Полина Ефимовна растерялась от просьбы, похожей на окрик, растерялась от тона, властного и одновременно просящего, жалобного, суетливо налила в стакан, подала его Морозовой. Та, не отрывая ото рта варежки, отодвинула другой рукой стакан, потом крепко вытерла щеки тыльной стороной ладони.

— Вы извините, — пряча глаза, сказала она глухо, — обидно стало. Над мужем смеются, кляузником называют. Что, говорят, добился своего? Ну ищи, ищи, дурак, свою правду. Рыпаться, говорят, не надо — вот и вся правда.

Сергей Иванович тяжело задышал. Лицо его побелело.

— А может, и в самом деле ни к чему он все это затеял, — потухшим голосом добавила Морозова. — Сидел бы да молчал, и все было бы ладно.

— А вот это вы зря! — рассердился Сергей Иванович.

— Устала я, — тихо ответила женщина. Полина Ефимовна даже поежилась: такая безнадежность была в голосе. — Я бы, бог с ним, и мужика, и детей прокормила бы. На трех работах работала бы, кабы с квартиры не гнали. А так — не знаю… — она вяло пожала плечами, опустила лицо.

— Ладно! — Сергей Иванович встал. — Разберемся. Я сейчас напишу вашему директору, а завтра позвоню ему. Полина Ефимовна, печатайте.

Полина Ефимовна торопливо села за машинку — слишком уж решительный голос был у начальника.

— Так. — Сергей Иванович поднял глаза к потолку. — Готовы?.. Директору Завалихинского кирпичного завода товарищу Гуриновичу эМ Пэ. Убедительно просим и настоятельно рекомендуем приостановить выселение семьи Морозова Вэ Ка из принадлежащей заводу ведомственной квартиры до прибытия нашего представителя и выяснения обстоятельств дела на месте… Подписи. Кто у нас есть? — Он почесал переносицу. — Поставьте Антона Борисовича, Ардальона Георгиевича, Валентину Павловну и меня. И титулов побольше и пополней.

Полина Ефимовна печатала с подчеркнуто недовольным видом. То, что делал начальник, было непривычно и не совсем законно.

Сергей Иванович взял письмо, хмуро прочитал его, вышел.

Вернулся он не скоро. Полина Ефимовна печатала, вздыхала еле слышно. Морозова сидела тихо и неподвижно. Только один раз она пошевелилась, осторожно пряча поглубже под стул валенки, вокруг которых расползлось на сверкающем паркете темное пятно растаявшего снега. Когда пришел Сергей Иванович и отдал ей письмо, Морозова сложила лист, перегнув несколько раз, пока не получился крохотный квадратик, и спрятала его глубоко под жакет. Она долго благодарила, слегка кланяясь, и Сергея Ивановича, и Полину Ефимовну, потом вышла. Сергей Иванович открыл ей дверь, проводил.

Минут через десять он вернулся. Полина Ефимовна с удивлением посмотрела на своего начальника. Был Сергей Иванович какой-то необычный: растерянный, взвинченный.

— М-да, жизнь, — он снял очки, протер их.

— А вам не попадет за это письмо? — с плохо скрытой надеждой поинтересовалась Полина Ефимовна.

— Что? Письмо? — Сергей Иванович близоруко прищурился. — A-а… Попадет, наверно, но не это главное… Зарвался там, понимаете ли, чинуша. Таким, знаете, князьком удельным себя почувствовал, черт-те что…

Он прошелся по кабинету, пригладил волосы.

— Ну, с ним мы разберемся. Поставим на место. Я к вам по другому вопросу. — Сергей Иванович остановился и в упор посмотрел на Полину Ефимовну. — Кассой взаимопомощи ведь вы у нас заведуете, когда Людмила Захаровна болеет?.. Дайте мне рублей двадцать. Нет, лучше — тридцать!

Он опять заходил по кабинету, горбясь и потирая руки.

— У этой Морозовой, понимаете ли, бедственное положение. Она даже не завтракала, а денег у нее только-только на обратный проезд.

— Вы для нее деньги берете? — удивилась Полина Ефимовна. — Она ведь не отдаст.

— Какое там отдаст! — Сергей Иванович махнул рукой. — Нет, конечно. Где ей взять, она ведь уборщицей работает. Я ей скажу, что это материальная помощь.

— Не понимаю, — пожала плечами Полина Ефимовна. — Давайте ей действительно оформим материальную помощь.

— А-а, — Сергей Иванович поморщился. — Вы что, не знаете, сколько это времени займет? Минимум неделю. Да она и не в нашей системе работает.

— Я вам, разумеется, дам, — холодно сказала Полина Ефимовна. — Но ведь это не выход.

— Знаю, что не выход, — выкрикнул фальцетом Сергей Иванович. — Знаю, что филантропия какая-то глупая, но ведь… Вы читали переписку по этому делу?.. Жаль. Муж, возможно, вздорный мужичонка, но ведь у них дети! — Он зажал в кулаке деньги, потоптался.

Когда начальник, неуклюже повернувшись, скрылся за дверью, Полина Ефимовна подошла к окну, кутаясь в теплый шарф. На улице ветер гнал по серому асфальту белые змейки; прохожие прятали лица в воротники, поворачивались спинами к метели, сгибались под ее ударами. Полина Ефимовна, глядя на них, зябко ежилась. Вдруг она отшатнулась: по тротуару, прикрыв лицо зеленой варежкой, шла против ветра Морозова. Вьюга свирепствовала, швыряла в лицо женщине колючий снег, завихривала вокруг нее белые струйки, трепала за плечами бахрому шали, отбрасывала назад полы жакета. Полина Ефимовна, спрятавшись за штору, смотрела вслед Морозовой и вдруг представила, как это тяжело — жить в холодной квартире, как невыносимо ждать, когда придут и выселят, как тоскливо слушать бодряческое бахвальство мужа и думать — чем же завтра накормить семью? Потом вспомнила, что у Оленьки пропал аппетит, что Павел сегодня опять уйдет к Божко на преферанс, и чуть не заплакала.

Вера Ивановна просыпалась тяжело, словно выкарабкивалась из огромной гулкой черной ямы, заполненной чем-то липким и сладким.

— Сейчас, сейчас, встаю, — сонно бормотала она.

— Ну, ма-а, просыпайся, — обиженно тянула Настенька, и маленькие ее пальцы торопливо гладили теплое лицо матери.

Вера Ивановна приоткрыла глаз, затуманенно посмотрела на разрумянившееся лицо дочки, на ее тугие щеки, измазанные ягодным соком.

— Опять небось немытые ела? — притворно рассердилась она.

— Мыла, мыла, — замотала головой Настенька и, пританцовывая от нетерпенья, снова заныла: — Ну вставай же, маленькая стрелка уже на четыре стоит. — Она выпятила нижнюю губу, сунула к лицу матери будильник. — Видишь!

— Вижу, вижу, — Вера Ивановна отвела рукой будильник. — Папка не пришел еще?

— Сейчас придет, — Настенька прижала к груди будильник и, надувшись, посмотрела на мать. — Он придет, а ты спишь.

— О, господи, — вздохнула Вера Ивановна и села на постели. — Видишь, встаю. Успокоилась?

Она, покачиваясь, посидела немного с закрытыми глазами, потом сильно потерла лицо ладонями и улыбнулась. Вставать не хотелось. Вера Ивановна прихворнула немного, но сегодня зашла в цех, хотя больничный еще не закрыли. Конечно же ее сверлильный оказался запущенным, никому не нужным и самым грязным. Она как увидела жирные, блестящие потеки, станину, покрытую пылью, точно мхом, так и ахнула. Сгоряча накричала на Зойку Лапину, подменщицу: «На весь завод осрамила, грязнуля! Сидеть тебе век в старых девах — ни один дурак такую неряху замуж не возьмет!» — но потом поостыла и полсмены, не разгибаясь, шоркала свой станок-кормилец, оттирала его до зеленого веселого блеска.

Вера Ивановна встала с постели, забросила за голову руки, потянулась. Прошла в ванную, умылась. Настенька тенью ходила за матерью, ждущими глазами ловила, искала ее взгляд.

— Не бойся, не опоздаем, — Вера Ивановна взъерошила льняные кудряшки дочери. — Иди, ешь.

Есть в такую жару не хотелось, но сегодня Настенька не стала отнекиваться и хныкать. Покорно села к столу, зажала в кулаке ложку.

Она старательно хлебала окрошку, не сводя серьезных и настороженных глаз с матери. Та, запахнув халат, присела напротив, подперла щеку кулаком, засмотрелась на дочь долгим удивленным взглядом… За окном пропел сигнал машины.

Настенька кинула ложку, сорвалась со стула, мелькнула в двери белым платьем, простучала по полу крепкими розовыми пятками.

— Приехал! — донесся с балкона ее истошный счастливый вопль. — Папка приехал! Он с дядей Федей приехал на «Жигулях»!