— Лирика, в ней всегда немного туманности, этакого флера. Если все ясно, значит, я говорю банально, — он встал и подошел к голове зубра. — Как-нибудь специально приеду и попрошу Кушелевича отвезти меня в лес, поглядеть на живых зубров. Хорошо бы зимой, пожить в домике у Филимонова, походить по лесу…

— Это можно, — заверил Валентин Федорович.

— Да Николай с удовольствием… — воскликнула Анна Ивановна.

— Будем считать, что договорились, — рассмеялся Андрей Аверьянович. — Поедем в горы, если я соберусь, — вздохнул и добавил: — Что мало вероятно.

Суд действительно состоялся. На этот раз на скамье подсудимых сидел Павел Лузгин. Это он стрелял в Моргуна. Спустившись с пастбищ и выйдя к реке, он увидел Кушелевича. Минут десять они шли по разным берегам Лабенка вверх по течению. Кушелевич Лузгина не видел, тот не спускал с него глаз. Велик был соблазн выстрелить, но Лузгин не решался. На тропе появился Моргун. И тут хитроумному Лузгину пришла в голову мысль свести счеты с обоими своими врагами, не навлекая на себя подозрения.

Кушелевич выступал на суде свидетелем. Андрея Аверьяновича Петрова на суде не было, он с головой ушел в новое дело.

Видно, не очень напрягали воображение люди, давшие название этому порядку домов — Второй автобазовский переулок. Когда-то по сторонам едва намеченной дороги, упиравшейся в гору, стояло здесь полтора десятка частных владений и название было покороче — Волчий тупик. Но потом новые пятиэтажные дома-близнецы потеснили неказистые, обросшие сарайчиками, и курятниками строения, и старое название сделалось вроде бы неуместным.

Рядом, в низинке по ту сторону шоссе, обосновалась автобаза. От нее и новое название. Первый автобазовский переулок начинался прямо от ее ворот; был и Третий, примыкавший к дальнему забору базы, но Андрея Аверьяновича интересовал именно Второй.

Знакомясь с делом, адвокат Андрей Аверьянович Петров полагал небесполезным побывать на месте происшествия или преступления. На этот раз ему предстояло защищать Николая Чижова, парня восемнадцати лет от роду, убившего сверстника Владимира Спицына. Оба проживали во Втором автобазовском, здесь же случилось и убийство.

Андрей Аверьянович постоял на шоссе, откуда просматривался весь переулок и гора, в которую он упирался, до половины распаханная и возделанная: были здесь огороды и виноградники, а выше колючий кустарник и низкорослые деревца с жилистыми, перекрученными ветвями. Когда-то, может быть, и забегали сюда волки, а сейчас это была окраина большого города и рядом с деревянными домишками стояли новые дома с водопроводом и канализацией.

Проезжую часть переулка замостили, по сторонам проложили асфальтовые тротуарчики. По одному из них двинулся Андрей Аверьянович. Без труда нашел он неотгороженный от переулка двор с чахлой растительностью, с деревянными скамьями и дощатым столом, на котором по вечерам, наверное, играли в домино. На двор выходил четырьмя подъездами новый дом, с другой стороны ограничивали его два деревянных строения с застекленными верандами. Возле одного из них стояла старая железная кровать с провисшей едва не до земли сеткой. Владимир Спицын в тот момент, когда Николай Чижов выстрелил, сидел на этой кровати. Все осталось, как было несколько месяцев назад.

Следствие по делу об убийстве Спицына затянулось. Менялась статья, квалифицировавшая преступление Чижова. Сначала склонялись к тому, что убийство умышленное, однако эта версия не получила достаточного подтверждения, но и отказаться от нее не решались. Тут немалую роль сыгран отец Владимира Спицына, который категорически утверждал и настаивал, что Николай Чижов выстрелил в его сына не случайно, а заранее имел злой умысел. Так или иначе, но обвиняемый содержался в тюрьме со всей строгостью, которая предписывалась для тех, кто подозревался в самом тяжком преступлении.

Первое знакомство с делом Николая Чижова не принесло Андрею Аверьяновичу ясности, он не мог определенно ответить на вопрос, кто же его подзащитный: сознательный убийца или парень, ставший убийцей из-за преступной небрежности. Неясен для него был этот Николай Чижов, молодой человек, родившийся и проживший до восемнадцати лет во Втором автобазовском переулке, который ранее именовался Волчьим тупиком.

Андрей Аверьянович по некрутому, поросшему травой склону поднялся к скамьям и сел. Во дворе никого не было: зима, южная гнилая зима, пора дождей, хмурого неба, пронизывающих ветров. В домино уже за этим столом не играют, устраиваются где-нибудь в красном уголке. А молодежь собирается в подъездах. Сидят на перилах лестниц, на подоконниках, жмутся к батареям парового отопления. Курят, смеются своим остротам, иногда бренчат на гитаре, иногда запускают магнитофон с новыми песнями. У Чижова был магнитофон, он выносил его в подъезды, брал на вечеринки. И ружье он брал с собой. Под Новый год палил из него, высунув ствол в форточку. Андрей Аверьянович оглядел одну из застекленных веранд, поискал глазами форточку. И не нашел.

А в показаниях свидетелей речь шла о форточке. Вот и верь после этого показаниям свидетелей. Впрочем, они скорее всего не виноваты. Кто-то, может быть следователь, сказал про форточку, и все «вспомнили» — да, в форточку стрелял. А на самом деле, видимо, открыто было окно: конец декабря стоял теплый, под Новый год здесь лил дождь.

Но что это меняет? В том, что Николай Чижов под Новый год палил из ружья, сомнений нет, и какая разница — в открытое окно стрелял он или в форточку? Той ночью он никого не убил, не ранил.

А разница все-таки есть. Если свидетели путали в деталях, они могли заблуждаться и в оценках. Могли превратно истолковать слово, фразу, то или иное действие убийцы или убитого. Не умышленно, а потому, что ненаблюдательны, забывчивы. А ему, защитнику Петрову, надо знать все точно, как оно было. Он, как археолог, по черепкам и наконечникам стрел воссоздающий события, должен узнать побуждения действующих лиц драмы. Такую же работу проделывает следователь. Он идет первым, и адвокат шагает по проторенной им дорожке, перебирая и оценивая добытые первопроходцем факты. Так бывает, но далеко не всегда. Случается, что пути их расходятся.

По идее адвокат должен быть объективен и беспристрастен в оценках. Как и следователь. Но он человек и ничто человеческое ему не чуждо. Андрей Аверьянович никогда не был равнодушен к людям, которых защищал, хотя и научился не давать воли своим пристрастиям и антипатиям настолько, чтобы это мешало выявлению истины.

Если уж говорить, положа руку на сердце, Николай Чижов ему не нравился. Была в этом парне какая-то душевная тупость, неумение или нежелание понять непоправимость содеянного. Коротко стриженная круглая голова, тюремная бледность в лице, влажные губы и бегающие глаза — таким он запомнился Андрею Аверьяновичу после первого свидания. Потом Чижов попривык к адвокату и не бросал на него вороватые взгляды во время разговора, но и в глаза не смотрел.

— Я не нарочно, — твердил Чижов. — Не хотел я его убивать.

А отец Владимира Спицына настаивал:

— Убил умышленно, не дружили они последнее время, ссорились, вот он и свел с ним счеты.

Было в деле и показание одной из жительниц пятиэтажного дома, которая высказала предположение, что ребята не поладили из-за Майки Лопуховой.

Следователь не исключал и такого варианта, он допрашивал Майку, но та все отрицала:

— Ничего у нас не было. Ну, ходили на танцы, в кино, все вместе… Да меня мама домой в одиннадцать загоняла…

И Майкина мама с презрением отвергала домыслы соседки:

— Рано еще моей дочери романы крутить, девчонка еще…

Так ли все это? Мамы не все знают о своих дочках, а бывает, и знают, да не скажут. Случается, что и соседи напридумывают гору небылиц. Всякое бывает. Человеку надо верить, но если человек становится свидетелем, его слова надо проверить и подтвердить, иначе легко впасть в ошибку.