Литмир - Электронная Библиотека

— Да? — донеслось из-за кулис.

Это был Сидни Лампрехт. Он шагнул на освещенную часть сцены. На его лице застыла гримаса ярости, взъерошенные волосы выдавали душевные муки, пережитые им, когда меняли конец спектакля.

— Негодяй, вы поклялись мне! Дали слово. «Ваша пьеса не допускает другого конца. Он понравился мне больше всего, когда я читал». Так вы сказали? А теперь, чтобы ублажить истеричную шлюху, губите пьесу? Вы негодяй!

Сидни Лампрехт бросился к Джеку; Кермит попытался вмешаться, но опоздал. Джек протянул вперед обе руки и схватил Сидни за пиджак; он сдавил грудную клетку драматурга так сильно, что тот едва не задохнулся.

Хриплым шепотом Джек пригрозил:

— Если вы будете кричать, я убью вас! Я не хочу, чтобы она разволновалась. Вы меня слышите?

Режиссер отпустил его. Ярость Джека подействовала на Сидни сильнее самих слов.

— Не приближайтесь к ней и к театру до премьеры, — прошептал Джек. — Я сделаю ваш первый хит, только исчезните.

Сидни повернулся, возмущенно поглядел на Кермита и выскользнул из театра в туманную бостонскую ночь.

Тихо, чтобы снова не разозлить Джека, Кермит сказал:

— Это обман, но блестящий обман. И он может сработать. Но как быть с ее гримом. Мы не можем пойти на то, чтобы она была не похожа на себя. Джек! Джек!

Финли понял, что Кермит умоляет его. Кермит, ветеран, человек, за плечами у которого много хитов, громкое имя на Бродвее, умолял, потому что он израсходовал все другие средства.

Джек ответил без колебаний и нерешительности, потому что он уже час назад знал, как он справится с Джулией.

— Я уменьшу свет на протяжении всего спектакля. Заставлю ее наложить грим по-новому. И затем… затем…

Джек замолк, думая о своем, стоит ли ему открывать Кермиту все.

— Джек! — умоляюще произнес Кермит, получивший за вечер свою дозу сюрпризов и потрясений.

— С начала последней сцены я буду прибавлять свет — очень медленно, едва заметно. К тому моменту, когда Джулия закончит сцену и повернется к залу, она будет ярко освещена.

— Господи, Джек! — запротестовал Кермит. — Ты погубишь ее!

— Нет, не погублю! Вы только молчите. Я не буду даже пробовать это до последнего просмотра в Нью-Йорке.

— Джек, не погубите все!

— Не беспокойтесь.

Вечером в пятницу новый конец получился неважным из-за того, что молодой человек плохо знал свои слова. Но в субботу утром финал удался. Больше всего Джулия любила играть в субботу вечером. В это представление она вложила весь свой талант и сорвала шквал аплодисментов. В зале впервые зазвучали крики «браво».

Так прошли три первых прогона в Нью-Йорке. Спонсоров теперь волновало только освещение. Один из них сказал:

— Кажется, что по такой темной сцене не пройти без собаки-поводыря.

Джек проявил твердость; они обвинили его в излишнем самомнении, упрямстве. Но он стоял на своем.

Вечером, в среду, во время последнего прогона, Кермит ждал в конце зала, пока Джек давал осветителю новые указания. Они досмотрели спектакль до последней сцены. Свет начал усиливаться так медленно, что Кермит заметил это лишь в середине сцены. Поняв, что происходит, он почти перестал дышать до того момента, когда Джулия повернулась лицом к публике.

Ярко освещенная Джулия повернулась к залу своим расплывшимся, опухшим, стареющим лицом. С момента начала сцены она, казалось, постарела на двадцать лет.

Переведя дыхание, Кермит сказал:

— Вы не можете обойтись с ней так!

— Я уже сделал это, — очень твердо сказал Джек. — И если вы попытаетесь мне помешать, я выброшу вас из театра, как Сидни! Понятно, Кермит?

На этом дискуссия закончилась. К счастью, Джулия так сосредоточилась на последней сцене, что не заметила изменения в освещении.

Премьера состоялась вечером следующего дня. Джулия была напряженной, слегка пьяной, но уверенной в успехе — впервые со дня ознакомления с пьесой. Наконец концовка спектакля стала такой, какой ее хотела видеть актриса.

В зале находилась избранная публика: Любой спектакль с участием Джулии Уэст был событием. Тем более сейчас, когда актриса возвращалась на сцену после длительной болезни. Даже театральные снобы, недолюбливавшие Бродвей, поддались обаянию Джулии, прониклись ее игрой; они смеялись и затаивали дыхание, когда она хотела этого.

Для публики не существовали ни другие актеры, ни автор, ни режиссер. Только Джулия Уэст.

Во время последней сцены, которую она играла, стоя спиной к зрителям, зал следил за малейшим движением ее правой руки, касавшейся подоконника. Когда юноша ушел и Джулия медленно повернулась, зал ахнул. Опустился занавес, и Джек услышал самые громкие аплодисменты, какие ему доводилось слышать в театре. Раздались крики «Браво!». Джулию вызывали на сцену одиннадцать раз.

Джек отправился за кулисы, чтобы поздравить актрису; Одри остановила его и горячо расцеловала:

— Вы добились своего. Она была великолепна, и это сделали вы! Конец просто потрясает! Она постарела у меня на глазах. Прямо на глазах! Изумительно!

Джулия никогда не ходила на банкеты после премьер. Поэтому Джек не пошел в «Сарди». Он позвонил из своей квартиры Кермиту, который прочитал ему несколько наиболее важных рецензий. «Таймс», «Ньюс», «Пост», «Уорлд-Телеграм», «Миррор».

Статья в «Таймс» начиналась так: «Джулия Уэст вернулась в нью-йоркский театр. Это само по себе хорошая новость. Но вчера вечером она на глазах завороженной публики продемонстрировала самое удивительное преображение героини, какое когда-либо доводилось видеть зрителям. Буквально постарев без помощи грима, она превратилась из красивой, привлекательной сорокалетней женщины в пятидесятилетнюю старуху, по собственной воле променявшую любовь на одиночество.

Поднявшись над пьесой, не свободной от недостатков, и над другими актерами, не дотягивающими до ее высочайшего уровня, мисс Уэст довела постановку до премьеры, имевшей огромный успех.

Тот факт, что она добилась замечательного эффекта в финальной сцене — самом слабом месте пьесы, — свидетельствует о ее незаурядном таланте. Она совершила чудо, сыграв всю сцену спиной к публике и внезапно показав ей женщину, постаревшую за несколько минут на целую вечность.

Джулия Уэст доказала, что ей требуется лишь сцена и аудитория. Остальное, как и прежде, она способна обеспечить сама».

Чеплин из «Ньюс» тоже хвалил Джулию, только менее многословно; Уоттс выражал свое восхищение, более сдержанно выбирая сравнения.

Придя в театр вечером следующего дня, Джек увидел у кассы длинную очередь. Швейцар сказал ему, что люди стоят с раннего утра. Спектакль имел успех! Он будет идти по меньшей мере два года! Или столько, сколько пожелает играть Джулия Уэст.

Джек посмотрел на фотографии артистов и афишу. Увидел свою фамилию — «Режиссер — Джек Финли».

Его охватило ликование, которое он и не мечтал испытать. Усилия окупились. Душевная и физическая усталость стоили полученного результата. Джек вспомнил ночи, когда он испытывал страх — вдруг ничего не получится? Дни, когда ему приходилось импровизировать, думать и чувствовать за всю труппу. Ночи и дни, проведенные с Джулией в постели. Все усилия, муки, душевные шрамы окупились сторицей.

Он прошел за кулисы, чтобы узнать, здесь ли Джулия. Она поправляла прическу в гримерной. Перед ней лежала статья из «Трибюн». На газете стояла пластмассовая крышка от термоса. Когда Джек вошел, Джулия улыбнулась.

— Ты видел это? — спросила она.

— Что?

— «Трибюн»! «Геральд Трибюн»! Керр! Этот сукин сын!

— Джулия, ты ему понравилась! — возразил Джек.

— Он назвал меня старухой! Старухой! И это сделал ты. Залил меня светом. Заставил выглядеть ужасно, безобразно. Ты сделал это нарочно. Ты негодяй. Гомик. Проклятый гомик. Ты сделал это!

Ее голос разносился по всему театру. Прибежал Кермит.

— Джулия, Джулия, что случилось?

Она закричала так, словно еще вчера не умоляла Джека заняться с ней любовью:

54
{"b":"223262","o":1}