– Поить их собираешься или как?

На меня не смотрел. Наверное, самому было неловко.

– Не знаю. Можно напоить. И Леону рану смазать, – голос еще дрожал от обиды, справиться с этим так вот сразу у меня не получилось.

Арис поднялся, еще раз понюхал воду.

– Лучше сам сперва попробую, – решил он и поднес флягу к губам.

Смех зазвенел серебряным колокольчиком. Тень шевельнулась, и на полянку вышла тоненькая девушка в платье из листьев, в которой я тут же узнала Осинку.

– Я бы не советовала, – она подошла к источнику, посмотрела на воду, потом на Ариса. Улыбнулась. – Помереть – не помрешь, а животом маяться будешь долго.

Горыныч молча перевернул флягу, и вода с бульканьем полилась вниз. Осинка снова засмеялась, потом протянула руку, красуясь браслетиком – бисеринки таинственно блестели и переливались на ее бледной коже, словно не обыкновенное крашенное стекло, а драгоценные камни.

– Красиво, да? – дочь леса выпрямилась, подбоченилась, в разрезе платья будто нечаянно показалась ножка. Едва не до талии. – Что это вы здесь шумите? Весь лес всполошили, сестричек моих разбудили…

– А лучше надо за своим лесом присматривать, – проворчал Арис. – Развели нечисть.

Осинка хмыкнула и, поджав губки, осторожно тронула босой ножкой кучку пепла в траве.

– Оно само сюда приползло. Мы почуяли, что оно – плохое, хотели прогнать из леса – не смогли. Пришлось в дерево превратить.

– Хорошенькое дерево, – я поежилась, – на людей кидается.

– А люди сюда не ходят, – возразила красавица. Наморщила носик, словно вспоминала. – Ах, да, приходили. Один сначала, потом другой. Потом третий. Двое тут и остались, под корнями. А последний сбежал.

Она отбросила волосы за плечи, потянулась, словно ото сна и, повернувшись к нам, взмахнула длинными ресницами, явно кокетничая.

– А вы что здесь забыли?

Горыныч промолчал, предоставив объясняться мне.

– За живой водой пришли.

Как я и ожидала, Осинка засмеялась.

– Глууупые! Тут давно живой воды нет. Источник отравили. А люди все ходят и ходят… Глууупые!

– Это верно, – неожиданно согласился Арис. – Тогда может быть ты, умная, подскажешь, где эту воду найти?

– А вам зачем? – Осинка прищурилась. – Что, мертвяков поднимать будете?

– Нам живых вылечить надо.

– А… ну так это несложно, – она подобрала юбку, дернула за подол. Несколько листиков остались в ее пальцах. – Вот, возьмите. Из них отвар целебный любую хворь прогонит.

Листики опустились на ладонь Ариса, Осинка тоненько хихикнула. Крутнулась.

– Скажи-ка мне, змеиный брат, а нравятся тебе мои сережки?

– С кого сняла? – поинтересовался тот. Красавица обличительно уставилась на меня. Горыныч обернулся, бросил в мою сторону хмурый взгляд, не обещавший ничего хорошего.

– Да, да, и браслетик, – продолжила Осинка. – Она мне и имя свое назвала. Совсем-совсем глупая!

– Ладно, – прервал ее Арис. – Ты скажи, здесь на двоих хватит?

– Хватит, хватит, – уверила его дочь леса. – По одному листочку на кружку, больше человеку разом пить нельзя. Если сейчас напоите, к утру как раз и подействует.

– Спасибо, – поблагодарил Арис. – Что хочешь за помощь?

На этот вопрос у Осинки ответ был, по-видимому, готов заранее.

– Бусики хочу. Из камешков голубеньких, которые бирюзой зовутся. Березке вон полюбовничек ее подарил, так она хвастает на весь лес. А бусики-то мааааленькие, камушки меееленькие. Меньше горошины! Хвастать нечем! А мне бы крупненькие, да чтобы камушки все один к одному на ниточке – ровненькие, кругленькие.

– Будут тебе бусики, – пообещал Горыныч. – Как достану – передам.

– Уговорились, – мурлыкнула Осинка.

Она осталась у источника, а мы направились к озеру. Сделав несколько шагов, я запоздало вспомнила, что надо бы и мне поблагодарить дочь леса. Обернулась и сказала:

– Спасибо.

Осинка фыркнула и, вздохнув, пошла к нам.

– Погоди, змеиный брат. Дай-ка сюда листики.

Неужели отобрать решила?

Горыныч раскрыл ладонь, Осинка коснулась листочков пальцем, и в темноте я увидела, как меняются их очертания, и зелень становится светлее.

Арис усмехнулся.

– Отравить хотела?

– Да что ты, – дочь леса отступила назад, смущенно захлопала ресницами. – Пошутила я… Листочки эти, правда, помогут.

Листиков оказалось девять. Два я залила крутым кипятком в глиняных кружках, три спрятала в аптечку, два отложила Марфе отнести – в благодарность, а оставшиеся отдала Арису – на всякий случай. Минут через десять сняла блюдечки с кружек и, когда отвар немного остыл, отправилась будить Алинку.

Ее пришлось уговаривать, но подруга наконец-то сдалась, выпила терпко пахнущую жидкость и снова улеглась, накрывшись одеялом по уши. Леон проснулся быстро, молча сделал, что его просили, и тоже уснул.

Все еще сомневаясь в эффективности Осинкиных чудо-листиков, я решила сидеть до утра и наблюдать, как бы кому не стало плохо. Но очень скоро начала клевать носом и, устроившись на сложенных руках, едва не задремала прямо за столом.

– Иди спать. Я покараулю, – пообещал Горыныч.

Спорить и проявлять благородство в этот раз мне совершенно не хотелось.

Отвар из чудо-листьев помог. Алина больше не чихала, даже насморк прошел. И Леон на удивление стремительно пошел на поправку, к вечеру уверенно ходил и даже готов был пробежаться, но мы не позволили. И, чтобы не терять времени, решили назавтра же покинуть хутор.

Едва утро заглянуло в окна, я решила, что пора вставать. И не ошиблась. Едва вышла в горницу и прокралась мимо спящего Леона, как в дверь постучали.

– Готовы? – с порога спросил Арис и уставился на меня: вполне одетую, но явно только вылезшую из постели. Леон, разбуженный стуком, успел подняться, а Алинка еще досматривала сны.

Как ни странно, чтобы окончательно проснуться и собраться, нам хватило часа. Даже меньше. И лишь стоя на пороге с рюкзаком за плечами, я вдруг сообразила, что не знаю ответа на очень простой вопрос:

– А куда идем?

Когда-то богатая и процветающая Раслава вовсю торговала не только чудесами своих колдунов, но и принимала купцов с товарами. Рынок возле города был одним из самых больших в стране. Из-за гор, расположенных на юго-востоке, тоже прибывали караваны. Они ехали по хорошей дороге, нередко нанимая колдунов в охрану: от перевала до города и обратно.

На дорогу мы не выходили, шли стороной. Благо погода не портилась, и ночевать можно было в лесу. Арис сказал, что через несколько дней сможет достать нам лошадей у одного верного человека, потому как пешком до предгорья путь долог. Что ждет нас там, где в лесах, полях, реках и болотах еще живут те существа, которых теперь под одну гребенку всех называют нечистью, никто не знал.

В первый же вечер Горыныч предупредил нас, чтобы в лесу были осторожны, без надобности ничего не ломали, не срывали, не топтали…

– И вообще на землю лишний раз не ступали, а лучше – и не дышали, – пробурчала я. На маленькой уютной полянке чернел круг от кострища, но мы еще недалеко ушли от хутора и опасались подать знак возможным преследователям, а потому обошлись на ужин сухим пайком. – Эх, жалко, у вас драконы не водятся. Оседлали бы одного – вмиг домчали!

– Это кто бы оседлал? – поинтересовался Горыныч.

– Ты, конечно, – мы с Алиной расстелили карематы и уютно расположились почти вплотную друг к другу. – Дракон – это ведь тоже… как ящерица, только с крыльями и большая.

– Мысль, конечно, хорошая, но драконов у нас нет, – Леон устроился на сложенном одеяле, захваченном из нашего дома в Осинках. – Большие Змеи когда-то водились в горах, но о них уже лет десять не слышно.

– После того, как Горыныч последнему из них голову отрубил, – просветила я Алинку.

– Правда? – заинтересовалась подруга.

– Не знаю. Но очень надеюсь, что сейчас нам кто-нибудь расскажет.

Мы затаились и ждали. Мужчины молчали, потом Леон, сжалившись над нами, тихонько позвал: