– После того как мы суммировали всю информацию, которую выудили из Эла Хоука и из других членов этой гангстерской шайки, – рассказывал я Аралии, – и присовокупили к ней то, что узнали от Гуннара Линдстрома и Войстера Один Выстрел, а также сведения, которыми располагал я, перед нами предстала вся неприглядная картина этого преступления.

– Но... мама и Питер, они что, тоже знали о том, что меня собираются убить?

– Им этого не сказали... так прямо. Но они могли догадаться об участи, которая тебя ожидает. А может быть, даже и знали. Не это сейчас главное. Итак, позволь мне вкратце рассказать тебе о главном, чтобы больше не возвращаться к этой теме, после чего допьем наш мартини о'кей?

Был вечер того же понедельника. Прошло всего несколько часов с тех пор, как Рагена, присутствовавшего, кроме всего прочего, и при убийстве Нормана Эмбера, поскольку только он один знал, что следует украсть, увезли вместе со всей его бандой в окружную тюрьму.

Аралия все еще оставалась со мной, хотя теперь ничто не мешало ей в любое время уйти куда заблагорассудится. Но, как я ей уже сказал однажды, я чувствовал, что она все больше и больше отдаляется от меня.

Я добрался до "Спартанца" уже в одиннадцатом часу, и сейчас близилась полночь. Я принял душ, натянул умопомрачительные слаксы цвета лаванды и "мушкетерскую" рубашку с открытым воротом, а также белые носки, туфли и пояс и был уверен, что выгляжу просто великолепно. По крайней мере это можно было с полным основанием сказать о моей одежде.

Аралия, как всегда, была неотразима. Совершенно голая. Ничего не скажешь, она умела произвести впечатление на мужчину. Но, кажется, я об этом уже говорил.

Последние полчаса мы потягивали мартини, а тем временем я рассказывал, что произошло в Грин-Мезе и о дальнейшем развитии событий. Наконец я полностью расслабился и с удовольствием ощущал разливающееся по жилам божественное тепло.

– По-моему, в моем коктейле больше джина, чем мартини. А может быть, это уже вообще чистый джин?

– Глубокомысленное замечание.

– Не клади мне больше, оливку, ладно? Я их все равно не ем.

– Ладно. Просто они так симпатично выглядят в... Аралия, прекрати свои штучки.

Она выудила две черные оливки из первых двух бокалов и шаловливо приставила их к своим упругим розовым сосочкам.

– Неплохо смотрится, ты не находишь?

– Да, недурственно...

– Ты только что сказал, что они такие симпатичные.

– Я имел в виду, что они симпатичные в мартини.

– Ты можешь кончить за две минуты?

– Кончить что?

– Свой рассказ, конечно.

– Ну, это я могу сделать и за минуту... Так вот, твой отец сидел одно время в тюрьме. Его обвинили в присвоении чужой собственности. Правда, я этого еще толком не проверил, но факт остается фактом. Однако самое интересное в этой истории то, что он сидел в одной камере с Малышом Бреттом, дружком Паровоза Верзена я других участников преступной аферы, разработанной Винсентом Рагзном. Но я не хочу сейчас забивать этим твою прелестную головку.

– А, это о краже изобретений и прочем?

– Примерно так. В камере в тюрьме нет особых развлечений, крошка. И Эмбер много разговаривал с Бреттом, а потом и с покойным Верзеном по кличке Паровоз. В конце концов эти двое уверовали в то, что он является гением и изобретение, над которым он работал, способно принести сотни миллионов долларов, а возможно, и миллиардов. Преступники сразу смекнули, что он намеревается завершить работу, как только выйдет из тюрьмы... и довести разрабатываемый им аппарат до нужной кондиции.

Я допил свой коктейль и закурил.

– Бретт и Паровоз рассказали о чудаке-изобретателе Винсенту Рагену, и тот навел справки об Эмбере. Послужной список твоего отца был впечатляющим, на его имя была выдана масса патентов. Рагена привлекли и огромные финансовые возможности разработок твоего отца. Но когда Эмбера выпустили, вероятно, не без содействия ловкого адвоката, и он довел до ума свое изобретение, ему удалось запатентовать свое открытие раньше, чем Раген успел наложить на него лапу. После выдачи патента на уникальное оптическое явление и механизм его реализации, названные Линдстромом "Эффектом Эмбера", Рагену пришлось искать другие способы овладения этой золотоносной жилой.

– Именно поэтому мама и Питер влезли в эту авантюру? И втянули меня?

– Именно. Твой отец не оставил завещания. Он не собирался умирать, да и кто собирается? Как бы то ни было, получалось так, что в случае смерти все его состояние, включая патенты, по закону переходило к ближайшим родственникам. Он так и не женился во второй раз, и все должно было достаться его единственному ребенку.

– Но у него же было двое детей – Питер и я.

– Правильно. Только Норман об этом не знал. Он и не подозревал о твоем существовании, Аралия.

– Так же как и я не знала о том, что он жив?

– Совершенно верно. Твои родители расстались незадолго до твоего рождения. Во время редких встреч с мужем твоя мать сказала отцу, что потеряла тебя во время родов. Он этому поверил и продолжал верить всю жизнь. Так же как и ты всю жизнь считала, что твой отец умер до твоего рождения.

– Как это все ужасно! Неужели мать могла сделать такое?

– Выходит, могла, и без всяких угрызений совести. Она считала, что у нее есть веские основания для этого, которые прояснились только сейчас. Короче говоря, Раген полагал, что если он сумеет договориться с бывшей миссис Эмбер, поскольку получалось, что ее сын Питер – единственный правоприемник отца и именно к нему в случае смерти Нормана перейдет все его имущество, включая патенты, – то потом он отправит Эмбера в мир иной и будет с нетерпением ждать, когда прольется золотой дождь. Если все пойдет, как он задумал, и наследник передаст ему права на патенты, единственный экземпляр которых хранится как раз у него, то миссис Филдс в качестве отступного он уплатит солидную сумму наличными. Придать сделке видимость законности и со временем оформить все официально не составляло труда для такого ловкого дипломированного мошенника, как Винсент Раген. Единственным препятствием оставалась ты и в какой-то степени – я.

– Так им мешала только я?

– Да, ты и я.

– Но... я-то им чем мешала?

– Тем, что была жива. Понимаешь, твой отец был уверен, что ты умерла при рождении. Но он знал, что, если родится девочка, ее должны были назвать Аралией. Эмбер очень хотел девочку и тяжело переживал ее "смерть". Он и в тюрьме постоянно твердил о своей "умершей девочке Аралии". Если бы, мол, она только была жива, он бы и то, он бы и се... Его сокамерники Бретт и позднее Верзен слушали и мотали на ус.

– Но я не вижу разницы в том...

– Тебе нужно уяснить главное. Раген все тщательно спланировал. Он без пяти минут миллиардер. Все должно пройти без сучка, без задоринки. Твои мать и брат согласны на все условия. Он даже пошел дальше и организовал убийство твоего отца, и сам при этом присутствовал. Его подручные инсценировали смерть Эмбера в результате короткого замыкания аппаратуры, на которой он работал в ночь со вторника на среду. Остается мелочь или, может быть, крупняк, в зависимости от того, с какой стороны на это взглянуть.

Теперь Аралия, кажется, всерьез заинтересовалась происходящим.

– Мелочь – это я, а крупняк – ты?

– Точчо, детка. Твое появление было для них подобно взрыву бомбы. Итак, неожиданность номер один: в прессе всплывает имя давно умершей дочери Нормана Эмбера. Аралия – довольно редкое имя. Раген насторожился и решил проверить, случайное ли это совпадение или же что-то большее. Кстати, я тоже никогда раньше не встречал это имя и навел кое-какие справки. Далее всплывает второй, не столь значительный факт, хотя для тебя он явился весьма даже знаменательным. Ты завоевываешь титул "Мисс Обнаженная Калифорния".

Аралия прикусила кончик языка и задумчиво проговорила:

– Кажется, я начинаю кое-что понимать. Все эти статьи обо мне, шумиха вокруг моего имени, а главное – разворот в журнале "Фролик".