— Я не прошу, чтобы он полностью выздоровел, и готова ухаживать за ним до конца его жизни. Что бы ни случилось. Я переживу, если даже скажут, что он не сможет… Я слышала от мужчин… Однажды у меня был агент… Пожилой человек… Он сказал, что совершить половой акт для него — это все равно что подняться бегом на шестой этаж. После тяжелого сердечного приступа мужчине не разрешают… заниматься этим. Я не очень огорчусь… Если я смогу просто ухаживать за ним, этого будет достаточно. Я люблю его. Это правда. Ради того, чтобы он остался в живых, я согласна отказаться от всех мужчин до конца жизни.

Джок знал, что любое его слово заставит ее замолчать. Он не отрывал взгляда от бетонной дороги, которая казалась белой под лунным светом.

— Я… сочинила одну историю. Для статьи в «Лайфе». Кажется, она понравилась той журналистке. Историю включили в очерк. Люди говорили о ней. Я сказала, что, когда я была маленькой девочкой, меня изнасиловал отчим. На самом деле этого не было. Я все придумала. Как бы выглядело, если бы все узнали, что секс-символ равнодушен к сексу? Просто терпит его… даже ненавидит. Поэтому я сочинила историю. Я подумала, люди скажут — неудивительно, что бедняжка испытывает такие чувства. Я поведала ее доктору. Не тому, с которым я провела уик-энд. Другому. Пожилому. Он сказал, что это все равно — придумала я ее или нет. Важно, что она пришла мне в голову.

Он заставил меня произнести вслух слово «фак». В его кабинете. Каждый раз, когда я пыталась использовать менее грубый синоним, он заставлял меня сказать «фак». Однажды он велел мне повторять это слово в течение пяти минут, чтобы я избавилась от внутреннего барьера.

Потом он заставил меня произнести слово «сосать». Он старался убедить меня в том, что я хочу делать именно это. Что я боюсь, стесняюсь произнести это слово или совершить такое действие. Я сказала ему, что делала это и не получила удовольствия. Он, похоже, был сильно разочарован. Мне казалось, что он, доктор, разменявший седьмой десяток, поступает гадко, заставляя меня произносить такие слова.

Отчасти это было забавным. Как он сам говорил «фак» с венским акцентом. Это звучало почти ласково.

Он не умрет! — воскликнула внезапно Дейзи. — Ему не дадут умереть.

Она молчала до конца поездки.

Они выехали на участок дороги, проходившей через маленький городок и освещенный фонарями. Когда по сторонам замелькали темные витрины и фасады домов, Джок понял, что он мчится, не зная, где находится больница. Он затормозил так резко, что мощную машину едва не занесло на сухом покрытии. Слой пыли сыграл роль масляного пятна. Он медленно поехал по улице, ища глазами указатель, который должен был скоро появиться. Он увидел его перед перекрестком. Стрелка с надписью «Больница» указывала налево.

Они приблизились к длинному одноэтажному зданию. Дейзи стала напряженной, сжалась, побледнела. Она плотнее запахнула шубу. Сейчас ей предстояло узнать правду. От этого она стала мерзнуть сильнее, чем во время поездки на автомобиле, мчавшемся сквозь холодный воздух со скоростью сто двадцать пять миль в час.

Джок остановился перед стеклянной дверью больницы. Дейзи взяла Джока за руку тремя пальцами. Они вошли в здание.

В конце длинного безлюдного коридора они увидели полицейского; он составлял рапорт, используя вместо стола стену. Джок и Дейзи пошли по коридору. Девушка по-прежнему держала Джока за руку. Ее пальцы были ледяными.

Они увидели дверь с надписью «Интенсивная терапия. Посетителям вход воспрещен». Дейзи, кажется, испытала облегчение, поняв, что не сможет войти внутрь.

— Им занимаются три врача, — сообщил полицейский.

Джок кивнул, подумал и осторожно приоткрыл дверь. Он мало что увидел. Три доктора и две медсестры закрывали собой Карра. Актер лежал на носилках, которые вкатили в комнату. То, что Карра не решились положить на обычную койку, было плохим признаком. Джока наконец заметили. Один из врачей произнес:

— Закройте дверь!

Финли сделал шаг назад; дверь закрылась. Он успел услышать слова доктора:

— Дайте ему немного. Чем мы рискуем?

Джок надеялся, что Дейзи этого не услышала. Она действительно не услышала этих фраз. Девушка стояла прислонившись к противоположной стене. Она отвернулась от двери и смотрела в конец коридора, где уже собрались медсестры и санитарки, желавшие поглядеть на кинозвезду.

Ее белокурая головка прижалась к бледно-зеленой стене. Лицо Дейзи побелело. Она была несчастным ребенком, отец которого умирал. Девушка не знала, что сказать, как вести себя, что делать.

Некоторые события всегда застают человека врасплох. Он не успевает к ним подготовиться. Дейзи заметила разглядывающих ее медсестер. Она отвернулась. Ей не хотелось смотреть на них. Джок шагнул к Дейзи, обнял девушку. Она охотно спрятала свое лицо, уткнувшись им в плечо Джока.

— Ему не дадут, — сказала она. — Он не…

— Я могу принести ей что-нибудь выпить, — тихо предложил полицейский. — Кофе?

Джок кивнул, чтобы избавиться от него. Полицейский зашагал по коридору в сторону медсестер.

Дверь отделения интенсивной терапии открылась. Джок посмотрел на врача. Дейзи не подняла голову, по-прежнему скрывая свое лицо. Взгляд Джока был вопросительным, в его глазах застыла мольба. Он молча просил доктора пощадить Дейзи. Врач понимающе кивнул.

— Мы контролируем ситуацию, — сказал он. — Она прояснится через двенадцать часов. Если приступ не повторится.

Джок кивнул.

— О'кей. О'кей.

Он посмотрел на доктора, которому не хотелось, чтобы его слова были процитированы и истолкованы превратно. Дейзи кивнула. Она восприняла только то, что могла воспринять.

— Мы можем зайти к нему? — спросила врача девушка.

Джок посмотрел на доктора, который покачал головой.

— Нам лучше подождать, — тихо произнес Джок.

— Комната для посетителей находится в начале коридора, — сказал доктор.

Прошел почти час. Они сидели в комнате для посетителей. Дейзи молчала. Джок наблюдал за ней. Думал. Гадал. Если Карр умрет, как это отразится на судьбе картины? На нем самом? Что произойдет, если Текс заговорит, и все узнают правду? Как отреагирует студия? Страховая компания? Как все это повлияет на карьеру Джока Финли?

В человеке просыпается совесть перед лицом справедливого обвинения. Он укоряет себя, когда события обрели необратимый характер. Если Карр умрет, говорил себе Джок, я позабочусь о Дейзи, женюсь на ней, никогда не буду к ней прикасаться, заведу раздельные спальни. Сделаю все… Если только эта история не получит огласку… Если не разразится скандал.

Киностудии порой ведут себя странно, напомнил он себе. В течение нескольких лет после нашумевшего дела Ингрид Бергман ни одна студия не желала иметь дело с актрисой. Они провозгласили ее всемирным символом сексуальности и любви, а затем отвергли, потому что оказалось, что в реальной жизни она не обладала теми качествами, которые студии ищут в звездах. Они могут проявить солидарность и отомстить Джоку Финли. Шоу-бизнес находится в зависимости от общественного мнения.

Хозяева и президенты телекомпаний выкачивают доллары из любых программ — неэтичных, жестоких, лживых. Затем вспыхивает публичный скандал, и администрация, демонстрируя свое раскаяние, увольняет людей, которые делали для нее деньги. Увольняют всегда стрелочников. Боссы нанимают новых людей для создания новых программ. Или фильмов.

В нынешнем случае президент и глава студии объявят и докажут, что они не знали о том, что Текс не дал успокоительное мустангу. Обманутые боссы в праведном гневе без колебаний уничтожат Джока.

Конечно, он сможет уехать в Европу. Снимать фильм там. Но он недавно вернулся из Европы. Обрел пристанище в своей стране. Да, его прогнали из Лондона. Он может отправиться в Италию. Или Югославию. Сейчас в Югославии снимают много картин. В Риме есть Понти. Они познакомились на коктейле в «Дорчестере» перед отъездом Джока из Лондона. Понти сказал: «Малыш, мы должны когда-нибудь сделать фильм вместе».