— Из «Ну погоди»? — обрадовался Антошка. — А мама пойдет?

— Маме надо попрощаться с дядей Андреем, — Дмитрий скучающе смерил взглядом Андрея. — Дяде Андрею пора отсюда. Он и так долго пробыл тут.

— До свидания, дядя Андрей, — Антошка отвернулся, прижался к отцу.

— Будь здоров, Антон, — Андрей вяло пощекотал ему бок. И вспомнил: — Да, подожди-ка. Я тебе подарок привез, — суетливо достал из кармана коробку, протянул мальчику.

— Спасибо, — Антошка раскрыл коробку, вынул губную гармошку. Обрадовался. Задудел громко и визгливо.

— Я провожу тебя. До калитки, — сухо сказала Анна Шахову, глядя вслед мужу и сыну.

— Мне бы с Иваном Дмитриевичем попрощаться…

— Не надо. Сейчас не надо. Он поймет, — женщина, опустив голову, торопливо пошла от крыльца. Около калитки остановилась, крепко вцепилась в штакетник, качнулась всем телом взад-вперед. — Ты извини, что так получилось. Но Дмитрий не только мой муж, он еще и отец Антошки. А Антошка сразу признал его. Просто удивительно. Такая крохотулька, а вот…

— Разреши пройти. — Андрей щелкнул задвижкой, вышел за ограду. — Значит, ты остаешься с ним? — спросил отрывисто, зло, не глядя на Анну.

— Что поделать. Жалко его, — по лицу женщины скользнула легкая судорога. — Он такой слабый, беспомощный. Если я от него уйду, он пропадет, — голос ее дрогнул, Анна торопливо кашлянула. — И отца его жалко.

— Жалко, жалко, — Андрей разозлился, но старался улыбаться. Правда, получалось плохо. — А себя не жалко? Как же ты с ним жить будешь?

— Буду жить… — В затененных ресницами глазах Анны играли светлые точки солнечных бликов, и казалось, что она улыбается, но голос был грустный, лицо понурое. — Ведь он отец Антошки… Любила же я его когда-то, может, все вернется.

— Это точно, все вернется! — откинув голову, захохотал Андрей. — Верно сказала. Отъестся, отоспится и опять начнет свое…

— Ну уж нет, — решительно перебила Анна. Взмахнула, точно в испуге, рукой. — Мы с отцом договорились, и Дмитрий согласился. Живу я с ним до первой его рюмки. Он поклялся, что с прошлым покончено.

— И ты веришь ему?

— Не надо, Андрей, — устало попросила Анна. Посмотрела сквозь него взглядом, устремленным вдаль — в прошлое или будущее? Чужими глазами посмотрела. — Не надо. Ты бы видел, как Иван Дмитриевич обрадовался, хоть и скрывает. А Антошка… Мы уже и дверь заколоченную разобрали. Будем опять жить вместе.

Андрей прикрыл глаза. Набрал побольше воздуху. Выдохнул.

— Ну что ж, совет да любовь, как говорится, — пожелал развязно.

— Зачем ты так? Думаешь, мне легко?

— Ладно, прости, — Андрей прикрыл ладонями ее кулаки, сжавшие планки калитки. — До свидания.

— Лучше прощай, — Анна опустила голову. — Я буду всегда тебя помнить. Но лучше не встречаться… Прощай!

— Прощай. — Шахов торопливо нагнулся, неловко ткнулся губами в ее щеку. Женщина дернулась назад, оглянулась испуганно.

Наяривал на гармошке что-то дикое и страшное для слухи Антошка, скулил, взвизгивал, взлаивал восторженно и звонко Гранит, а Шахов уже уходил прочь от дома Твердышевых, подгоняемый этой крикливой, пронзительной какофонией… И даже когда вошел Андрей в отдел кадров рудника, ему казалось, что издевательская мешанина звуков все еще терзает уши.

Он пробрался между столами, заставленными ящиками с карточками, между пожилыми и молодыми сотрудницами, которые оторвались от толстых тетрадей и проводили его любопытствующими взглядами. Начальник отдела кадров, круглощекий, румяный, с веселым лицом человека, любящего земные радости, поднял глаза от длинной ленты какой-то ведомости.

— А, Шахов, — обрадовался он. — Приехал? С чем поздравить?

Андрей молча подал ему свои бумаги, сцепил на животе руки.

Начальник прочитал эти документы из института, удивленно взметнул короткие рыжеватые брови. Смущенно глянул на посетителя.

— А почему, собственно, ко мне? — подергал себя за вишневую мочку уха. — Хотя, в принципе, какая разница. — Он еще раз соболезнующе покосился на Андрея. Аккуратно, одну к одной, сложил справки, выписки, заполненные бланки. — Что ж, сочувствую, — почесал энергично затылок, — раз так получилось. Отпуск, стало быть, кончился? — Подождал, что скажет Шахов, но тот молчал. — Я это все оформлю, — прихлопнул ладонью документы, — передам куда надо: в бухгалтерию, руководству, ну и вообще… Да-а, дела, — начальник вздохнул. — Но… жизнь идет, и пора, как говорится, засучив рукава приниматься за работу. С завтрашнего дня, — он наконец посмотрел в глаза Андрею, не отводя взгляда. Улыбнулся фамильярно. — Теперь вам полегче будет. У вас появился начальник.

Андрей спиной почувствовал, как затихли, застыли за ним женщины-кадровички: не скрипнет стул, не шелестнет бумага.

— Какой начальник? — он, соображая, наморщил лоб.

— Прямой. Шахтный геолог. Молодой, как говорится, специалист. Сокольская Наталья Васильевна, — начальник отдела кадров ласково, почти влюбленно смотрел на Шахова. — Была у нас одна вакансия, для вас берегли, но, увы… — поднял двумя пальцами бумаги из института, выпятил, сожалея, нижнюю губу. — Так что сами понимаете… Свято место пусто не бывает.

— Давно она? — чувствуя, что краснеет, спросил Шахов.

— Сокольская-то? — Начальник отдела кадров подумал. Качнулся вправо, чтобы увидеть кого-то за спиной посетителя. — Антонина Петровна, с какого числа Сокольская приказом проведена?

— С прошлой среды, — мгновенно откликнулась Антонина Петровна.

— А защищался я только вчера, — удивленно сказал Андрей.

— Что вы? — переспросил начальник.

— Нет, ничего, это я так… — Шахов расслабил затекшее тело, переступил с ноги на ногу. — Значит, мне сдать дела и быть пробщиком у нее?

— Значит, так, — подтвердил начальник отдела кадров и сделал умоляющее лицо. — Вы уж введите Наталью Васильевну в курс дела. Специалист она молодой, геолог неопытный, специфику шахты не знает.

— Введу, — хмуро пообещал Андрей. Помялся. — Скажите, а нельзя мне перевестись в промразведку?

— В промразведку?

— Да. В группу по северному участку. Говорят, там создана такая.

— Не знаю, не знаю, — кадровик почесал в задумчивости нос. — В северной группе свободных единиц нет. Василий Ефимович сам составил штатное расписание, сам подобрал и утвердил кадры. И вчера вечером специально звонил мне: категорически запретил до его приезда оформлять кого бы там ни было. Категорически! — Он недоуменно поглядел на Шахова. — Да и что вам за нужда туда пробщиком идти? Мы в северную группу берем на эту должность девочек для чертежных работ.

— Да, я знаю… Спасибо. — Андрей потоптался, пошел к выходу. Около двери остановился, спросил через плечо: — Скажите, кому мне подавать заявление по собственному желанию?

Женщины-кадровички, делавшие вид, будто прилежно работают, разом подняли головы и разом уставились на него. Потом на своего начальника.

Тот удивился, но вопрос есть вопрос.

— Так как вы теперь не исполняющий обязанности геолога, поэтому не относитесь к номенклатуре итээр, а являетесь пробщиком, то есть рабочим, поэтому подаете заявление начальнику шахты. Если бы вы продолжали исполнять обязанности геолога, тогда…

— Спасибо, — оборвал Андрей. — До свидания. — И вышел.

Его самого поразил вырвавшийся вопрос, и Шахов, пока шел к автобусной остановке, пока стоял на этом бетонном, прокаленном солнцем пятачке, все время размышлял над возможным увольнением — сначала посмеиваясь, пренебрежительно, но постепенно мысль эта стала казаться ему все более и более привлекательной: перед глазами стояли и Сокольский, который обманул с северной группой, да еще специально позвонил, чтобы его не приняли без главного геолога, и Дмитрий, и Анна, видеть которую Андрей не имел теперь права. Вспомнился и Павел, приглашавший к себе на рудник и обещавший место участкового геолога. Пока Андрей трясся в душном ПАЗе, прижатый в угол пассажирами, решение уволиться почти созрело. Поэтому, когда он вышел около первой шахты, прошел в железные ворота, увидел пыльные акации во дворе, цементный фонтан, в котором никогда не было воды, желтый двухэтажный куб управления, обнаружил вдруг с удивлением, что смотрит на все новыми глазами, как на нечто чужое, не имеющее к нему никакого отношения. Когда Андрей вошел в раскомандировку, через которую можно было попасть в бывший свой кабинет геолога шахты, вид у Андрея был скучающий и праздный, как у гостя. В раскомандировке оказалось полно народу. Плавал, словно туман, табачный дым, сухо и громко щелкали костяшки домино, висел гул и гуд голосов — готовилась пересменка. Некоторые шахтеры были уже в спецовке, другие — в старых ватниках, в потерявших форму и цвет пиджаках — только еще натягивали рыжие негнущиеся брезентовые брюки и потертые, точно из железа откованные, прорезиненные куртки. Андрей пробирался между рабочими, вдыхая знакомый запах пыли — словно битого кирпича вокруг натолкли, — теплого, прожаренного в сушилке тряпья, табака, и вздрогнул от неожиданности, когда кто-то с силой шлепнул по плечу. Оглянулся гневно.