Юноша вздрогнул. Сердце забилось пойманной птицей.

Сейчас придет сестра, увидит… Родители заберут, ведь это ее подарок. Будет стыдно, и – самое главное – он так и не попробует! Значит надо сейчас, прямо сейчас. Но – что? Быть здоровым? Снова ходить? Или… Мысли пронеслись одна за другой, пальцы сжали шарик, который вдруг опять засветился. Внутри, под стеклянной поверхностью, кружился разноцветный вихрь, подсвечивая пальцы яркими бликами. И в один миг, потеряв цвета, превратился в густую дымку, в которой вспыхивали и таяли серебристые искры.

Родители и сестра замерли на пороге.

Глаза Алики кажутся огромными. Она еще не понимает, не верит.

А ногам вдруг становится тепло, даже жарко. Потом больно. Но… может, так должно быть? Может – вот оно, чудо?

В напряженной тишине слышится негромкий скрип рессор. Он поднимается с коляски, делает шаг.

Несколько мгновений никто не двигался с места, а потом ринулась вперед мать.

– Мальчик мой!

Слезы счастья, улыбки. Родители обнимают, целуют, еще не веря, что чудо действительно произошло, и только сестра стоит, прижавшись к дверному косяку. Белая. Неподвижная.

– Алика, доченька, иди к нам! – зовет мать. – Смотри, твой брат идет! Алика, идет! Какое чудо! Ты разве не рада?

Девушка медленно подходит, останавливается напротив. Родители ждут, когда она бросится обнимать брата, но…

– Это было мое желание, – спокойно произносит Алика и тонкой, как хворостина, ручкой толкает его в грудь.

Он ожидал этого, но так давно не стоял на собственных ногах, что не удержал равновесия. Стеклянный шар выскользнул из пальцев и, едва коснувшись пола, звонко рассыпался множеством осколков.

Слепящий серебристый туман окутал его, заставив зажмуриться, а когда он снова открыл глаза, понял вдруг, что лежит на песке – влажном и холодном. Вода ласково касается босых ног, а в небе над головой слышен шорох огромных крыльев.

Об исчезновении Виктора Алсакова спустя два дня говорил весь район. Старичок-стеклодув, успевший вместе со своим прилавком переместиться с аллеи поближе к проспекту, узнал об этом довольно скоро. И удивился – ведь шар желаний у него купила девушка – болезненная, тщедушная. Неужели она благородно пожертвовала своим желанием и отдала шар брату, последние полгода проведшему в инвалидном кресле? Если так, то девочке наверняка понадобится еще один шар.

Прошло уже столько времени с тех пор, как стеклодув, который спокойно жил и работал в небольшом уютном городке предгорья, попал сюда. В неизвестный, незнакомый мир. Как и почему – он не знал. Просто однажды очутился посреди странной улицы с невероятно огромными громоздкими домами, быстрыми блестящими экипажами и непривычно одетыми людьми. Ему повезло наткнуться на приют для таких, как он – потерявшихся в этом мире, не имевших ни дома, ни работы. Правда, все они родились здесь, но частенько не умели делать ничего полезного. Или просто не хотели. А он очень хотел. Сперва ему позволили помогать одному местному стеклодуву, а тот, видя, что перед ним не ученик – мастер, – помог разжиться необходимыми инструментами. И вот тогда-то заброшенный в неизвестность человек понял, что умеет делать настоящие чудеса.

О том, насколько они могут быть коварны, продавец стеклянных чудес узнал не сразу. Испугался. Но все равно продолжал свое дело. Опьяненный сознанием того, что из рук в руки передает человеку его счастье, он, случалось, забывал предупредить об опасности. Но после того случая, когда паренек-школьник исчез прямо у него на глазах, память ему не отказывала.

На этот раз продавцу стеклянных чудес не в чем было себя упрекнуть – юную покупательницу он предупредил, что шар разбивать нельзя. Почему же она не сказала брату?

Девушка, та самая, сестра пропавшего Виктора, объявилась на третий день. Пришла на аллею, остановилась напротив стеллажа с шарами – худенькая, в слишком плотном для жаркого дня темно-синем платье. Безрадостное пятно на фоне буйной зелени листьев и пестрого ситца летней одежды. Протянула деньги:

– Мне нужно еще одно чудо.

Голос ее был ровным. Безжизненным. Старый стеклодув не списал это на печаль из-за брата – помнил, что несколько дней назад эта девушка была точно такой же. И ничуть не изменилась.

– Что случилось с твоим братом?

– Он забрал мой шар. Загадал желание. Потом разбил его нечаянно и исчез, – на мгновение в ее глазах мелькнуло любопытство: – Вы не знаете, куда?

– Прости, но, – он виновато развел руками, – нет, не знаю.

– Жаль, – она равнодушно пожала плечами. – Возьмите деньги.

Старик принял из рук девушки несколько красноватых бумажек, и, выбрав шар с серебристо-фиолетовыми красками внутри, протянул его покупательнице. Только положив чудо в подставленные ладони, заметил, как яркими искорками зажглись под стеклянной поверхностью несколько алых брызг.

– Возьми. Загадай то, чего тебе на самом деле хочется больше всего. И… ты ведь помнишь? Его нельзя разбивать.

– Помню, – девушка опустила свое приобретение в серую сумочку. Сделала несколько шагов и обернулась. – Но вы ведь не знаете, куда он пропал? – ее неподвижное лицо на миг осветила мечтательная улыбка. – Может, именно там и есть настоящее чудо…

Солнечные зайчики резвились на воде. Речушка, которую при желании можно было перепрыгнуть, хорошенько разбежавшись, поблескивала, словно усыпанная осколками зеркал. Ее тихий голосок перекрывал птичий щебет. Я поставила корзинку на землю и осторожно присела на зеленеющий свежей травой бережок.

Еще зимой Арис как-то узнал, что сына воеводы видели недалеко от Раславы, вместе с Максимом, но с тех пор прошло больше месяца, а вестей от Леона не было. Мы с Алиной старались не говорить об этом, но я видела, как она смотрит в окно полными слез глазами, выглядывая то ли Горыныча с весточкой, то ли самого Леона.

Хуторяне устроили зиме шумные проводы. Седьмицу гуляли. Ходили с песнями вдоль оград, угощали детей сладостями. Нарядили побрякушками да лентами соломенное чучело и поставили его на утоптанном пятачке за поселком. Вокруг него по вечерам плясали, нацепив патлатые парики и маски злобных лесных духов. А на седьмой день чучело сожгли.

Арис в гуляниях не участвовал, да и мы с Алиной поостереглись, хотя подругу мою парни уговаривали наперебой.

С наступлением весны жизнь на хуторке как-то зашевелилась, словно пробуждаясь от спячки. Старая Марфа, для которой я из-под снега выкапывала таинственные корешочки, дала мне новое задание. Осторожно, чтобы не повредить белые звездочки цветов, я несколько часов ползала по поляне, обдирая нижние сочно-зеленые листья и складывая в немаленькую круглую корзину. За это мне обещали дать хлеба и молока, и я старалась, потому что теперь приходилось подкармливать и Ариса.

Горыныч постоянно куда-то уходил и отсутствовал неделю-две, а потом возвращался так тихо и незаметно, что о его прибытии мы узнавали по вьющемуся над трубой его дома дымку от растопленной печи. Из своих поездок он привозил нам еду, и каждый раз старался сбежать поскорее домой, чтобы не выслушивать благодарностей. Но в последний раз вернулся больной, с температурой, и едва дополз до кровати. Мы с подругой узнали об этом лишь через пару дней. Пока Алина занималась лечением, я строго отчитывала Ариса за то, что не пошел сразу к нам, а потом притащила еду, нагрела молока. Горыныч – неумытый, в затасканной рубахе и штанах, сердито смотрел на нас с низенькой, накрытой старым одеялом, тахты. А когда подруга предложила помочь ему прибраться в доме и вещи постирать, выпроводил нас за дверь.

Мы не обиделись и тем же вечером заявились к Арису ужинать. Естественно, со своими припасами, и как Горыныч ни отнекивался, ему пришлось уступить и нашим уговорам, и собственному желудку. Что с ним случилось, где он был, и куда делась его сумка, деньги и тулуп – мы так и не узнали. Но первые несколько дней буквально заставили своего соседа на завтрак, обед и ужин заглядывать к нам в гости.