Волна с грохотом разбилась об обледеневшие камни, порыв ветра швырнул холодные брызги на скрючившегося на этих камнях подростка, мальчишку лет четырнадцати–пятнадцати. Парень лишь машинально сморгнул с глаз хлестнувшую в лицо солёную влагу, но не пошевелился, он так и продолжает лежать на боку, сжавшись в комок и прижимая к груди залитую кровью левую руку.

Следующая волна выплёскивается на каменистый берег пустынной бухты дальше предыдущих, заливает мальчишку с головой. Парень зябко подтягивает было колени поближе к груди, но тут же вздрагивает от пронзившей всё тело острой боли, лицо его делается совсем белым.

Одежда лежащего, разодранная футболка и лёгкие “треники” на безжалостном морозном ветру быстро превращаются в ледяной панцирь, мальчишку бьёт крупная дрожь, но он продолжает неподвижно лежать на голых камнях. Ни встать, ни даже хоть немного отползти от кромки прибоя он не может, малейшее движение причиняет нестерпимую боль. Мальчишка не боится боли, но он знает, что может потерять от неё сознание, а это означало бы конец. Уже окончательный и бесповоротный.

Хотя вообще‑то надежды на спасение и так практически нет никакой. И парень прекрасно это понимает.

На его лице застыло очень злое и очень упрямое выражение. Он не собирается сдаваться. Мальчишка явно готовится что‑то сделать, что‑то очень важное. Собирает для этого силы, выравнивает дыхание, изгоняет мертвящий холод из тела, наполняет его внутренним жаром. Он умеет это делать, без этого умения он давно бы уже закоченел насмерть. Совершенно неподвижно лежать в мокрой одежде на обледеневших камнях, на завывающем от ярости зимнем ветру – это ещё хуже, чем очутиться в ледяной воде в нескольких милях от берега.

Неподготовленный человек, попав в ледяную воду, обычно погибает в первые же минуты. Всё происходит очень быстро и очень просто. Вначале – шок, от которого рефлекторно замирает дыхание, потом наваливается панический страх, этот страх вместе с цепенящим холодом высасывает жизненные силы и волю к сопротивлению, тело слабеет, сердце, споткнувшись несколько раз, останавливается, замирает. Человек проваливается в свой последний, смертный сон.

Происходит это вовсе не из‑за слабости сердца. А из‑за внезапности случившегося, психологической неготовности к борьбе.

Лежащего на морском берегу раненого мальчишку случившееся с ним врасплох не застало, волю к борьбе он не утратил. Поэтому он всё ещё жив. Сосредоточившись на своём дыхании, на каждом вдохе он наполняет горячим теплом низ живота и на выдохе пускает это тепло щекочущей волной по всему телу.

Вскоре дрожь прекращается, сердце начинает биться уверенно и мощно, от обледеневшей на ветру футболки идёт пар. Холод побеждён, мальчишка теперь сможет ещё очень долго не подпускать к себе смерть. А там, глядишь, и помощь придёт…

Подросток растягивает губы в яростной и горькой усмешке. Он слишком хорошо знает, что помощи не будет. Что если кто‑то и появится здесь, то вовсе не для того, чтобы помочь. И допустить этого нельзя. Никак. Поэтому надо решиться.

Какая беда привела сюда этого мальчишку? Кто его преследует? На что собирается он решиться? Что ждёт его в будущем?

Максим Сотников (именно так зовут парня) не может ответить, у него просто нет ни времени, ни сил. Но что бы он мог рассказать, если бы была такая возможность? Что бы могли рассказать другие люди, причастные к этой истории?

Давайте послушаем.

Максим Сотников

Надо решаться.

Прямо сейчас.

Решиться невыразимо трудно, но иначе нельзя. Нельзя позволить себе струсить и дотянуть до момента, когда здесь опять появятся они.

Уйти от них последний раз удалось просто чудом. Больше такой возможности не будет. Да если бы даже и была? Сколько можно улепётывать, как зайцу от гончих, от одного укрытия к другому, зная, что всё равно это бесполезно! Со следа эти гончие не сойдут. От них нет и не может быть спасения.

Но я всё равно обману их. Уйду. Туда, где они меня уже точно не достанут. Уйду прямо сейчас.

И мне уже никогда, наверное, не будет больно…

От слова “никогда” повеяло вдруг такой безнадёжной жутью, что я, почти уже решившись, вновь безвольно разжимаю кулаки.

Сейчас… Я всё равно сделаю это… Только надо ещё хоть минуту передохнуть, собраться… Ну хотя бы полминуты! Сейчас… Я успею.

Ещё раз очень осторожно пытаюсь пошевелиться… Зря! Тело опять прострелило жгучей болью, глаза заволокло кровавым туманом, и опять показалось, что падаю куда‑то сквозь камни. Очень не хочется противиться этому падению в заманчивое забытьё, но я заставляю себя удержаться, не потерять сознание. Уговариваю, баюкаю боль, пытаюсь отдалить её от себя.

Обмануть боль удаётся. Я уже настолько привык к боли, что не верится, что когда‑то жил без неё. Ну, почти без…

Неужели это на самом деле когда‑то было? Было со мной, а не приснилось в хорошем и добром сне?

Наверное, всё‑таки не приснилось. В нынешней моей жизни просто не бывает хороших снов.

Всё!

Решаюсь. Уже окончательно! Сейчас или никогда! Надо взять обратный отсчёт, как научил давным–давно ещё отец, рассказав мне, восьмилетнему, про “Мальчика со шпагой”. Ну же, “мальчик с Мечом”! Вперёд!

Пять!

Лунного Меча нет рядом. Может, Его и удалось бы опять взять из Пустоты, но этого делать нельзя. Иначе я уже не смогу справиться с искушением начать рубить их… Меча нет, но это неважно. Олег сказал бы, что Меч, если он действительно есть, то он есть всегда, его невозможно потерять. Меч – это то, что в душе человека, то, что делает его непобедимым в любой ситуации…

Четыре!

Эх, Олег… Олега тоже нет рядом. И никогда больше не будет. Он предвидел это и успел предупредить меня, объяснил и заставил запомнить, что и как делать, когда… Олег успел. Только поэтому живы сейчас мои родные.

Три…

Резко, рывком, чтобы сразу почувствовать всю боль и больше уже не бояться её, напрягаю всё тело. Боль взрывается в голове кровавой молнией, обрывает дыхание, но сознания я не теряю. Я уже не пытаюсь отстраниться, отделить боль от себя, сделать чужой, наоборот, ещё больше усиливаю её в себе, пытаюсь сделать совсем уж запредельной, “пережечь” её, заставить уничтожить саму себя. Собирая силы для иай учи, глубоко вдыхаю. Вдыхаю, наверное, последний раз…

Два.

А всё‑таки, когда же всё началось? Где тот миг, отделяющий мою прежнюю беззаботную жизнь от нынешней? Наверное, прежняя жизнь закончилась, когда я очнулся в ночном незнакомом лесу. А может, чуть раньше, когда ввязался в тот глупый спор? Или ещё раньше? Когда впервые ощутил суть иай учи? Или когда Олег рассказал мне про Лунный Меч? С той пустяковой школьной драки?

Наверное, ещё раньше…

Один!..

— Это ты вчера с Лидкой был?

Вопрос задаётся спокойно, без угрозы, на психованного Бурого даже и не похоже. Значит, удастся договориться. С облегчением открываю рот, чтобы ответить… И от неожиданного удара снизу в челюсть прикусываю язык. Аж красная пелена перед глазами от боли…

Да, вот с этой ерунды, наверное, всё и началось! С банальной драки в школьном туалете… Ну, может чуть раньше, но ненамного.

До этого на меня лишь накатывало изредка предчувствие ждущего впереди чего‑то недоброго. А той весной хоть и исподволь, но вполне ощутимо начало на самом деле затягивать в водоворот будущих безумных событий. Тогда ещё вполне хватило бы сил выплыть против не такого уж в то время неодолимого течения. Бешено крутить и швырять как беспомощного слепого котёнка меня стало позднее. Но тогда я и представить себе не мог, в какую мясорубку незаметно сам себя запихиваю.