Перед тем, как плавно подать на себя рукоятку тяги, он еще с полминуты продувал дюзы. Дрожь корабля усилилась, рев постепенно перешел в вой, иллюминаторы кабины затуманились, и небо потускнело.

Целую секунду, показавшуюся Лимингу вечностью, корабль покачивался, стоя на хвосте. Затем медленно пополз вверх: фут, ярд, десять ярдов. Вой перешел в визг. Внезапно скорость подъема резко возросла, словно корабль хорошенько подтолкнули сзади. Он рванулся ввысь. Сто футов, тысяча, десять тысяч. Корабль пронзил облака и устремился в ночное небо. Иллюминаторы очистились. Вокруг сияли мириады звезд, огромным шаром висела луна.

Динамик слабо проскрипел:

— Отличная работа, пилот.

— Я всегда работаю отлично, — отозвался Лиминг. — До встречи в сумасшедшем доме.

Ответа не последовало. Внизу понимали, что он ощущает чувство безграничной свободы и безнаказанности, так называемый “взлетный хмель”. Ему было подвержено большинство пилотов — когда родная планета оставалась за кормой корабля, а впереди виднелись только звезды. Симптомы заключались в язвительных замечаниях и ругани, которые градом сыпались с небес на землю.

— Пойди постригись! — орал в микрофон Лиминг. Он так и покатывался от смеха в своем кресле, пока корабль набирал скорость. — И вычисти комнату до блеска! Тебя учили, как отдавать честь? Мысли пачкают мозги.

Земля по–прежнему хранила молчание. Но внизу, в космопорте, в башне управления полетами, дежурный офицер повернулся к Монтичелли и сказал:

— Знаешь, мне кажется, Эйнштейн не довел дело до конца.

— Что ты имеешь в виду?

— У меня есть гипотеза — по мере приближения к скорости света умственные способности человека стремятся к нулю.

— Может, в этом что-то и есть, — признал Монтичелли.

— Свинина с бобами, свинина с бобами, господи, опять свинина с бобами, — быстро затихая, визжал динамик в башне управления. — Раздевайся, потому что я хочу проверить твое зрение. Теперь вдохни. Крутт, от которого все мрут, а…

Дежурный офицер отключил связь.

Эскорт присоединился к нему в Сирианском секторе. Встреча произошла неожиданно, в то время, когда он спал, как убитый. Сигнал вызова включил сирену, пронзительный вой которой заставил его немедленно вскочить. Несколько секунд он в недоумении осматривал кабину: пол вибрировал под его ногами, в голове отдавалось мерное тиканье автопилота.

— Зен кайд вит? — проскрипел динамик. — Зен кайд вит?

Это был кодированный запрос о принадлежности его корабля.

Устроившись в уютном кресле, Лиминг повернул ручку передатчика, который выбросил в пространство короткую серию цифр. Затем он протер глаза и посмотрел на экран переднего обзора. Невооруженным глазом он смог увидеть только мириады звезд, мерцавших в темноте.

Лиминг включил инфракрасные датчики. Теперь по экрану параллельно курсу корабля полз ряд светящихся точек. Вторая группа кораблей, выстроившихся клином, виднелась далеко впереди. Конечно, он увидел не сами суда, а тепловое излучение, которое исходило от раскаленных добела дюз и шлейфов выхлопных газов.

— Кифа! — раздалось из динамика: это означало “все в порядке”.

Лиминг снова залез в кровать, натянул на голову одеяло, предоставив автопилоту вести корабль. Минут через десять он уже начал дремать: ему пригрезилось, что он спит в открытом космосе, где до него уже никто не доберется. Вдруг из динамика раздалась назакодированная команда: “Сбавь ход, пока мы тебя не потеряли!” Лиминг подпрыгнул, как ужаленный, сел и недоуменно уставился на передатчик. Кто-то только что говорил с ним голосом, каким отдают команды на плацу. Или ему пригрезилось? Лиминг подождал немного, но ничего не произошло, и он снова прилег. Динамик тут же нетерпеливо прокричал: “Ты что, не слышишь? Сбавь скорость, пока мы тебя не потеряли!”

Раздраженный Лиминг вылез из-под одеяла, сел за пульт управления и неторопливо приступил к работе: из переднего тормозного двигателя выпустил две струи пара, которые тут же пролетели вдоль бортов корабля; у кормовых дюз уменьшил тягу. Он наблюдал за приборами до тех пор пока не убедился в том, что стрелка ушла далеко влево, а значит опасность катастрофы, к счастью, миновала. Тогда он вернулся в кровать и снова закутался в одеяло. Ему казалось, что он раскачивается в небесном гамаке и наслаждается волшебным покоем, но из передатчика снова донесся крик:

— Еще, еще убавь скорость!

Он сбросил одеяло, доплелся до пульта и убавил скорость еще раз. Затем, наклонившись к передатчику, произнес страстную речь. Местами она состояла из междометий, а также включала в себя обширный экскурс в основные функции человеческого организма. Насколько он знал, среди его изумленных слушателей должны были находиться два контрадмирала и с дюжину коммодоров. Если так, то он неплохо их просветил. В ответ Лиминг не услышал ни резких окриков, ни возмущенных начальственных голосов, За подобные упражнения в ораторском искусстве на большом боевом корабле ему бы дали сорок нарядов вне очереди и отправили бы под трибунал. Но в космическом флоте существовало негласное мнение, что разведчики, месяцами лишенные общества, на девяносто процентов становятся готовыми клиентами для психиатра. При исполнении служебных обязанностей они могли говорить все, что им вздумается, что, как правило, они и делали. Великолепно, когда тебя официально считают ненормальным.

В течение трех недель конвой сопровождал Лиминга в таком мрачном молчании, которым обычно окружают в семье больного родственника. Все это время он сгорал от нетерпения, так как максимальная скорость конвоя была гораздо меньше, чем у его корабля, и необходимость подстраиваться под них вызывала у Лиминга ощущение автогонщика, следующего за похоронной процессией.

Главным виновником неторопливости их шествия был Сирианский линкор “Воссун”, огромный и неуклюжий, который плелся, как заплывший жиром гиппопотам, Всем остальным более быстрым крейсерам и истребителям приходилось плестись вместе с ним. Лиминг не знал названия этого корабля, но понимал, что перед ним линкор, так как на инфракрасном экране он напоминал светящуюся горошину в окружении огненных булавочных головок. Каждый раз, когда Лимингу попадалась на глаза эта горошина, он отпускал в ее адрес крепкое словечко. Однажды, в очередной раз облегчая таким образом душу, он услышал, как динамик снова включился и впервые за много дней произнес:

— Понк!

— Понк? Что это еще за понк?

Насколько он помнил, это слово означало что-то очень важное. Он быстро пролистал книгу кодов и отыскал: “Враг в поле зрения”.

На его экранах неприятеля не было видно. Наверное вражеские корабли находились вне зоны обнаружения его локатора и были замечены летящим далеко впереди авангардом из четырех эсминцев.

— Волна Ф, — раздался приказ из динамика.

Значит, готовясь к сражению, они поменяли частоту сигнала. Лиминг повернул ручку настройки многоволнового приемника с деления “Т” на деление “Ф”. Из динамика быстро понеслись лаконичные донесения кораблей конвоя.

— Резервная группа, влево двадцать, отклонение двенадцать.

— Есть!

— Конец связи.

— Есть!

На экранах пять светящихся точек быстро отделились от основной группы и ринулись вперед. Четыре из них были обычными крохотными точками, а пятая посредине — размером с половину горошины. Крейсер и четыре истребителя покидали поле боя с благородной целью отрезать неприятеля от его ближайшей базы.

В космическом пространстве, где скорости были колоссальные, а расстояния — невообразимые, эта тактика никогда не срабатывала, что, однако, не мешало обеим сторонам применять ее при каждом удобном случае. В зависимости от вашего настроения это можно было рассматривать или как неиссякаемый оптимизм, или как неизлечимую глупость.

Небольшой отряд с максимальной скоростью летел в засаду, надеясь затеряться в обманчивом звездном лабиринте, пока приближающийся противник не разгадает их нехитрый маневр. В это время “Воссун” со своим сопровождением продолжал двигаться прежним курсом. Впереди, почти у предела радиуса действия локаторов эскорта, четыре эсминца развивали наступление, даже не пытаясь рассредоточиться или изменить курс.