Без одобрения родня встречала также и браки титулованных аристократок с представителями среднего дворянства. Однако если дама оказывалась достаточно решительной, она поступала так, как считала нужным. Примером тому служит второй брак княгини Прасковьи Юрьевны Гагариной, свояченицы героини предыдущего сюжета. «При жизни первого супруга по положению и богатству Прасковья Юрьевна принадлежала к высшему кругу петербургского общества, — писала о ней Сабанеева. — В молодости она бывала при дворе императрицы Екатерины… После смерти первого супруга княгиня Гагарина осталась вдовою с большой семьей на руках и с крупным, но расстроенным состоянием… Тогда на пути ее жизни встретился человек, который принял в ней и в ее делах большое участие: это был Петр Алексеевич Кологривов. Он помог распутать какой-то процесс по имению покойного князя Гагарина, затем несколько лет спустя сделался вторым супругом княгини Прасковьи Юрьевны… Старшие дочери ее были тогда уже замужем и неблагосклонно смотрели на отчима; несмотря на это между супругами Кологривовыми была полнейшая гармония»[467].

Совсем иначе дело обстояло, когда мужчина высокого происхождения женился на женщине ниже себя. Если за ней давалось большое приданое, на мезальянс закрывали глаза и родные, и дворянское общество, и императрица. Так дочери богатых купцов и промышленников попадали в аристократическое окружение. Напомним, дочерью поволжского купца Сурмина была мать княгини Е. Р. Дашковой. В елизаветинскую эпоху, тихомолком поминая происхождение самой государыни, на подобные союзы смотрели весьма просто. Но и в дальнейшем преград им не ставили. Так, статс-секретарь Екатерины II, публицист, писатель и философ Г. В. Козицкий женился в 1773 году на дочери уральского горнозаводчика Ивана Мясникова — Екатерине. Ее отец, унаследовав громадное состояние заводчиков братьев Твердышевых, оставил каждой из четырех дочерей по два завода и по 19 тысяч крепостных, что сделало их завидными невестами. Несмотря на незнатное происхождение, девушки составили приличные партии с представителями родов Бекетовых, Пашковых, Дурасовых, а через браки детей осколки Мясниковского богатства достались родам Бибиковых, Балашовых, князей Долгоруких, Белосельских, Васильчиковых, Трубецких, графов Левашовых, Толстых, Закревских, Лаваль. Сама Екатерина Ивановна Козицкая, благодаря уму и врожденному такту, сумела добиться положения в свете. Рано овдовев, она дала дочерям хорошее образование и удачно выдала их замуж. Княгиня Белосельская и графиня Лаваль играли в высшем обществе конца XVIII — начала XIX века заметную роль, их мать держала открытый дом в Петербурге. Вращаясь в дипломатических салонах своих родственников, французского эмигранта графа Лаваля и австрийского посла графа Лебцельтерна, старушка Козицкая бойко вела беседы с дипломатами, прибегая к помощи внучек-переводчиц. Сама она разговаривала только по-русски и называла себя дочерью «простого мужика»[468].

Но самым громким мезальянсом века был, конечно, брак графа Н. П. Шереметева со своей крепостной актрисой П. И. Ковалевой-Жемчуговой. Он состоялся в ноябре 1801 года в Москве и венчал собой почти два десятилетия «греховной» связи. Менее чем через полтора года 34-летняя Прасковья Ивановна скончалась, а в 1809 году в мир иной отошел и граф Шереметев, оставив сиротой их шестилетнего сына.

Великая актриса родилась в 1768 году в семье крепостного кузнеца, от которого унаследовала фамильную болезнь — туберкулез позвоночника. Ее отец был горбат, из-за чего первая фамилия девочки была Горбунова. Иногда, впрочем, ее именовали и Кузнецовой. В театре Прасковья Ивановна получила «благозвучную» сценическую фамилию Жемчугова, поскольку все шереметевские актеры носили фамилии в честь драгоценных камней: Гранатова, Алмазова, Яхонтова и др. Перед самым замужеством граф придумал для возлюбленной родословную легенду, по которой она происходила из обедневшей польской шляхты. В брачном свидетельстве Прасковья Ивановна расписалась фамилией Ковалевская. Но вряд ли эта мелодраматическая версия могла кого-то обмануть. Николай Петрович всего лишь соблюл формальность, дабы не оскорбить общество. Однако он не решился венчаться открыто. Обряд был тайным, в церкви Симеона Столпника на Поварской, на нем присутствовали только два свидетеля — архитектор Джакомо Кваренги и подруга невесты крепостная балерина Шлыкова-Гранатова.

Прасковья Ивановна очень рано была вырвана из крестьянской среды и попала на обучение в школу для театральных актеров. В 1773 году молодой Шереметев, только что вернувшийся из заграничного путешествия, впервые увидел свою будущую супругу пятилетним ребенком и сразу оценил ее голос. Позднее он писал, что «прилагал старания о воспитании ее и, не зная еще о душевных предчувствиях, думал более об усовершенствовании ее к театру»[469]. Воспитание и образование будущих исполнителей были поставлены у Шереметевых на профессиональную основу. В качестве наставников приглашались русские и иностранные актеры, музыканты и певцы. Детей учили грамоте, иностранным языкам и хорошим манерам. Благодаря этому Прасковья Ивановна умела держать себя не хуже светской дамы. А природная скромность и большой такт делали ее общество особенно приятным.

В 1779 году Жемчугова впервые появилась на сцене, а уже в следующем году 12-летней девочкой исполняла главную роль. Вопреки распространенной легенде, Прасковья Ивановна никогда не была красавицей, во всяком случае ни современники, ни даже муж ее таковой не считали. Хрупкая, болезненная, бледная, она привлекала к себе в первую очередь силой своего таланта. Позднее Николай Петрович писал, что он «долгое время наблюдал свойства и качества ее и нашел украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность, нашел в ней привязанность ко святой вере и усерднейшее богопочитание. Сии качества пленили меня больше, нежели красота ее, ибо они сильнее всех прелестей и чрезвычайно редки»[470].

Прасковья Ивановна действительно была глубоко верующим человеком, и ей непросто было оказаться в числе наложниц барина. Впоследствии она тяжело переживала долгую совместную жизнь в грехе. Вероятно, Николай Петрович заметил, что Параша подросла и волнует его уже не только чистотой голоса, после того как ее посватали за Ивана, сына графского лесника Егора Вешнякова. Родители ударили по рукам, но барин не дал разрешения на брак. Отголосок тех событий сохранился в народной песне, сочинение которой приписывается Жемчуговой:

Предложение, конечно, лестное. Но в глубине души героиня песни вздыхает:

Выбирая любовниц из круга крепостных актрис, молодой Шереметев завел обычай оставлять у очередной избранницы платок, чтобы ночью прийти за ним. Около 1781 года одной из таких избранниц стала и 13-летняя Параша, но еще несколько лет граф делил свое внимание между подрастающей звездой и певицей Анной Буяновой-Изумрудовой. Прошло немало времени, прежде чем Жемчугова стала единственной, полностью захватив душу своего хозяина.

В 1788 году, после смерти отца, старого графа П. Б. Шереметева, Николай Петрович, которому исполнилось 37 лет, начал открыто жить с Прасковьей Ивановной, специально построив для нее небольшой домик в парке Кусково. К этому времени в московском обществе уже пошли пересуды о странной паре. Считалось вполне естественным, что граф имел крепостных любовниц, однако ему давно пора было жениться на женщине своего круга и продлить род. То, что Шереметев медлил со столь важным шагом, не вызывало одобрения. Причину видели в чрезмерном увлечении актрисой, из-за которой граф пренебрегал семейными обязанностями. Такое поведение было неприличным. Однако великолепные праздники и театральные представления в Кускове и Останкине, где собиралась вся благородная Москва, смягчали ропот недоброжелательства.