— Все пройдет, — успокоил Грэхем.

— Я уж решил — каюк настанет. Так и сказал себе. Конец — не из величественных: болтаться на дне среди всякого хлама, качаться туда–сюда, туда–сюда среди тины и пузырей — до скончания века. — Воль подался вперед, вода стекала с него на сиденье и пол. Грэхем снова потянул его назад. — Я рвался на поверхность будто одержимый. В легких одна вода. Выскакиваю наверх… Тут сволочной витон меня и цапает…

— Что? — вскрикнул Грэхем.

— Меня схватил витон, — тупо повторил Воль. — Я ощутил… его поганые щупальца закопошились в мозгу… вынюхивали, выпытывали. — Он хрипло закашлялся: — Больше ничего не помню.

— Сдается, это они и вытащили тебя на берег, — взволнованно проговорил Грэхем. — Но… если мысли твои прочитали, то знают обо всех намеченных нами планах!

— Копошились… у меня в мозгу, — пробубнил Воль. Глаза его закрылись, и из груди вырвались судорожные всхлипы.

— Почему же Воля не убили, как остальных? — покусывая губы, спросил Лимингтон.

— Не знаю. Пожалуй, решили, что он не знает ничего, представляющего подлинную опасность. — Билл Грэхем выдержал пристальный взгляд начальника. — Я ведь тоже ничего существенного не знаю, не думайте, что всякий раз, выходя на улицу, я рискую головой, а вам придется отвечать собственной!

— Мне-то баков не забивайте! — усмехнулся Лимингтон. — Диву даюсь, как долго щадит вас судьба.

Последнюю реплику Грэхем пропустил мимо ушей и сказал:

— Арт на несколько дней выбыл из строя. — Он тихо вздохнул: — О Падилье удалось раздобыть какие-нибудь новости?

— Старались, — недовольно хмыкнул полковник. — Но человек, занимавшийся этим, не смог ни до чего докопаться. У тамошнего начальства и так забот полон рот, где уж было содействовать!

— Что, “завтра, завтра — не сегодня” — опять?

— Нет, не в том дело. Вскоре после того, как мы отправили запрос, азиаты совершили налет на Буэнос–Айрес. Город сильно пострадал.

— Проклятье! — выбранился Грэхем, закусив губу от досады. — Еще одной зацепкой меньше!

— Остаются любительские радиостанции, нужно проверить их, — с кислой миной отвечал полковник. — За дело уже принялись. Правда, пакостники–радиолюбители обожают засесть где-нибудь на горной вершине или забраться в непроходимые джунгли. Вечно выбирают самые паршивые места.

— А по радио связаться нельзя?

— Можно. Правда, с таким же успехом можно и призывать ушедшую в гости жену. Голубчики выходят на прием, когда заблагорассудится. — Открыв ящик письменного стола, Лимингтон извлек листок бумаги и протянул Грэхему: — Вот, поступило прямо перед вашим приходом. Может, оно что-то и значит, а может — нет. Как по–вашему?

— Сообщение “Юнайтед Пресс”, — прочитал Грэхем, быстро пробегая текст глазами. — Профессор Фергюс Мак–Эндрю, всемирно известный ученый–атомщик, загадочно исчез утром сего дня из своего дома в Керкин–тиллохе, Шотландия. — Он бросил взгляд на бесстрастно застывшего Лимингтона и продолжил: — Исчез в неизвестном направлении, не кончив завтракать. Забытый на столе кофе остался горячим. Миссис Марта Лесли, его пожилая экономка, полагает, что профессора выкрали витоны.

— И?.. — спросил Лимингтон.

— Не убили, а похитили — вот что удивления достойно! — Грэхем сощурился, обдумывая новость. — Скорее всего, Мак–Эндрю не больно-то много знал, иначе умер бы прямо за недоеденным завтраком. Но на кой ляд похищать, если угрозы нет?

— То-то и оно! — Единственный раз в полностью подчиненной дисциплине жизни своей Лимингтон дал волю чувствам, обрушил на стол кулак и громко сказал: — С самого начала этого идиотского дела мы непрерывно путаемся в мотке ниток, которые неизменно приводят либо к мертвецу, либо к человеку, уже превращенному в нелюдь. Всякий раз, когда мы устремляемся в погоню, — поджидает свежий труп. Всякий раз, протягивая руку, мы хватаем пустоту. А теперь и улики начали прятать! Даже трупа не оставили! — Полковник прищелкнул пальцами: — Взял профессор — и пропал! Чем же все это закончится? И когда наступит конец? Если вообще наступит, разумеется.

— Когда последний витон либо последний человек исчезнет с лица земли — не прежде. — Грэхем помахал сообщением “Юнайтед Пресс” и переменил тему. — Должно быть, бедняга Мак–Эндрю обладает умом, типичным для современного талантливого ученого, признанного во всем мире.

— Ну и что?

— А то, что на сей раз не ограничатся обычным исследованием мозга, как бывало раньше. Этот интеллект разберут по мельчайшим винтикам и выяснят, зачем и каким образом он работает. Иначе похищение лишено всякого смысла. Думается мне, витоны весьма обеспокоены — быть может, напуганы, если так закопошились. Профессора взяли, поскольку он подходящий подопытный кролик для витоновской сверххирургии. — Яркий блеск в глазах Грэхема удивил полковника. — Решили получить общие, но самые подробные данные, чтобы предугадывать поведение ученых мужей. Самоуверенность наших милых шариков несколько пошатнулась, они хотят выяснить, откуда ждать неприятностей. Взвесив и расчленив интеллект Мак–Эндрю, витоны поймут, насколько велика вероятность того, что тщательно оберегаемая истина все же выплывет наружу.

— А потом? — негромко спросил Лимингтон.

— Надо полагать, Падилья действительно что-то нашел — в итоге осмысленного исследования, а быть может, и случайно. Однако следует предположить и другую возможность — он угодил пальцем в небо, а убрали его лишь затем, чтобы сбить нас с толку, направить по ложному следу, в Южную Америку. — Грэхем встал, возвышаясь над столом полковника. — И, если не ошибаюсь, к похищению шотландца были две причины, — сказал он, сопровождая каждое слово решительным жестом.

— Какие же?

— Первая: существует смертельное для витонов оружие, только и ждущее, чтобы мы отыскали его — если, конечно, силенок достанет. Витоны уязвимы! — Он помолчал, потом закончил, отчеканивая слова: — И вторая. Если они, покопавшись в мозгу Мак–Эндрю, убедятся, что нам хватит разума такое оружие найти либо изготовить, то сделают все, чтобы воспрепятствовать этому. Вот тут-то и начнется ад кромешный!

— Можно подумать, он еще не начался! — возразил Лимингтон, делая широкий жест рукой. — Вы в состоянии вообразить что-нибудь худшее, чем положение, в котором находится человечество ныне?

— Известное зло не так страшно, как неведомое, — ответил Грэхем. — Сейчас мы хотя бы знаем, что творится. А кто предугадает новые козни?

— Если начнутся новые и более изощренные козни, видит Бог, нам всем конец.

Грэхем промолчал, погружаясь в тревожные раздумья. Ныне покойный Бич приписал ему когда-то сверхчувственное восприятие. Возможно, дело в этом и было; возможно, говорило простое опасение, только Грэхем знал: надвигается новый ад — и куда более страшный.

Стояла тьма глубокая и зловещая, мыслимая лишь в огромном городе, не столь давно блиставшем мириадами огней. Лишь мимолетные отблески затемненных фар светлячками пролетали по выщербленным каньонам нью–йоркских улиц. Ничто другое не оживляло густого, давящего, непроглядного мрака.

Кое–где мерцали зеленоватым светом деревянные, крашеные люминесцентной краской столбики, предупреждая водителей об огромных воронках, оставленных ракетными взрывами. Едкий запах войны был ощутим, как никогда — запах вздыбленной земли, исковерканных канализационных труб, раздробленного кирпича, перемолотой плоти.

В верхней части города, на Шестой улице, Грэхем увидел маленький красный огонек, раскачивающийся из стороны в сторону, и притормозил.

— В чем дело?

Из густой, словно деготь тьмы, выступил молодой офицер.

— Извините, сэр, требуется ваша машина. — Он молча дождался, покуда Грэхем предъявил удостоверение, потом сказал: — Сожалею, мистер Грэхем, приказано реквизировать все идущие мимо машины.

— Хорошо, не буду спорить. — Грэхем вынул из гиромобиля теплое пальто, закутался. — Придется пройтись пешком.

— Искренне сожалею, — повторил офицер. — В западной части стряслось что-то серьезное, нужны все машины, какие удастся достать. — Он повернулся к двум солдатам в грязно–зеленой форме, едва различимым среди мрака. — Отгоните на станцию. — Когда солдаты отъехали, офицер нажал на кнопку фонарика и подал знак очередному проезжавшему гиромобилю.