой удар, но сам он при этом уже оказался в западне. Руки его были не просто скрещены, они были уже слишком сильно скрещены, его левая рука фактически на мгновение оказалась в плену, правый бок открыт. И я немедленно нанёс свой третий, решающий удар.

Все три моих удара слились в одно взрывное движение, один хлёсткий взмах всем телом. Каждый удар я начинал в полную силу, но первые два не довёл до конца, накопленная энергия направлялась вместо этого в замах для следующего. Первыми двумя ударами я как бы отталкивался от подставленных под них мечей Далерга, ещё больше разгоняя свой меч для третьего. И третий, решающий удар достиг цели.

В последний момент я почему‑то остановил свой меч вплотную от тела Далерга. Не знаю, как это получилось, я вовсе не собирался его щадить, когда начинал эту серию из трёх слившихся воедино ударов. Я бил, чтобы убить и этим избежать собственной смерти. Но руки мои сами, без моего приказа (всё происходило настолько быстро, что я просто никак не успел бы отдать такой приказ), руки сами остановили меч возле незащищённого бока Далерга.

Меч всего лишь легко коснулся его тела, но был он такой остроты, что тонкая белая ткань расползлась и окрасилась алым…

— Вы проиграли, барон, – хриплым незнакомым голосом сказал я.

Барон молчал. Оспаривать мои слова было глупо. Он стоял и спокойно ждал своей смерти. Пощады он не собирался просить. Тем более, что в этой стране, как я понял, совсем не принято щадить своих врагов.

А, плевать мне на то, что тут у вас принято! Это чуть ли не единственный порядочный человек, встреченный мной здесь, не хочу я его убивать! Может, это окажется моей роковой ошибкой. Но будь, что будет.

Я медленно опустил свой меч и отступил на два шага.

— Вы свободны, барон Далерг. Титул и всё ваше имущество остаются с вами. Я не требую от вас присяги, не требую служения мне. Я лишь прошу вас, не требую, а именно прошу, чтобы вы пообещали, что не станете пытаться причинить мне вред.