Но, приостановив своё движение на меня, Каренгей вовсе не остановил свой удар. Он нанёс этот удар почти с той же силой, как если бы я и не ткнул его мечом. Этим ударом он отсёк бы мне выставленную ему навстречу руку с мечом, дистанция не позволяла ему достать меня, но мою выставленную вперёд руку он бы достал. Если бы, конечно, сумел довести удар до конца.

Но мой тычковый удар был не только угрозой, финтом, заставившим Каренгея действовать немного не так, как он собирался. Этот тычок служил также замаскированным замахом для мгновенного нанесения следующего, секущего удара. Который я нанёс одновременно с ударом Каренгея. Вернее даже не одновременно, а чуть раньше. Опережение, которого я добился за счёт угрозы встречным тычком, было совершенно незначительным, но оно всё‑таки было. И это позволило, коротко крутнув меч обеими руками, самому отрубить опускающуюся в ударе руку Каренгея. Вместе с мечом, который ему удалось так подло отобрать у меня. Ненадолго удалось.

Раздался душераздирающий, леденящий кровь вопль. Раздался и сразу же смолк, Каренгей прижал левой рукой к себе обрубок, из которого хлестала кровь.

— Благородный меч сам выбирает, кому служить. А кому не служить, — изрёк я, и эта фраза тоже очень скоро стала крылатой. Потом я без всякой жалости добил Каренгея, рубанул его по горлу, успев ещё хладнокровно отскочить, чтобы не попасть под струи брызнувшей крови. Оставлять жизнь такому подлому и беспощадному врагу было бы безумием для меня. Для крысы, загнанной в угол.

— Есть ли кто‑нибудь ещё, кто сомневается в правдивости слова рыцаря Лунного Света? – торжественно спросил я. Расставлять все точки над “I”, “ковать железо” надо было сейчас, пока все ещё были под впечатлением мгновенно завершившегося поединка и эффектной фразы про меч, сам выбравший, кому служить.

К моему удивлению, желающий оспорить правдивость моего слова тут же нашёлся.

Это был офицер, державшийся до этого в стороне, не очень высокий, примерно моего роста, и почти такой же по–мальчишески худой. Но его гибкая, хищная фигура, неуловимое изящество движений заядлого фехтовальщика и танцора сразу заставили меня насторожиться. Как и то, что он не пытался меня оскорбить, не впадал в дешёвое словоблудие, а просто предложил мне, напрямую, выяснить в поединке с ним, кто из нас двоих больше имеет право на меч герцога. И, разумеется, также и на другое его имущество, наверняка огромное.

Вот в чём причина вызова. Желание враз разбогатеть, убив измученного драками, хотя и очень умелого в драках мальчишку. Он действительно видел, что я кое‑что умею, и тем не менее решился на бой. При этом выглядел он совершенно спокойным и уверенным в себе и в исходе боя. На чём же основана эта уверенность? Только ли на мастерстве?

Приглядевшись к его мечу, который он неспешно достал из ножен, я кое‑что понял.

Это был не совсем меч, чем‑то он напоминал шпагу. Он был тоньше и длиннее, чем мечи других офицеров, чем меч герцога или меч, который сейчас был у меня в руке. Более длинное оружие, позволяющее атаковать с “чуть–чуть” более длинной дистанции. И при этом более лёгкое, позволяющее действовать им чуть–чуть быстрее. Но и то, и другое “чуть–чуть” стоит в бою очень многого. Порой – жизни.

Ну что ж. Умелый и хладнокровный противник с необычным оружием. Но испугать меня этим не удастся. Я был сейчас “на взводе” и просто не мог испытывать страх, меня охватил пьянящий восторг боя, восторг близости смерти. “Есть упоение в бою…” Прав был Лермонтов, действительно – есть. А что касается оружия моего противника, то идеального оружия вообще не бывает. Просто не может быть, “по определению”. У каждого типа оружия – свои преимущества и свои недостатки.

По этому поводу Олег когда‑то, уже довольно давно, рассказал притчу, которая мне хорошо запомнилась.

Молодой мастер меча вызвал на поединок старого. И проиграл этот поединок. Но старик оставил ему жизнь и даже не покалечил. Молодой спросил, в чём причина его поражения, ведь он моложе, быстрее и сильнее старика, и меч у него длиннее. Старик ответил, что просто у него, у старика, меч – особенный: короткий и с длинной кисточкой на рукояти, которая, мелькая в воздухе, сбивала молодого с толку, запутывала его. А то, что меч старика короче, позволяло ему быстрее и легче вращать его, тоже запутывая противника, опережая его.

Молодой мастер выбросил свой меч и приобрёл точно такой, как у старика, короткий и с длинной кисточкой на рукояти. И потратил много времени и сил, чтобы овладеть искусством работы с этим мечом. И затем вызвал на поединок другого старого мастера и опять проиграл. На вопрос, в чём причина его поражения, он получил ответ, что причина – в его собственном мече. Кисточка, прикреплённая к рукояти, своим мельканием мешала ему сражаться, а то, что меч короче обычного, не давало ему возможности наносить удары с длинной дистанции…

Так что длина и вес оружия сами по себе не являются ни недостатком, ни достоинством. Всё зависит от человека, этим оружием владеющего.

Вот из этого и будем исходить, как говорит Олег. Свои преимущества и свои слабости есть и у меня, и у моего противника. Буду использовать только то, что пригодится мне. Мои преимущества и его слабости. На полную катушку.

Фехтовальщик (я мысленно назвал противника “фехтовальщиком”) отсалютовал мне и принял стойку, действительно очень похожую на позицию в спортивном фехтовании, сильно развёрнутую боком ко мне, с направленной вперёд правой рукой с мечом и вытянутой далеко назад и вверх левой.

Он не спешил атаковать, наоборот, поигрывал своим тонким мечом, как бы приглашая меня начать бой самому, нанести первый удар. Ну уж нет. Попробуй только замахнись для удара, подними над головой меч, и фехтовальщик тут же просто наколет тебя на свою длинную “шпагу” как жука на булавку. Я, наоборот, опустил меч, принял непринуждённую стойку, незащищённой, открытой грудью прямо навстречу противнику, ноги почти вместе, лишь левая чуть сзади и на носке. В конце концов я Айкидо занимался, а Айкидо – это в первую очередь защита, использование действий противника, начавшего атаковать и из‑за этого неминуемо ослабившего свою способность к собственной защите. Тебе надо, ты вызвал на поединок, ты и атакуй.

И фехтовальщик “клюнул” на мою открытую и кажущуюся проигрышной стойку, сделал стремительный атакующий выпад. Резкий, неожиданный и очень глубокий.

Если бы я попытался отступить, отпрыгнуть от этого выпада назад, я бы не успел, он всё равно достал бы меня и нанизал на свой длинный меч.

Но этот выпад и для него был очень опасен! В своём стремительном скачке вперёд он тоже уже потерял возможность отступления! Чтобы погасить набранную скорость, а потом начать двигаться в обратном направлении, нужно время. И ему не хватило бы этого времени, если бы я, к примеру, пошёл на иай учи, на взаимное убийство, предпринял бы встречный выпад.

Фехтовальщик пошёл ва–банк, этот его выпад сделал неизбежной мгновенную развязку боя. Избежать чьей‑нибудь смерти было уже практически невозможно.

Я резко вскинул меч навстречу фехтовальщику, так же, как и в предыдущем бою, нацеливая его прямо в лицо, прямо в глаза.

“Глаза – это выведенные наружу участки мозга, воздействуя на глаза, напрямую воздействуешь и на сам мозг. А через него – и на тело противника …”

Хотя мой меч и был значительно короче, фехтовальщик не смог не отреагировать на моё движение. Он не был готов к иай учи, к встречной атаке лоб в лоб, он отвернул. Чуть–чуть, еле заметно, но отвернул. Продолжая выпад, движение вперёд (которое уже всё равно было не остановить), он немного изогнул корпус, отклоняя голову вправо. И не заметил, что я тоже смещаюсь чуть в сторону. Очень резким поворотом бёдер подтягивая меч к своему левому боку.

На тренировках я отрабатывал это движение как мягкий блок, выполнял его, чтобы просто прикрыться своим мечом от меча “провалившегося” в атакующем выпаде противника. Но сейчас была не тренировка, и я вовсе не был склонен щадить своих врагов. Я вовсе не напрашивался ни с кем драться. Сами захотели, ну так и получайте… Лезвие скользнуло не по мечу, а полоснуло по запястью фехтовальщика. Перерезав сухожилия и артерии.