Я боюсь, конечно, “до прыжка” умереть, но и “в прыжке” мне тоже умирать вовсе неохота.

Я не стал спорить, но про себя с Олегом не согласился. Я тогда твёрдо для себя решил, что Олег – самый настоящий Волкодав, только живущий не в придуманном мире, а в реальности. Ну и что, что Олегу знаком страх? Может и самому Волкодаву тоже знаком, просто Семёнова решила, что писать об этом не стоит. Главное, что Олег тоже, несмотря на свой страх, вступил в бой с двуногим волком, сумел так задавить страх, что со стороны совершенно нельзя было понять, что у него “внутри будто всё оборвалось”.

Я к тому времени успел уже несколько раз прочитать “Волкодава”, все книги. И ту, где рассказывалось про Волкодава–мальчишку, моего ровесника, ещё не успевшего стать непобедимым, ещё не получившего имя “Волкодав”. Этот мальчишка хоть тоже действовал, как будто вообще никогда не знал, что такое страх, но мне всегда казалось, что на самом деле это не так. Страх наверняка был, причём явно не меньше того, что испытал я сегодня. Но он его каждый раз перебарывал. Для того, чтобы не стать мерзавцем, не предать свою Правду. Чтобы остаться человеком в нечеловеческих условиях. И мальчишка из рода Серого Пса находил в себе для этого силы.

Олег, помолчав, продолжал. Как будто вновь подслушав мои мысли.

— Я, Максимка, вовсе не бесстрашный Волкодав. И схватился с тем выродком вовсе не из‑за храбрости, какая там храбрость… Просто нельзя было не схватиться, любой бы нормальный мужик тоже в этой ситуации пошёл бы на нож. Независимо от того, были бы у него хоть какие‑нибудь шансы выжить, был бы чёрный пояс, как у меня, или нет. Да что там мужик, ты себя вспомни, как ты вёл себя тогда. Тебе ведь показалось, что у тебя от страха ноги отнялись, когда ты нож увидел, ведь так? В этом нет ничего позорного, Макс, это нормальная реакция нормального человека. Я тоже это же самое почувствовал…

— Но вы ведь всё равно бросились на него!

— Так ведь и ты бросился! Вспомни! Тебе показалось, что ты с места не можешь сдвинуться, так? Но когда ты увидел, что меня вот–вот прирежут, ты ведь забыл про это и побежал!! Не от него побежал, а к нему!

Ты читал “Гуси–гуси” Крапивина? Ну да, конечно же читал, интеллигент ты наш… Ну, не дуйся, “интеллигент” – слово вовсе не ругательное. Да и к моим шуткам пора бы уже привыкнуть… Так вот, помнишь, какой у Крапивина там главный герой, Корнелий Глас? Вроде бы довольно нерешительный, слабохарактерный, интеллигентный. Не дуйся, говорю тебе, это я не про тебя, про Корнелия Гласа… Так вот, он схлестнулся с ихней системой, с беспощадной чудовищной силой, пошёл на верную смерть для того, чтобы попытаться выручить из беды детей. Если в беду попадает ребёнок, придти ему на помощь, даже если это очень страшно и даже смертельно опасно, – это нормальные действия нормального человека. А вовсе никакой не героизм.

Так что никакие не герои мы с тобой, далеко нам до Волкодава. Мы с тобой – просто нормальные мужики.

Мы ещё долго сидели с Олегом. Уже не разговаривали, всё, что было нужно сказать, было уже сказано. Олег иногда со скрытой тревогой посматривал на меня. Хоть я и был постарше Ромки, но Олег всё равно беспокоился, как всё пережитое сегодня обернётся для меня в будущем.

А я уже ничего не боялся. Было хорошо сидеть рядом с Олегом, прижиматься к нему плечом и знать, что этот взрослый и сильный “нормальный мужик” – мой друг, надёжный друг, который никогда меня не предаст. Пойдёт ради меня даже на нож, как бы ему самому при этом не было страшно. Не только ради меня, конечно. Ради любого пацана из нашего клуба. Да и вообще ради любого попавшего в беду человека. И мне хотелось стать похожим на Олега, тоже научиться ломать свой страх, тоже стать для кого‑нибудь надёжным другом и защитником.

Потом Олег всё‑таки отправил меня спать (“надо, Макс, скоро утро уже, хоть немного поспи, а то завтра упадёшь”). А сам остался “ещё чуть–чуть посидеть”. Скорее всего, в ту ночь он прилёг только под утро.

Заснул я тогда сразу, лишь только притронулся головой к подушке.

И мне впервые приснился Сон.

Обычные сны мне снились, конечно, и раньше. Они бывали иногда очень яркими, красочными, наполненными восторгом, какими‑то полётами, путешествиями по загадочным местам, другими приключениями, иногда совершенно немыслимыми, волшебными. Порой я просыпался с улыбкой счастья и лежал какое‑то время с закрытыми глазами, пытаясь удержать в памяти то, что приснилось.

Удержать – почти никогда не удавалось. Сон, такой ярко–волшебный в полудрёме, пока я ещё лежал в постели, как‑то необъяснимо скукоживался, становился чёрно–белым, потом – вообще каким‑то серо–серым и неинтересным. И через пару часов я не мог вспомнить о нём ничего.

Но тот, мой первый Сон, как и последующие Сны, врезался в память накрепко, со всеми подробностями. Гораздо сильнее любого события, происходившего наяву. Наверное, такие Сны – это не только сны. А что‑то гораздо большее.

В ту ночь мне приснилось, что мы с Олегом стоим на ночном берегу какого‑то озера, над которым всходит полная луна, и по чёрной тревожной воде к нам пролегла звонкая дорожка трепетного лунного света.

Я понимаю, что такие выражения любому покажутся бредом. Но это было! Было на самом деле! Вода действительно была чёрной и тревожной, а лунная дорожка была именно звонкой! Вокруг царила тишина, но хрустальный звон, звон лунного света ощущался совершенно явственно. Не ушами, конечно. Всем существом.

“Ты готов?” – молча спросил меня Олег.

Мне было очень тревожно, но я торопливо, чтобы сразу отрезать себе возможность смалодушничать, отступить, ответил, что готов.

“Тогда – в путь. И помни: что бы ни случилось, ты ни в коем случае не должен уронить меч”.

И мы ступили на лунную дорожку и пошли по ней.

Вода была очень холодная, мокрая и пугающе–податливая. Я хорошо ощущал это босыми ступнями, и сердце проваливалось на дно озера при каждом шаге. Но сам я не проваливался. Там, где на воде звенел весёлым хрусталём лунный свет, она всё‑таки держала меня и Олега. Угрожающе прогибалась под нашими ногами, но держала.

А мы шли и шли вперёд. Навстречу Луне.

Это была не просто луна, а именно Луна. Живая, настоящая, желающая помочь нам чем‑то. Протянувшая нам светлую дорожку через озеро зловещего мрака.

Озеро?

Мы шли по прозрачной дорожке уже не через озеро. Со всех сторон вокруг нас распахнулась мрачная чёрная Бездна. Бесконечность, Пустота. Она была повсюду, и мы были одни среди этой холодной и жадной Тьмы. Исчезни хрустальный свет под ногами, и…

Я запнулся и едва удержался, чтобы в страхе не вцепиться в Олега. Но дорожка весело и успокаивающе звенела, чуть пружинила, ласково щекотала босые ноги мягкой светящейся пылью, и, сцепив зубы, я заставил себя выровнять шаг.

Я, как и Олег, держал в правой руке обнажённый меч. Настоящую японскую катану! Раньше такие мечи я видел разве что в кино. Не считать же мечами сувенирную дрянь, выставленную на прилавках магазинов! А сейчас… Меч, самый настоящий, боевой меч, не просто был у меня в руках, он был моим. Длинная рукоять, оплетённая кожаными ремешками, очень удобно, как влитая лежала в ладони, легендарное оружие гордых самураев стало как будто частицей меня, продолжением моей руки, моих мыслей… Может быть – даже моей души.

При этом меч жил ещё и своей, самостоятельной жизнью, имел свой характер, свою душу. Характер и душу настоящего воина, не умеющего отступать в бою. Я ощущал надёжную, грозную тяжесть меча, знал, что это мой друг, сильный и бесстрашный, что он никогда и ни за что не предаст меня. Как и второй мой друг, который тоже рядом, Олег. Но меня почему‑то всё сильнее глодал страх.

Мы шли с Олегом по прозрачной мерцающей дорожке сквозь чёрную Бездну, и стальные зеркальные клинки наших мечей то и дело вспыхивали в лунном свете яростным огнём, нетерпеливым ожиданием битвы. Похолодев, я вдруг понял, что битвы, скорой битвы, неистовой, насмерть, – уже не избежать. Пути назад больше не было.