Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Послышался глухо его голос: «Что нужно, кто там?»

Сталин (очень глухо, неразборчиво, сквозь вой непогоды). Сильвестр еще здесь живет?

Порфирий (глухо). Но его нету дома. А кто вы такой?

Сталин. А Наташу можно позвать?

Порфирий. Да вы скажите, кто спрашивает.

Сталин. А кто это говорит?

Порфирий. Квартирант.

Сталин. А Порфирия нету дома?

Порфирий. Да вы скажете, кто вы такой, или нет?

Сталин умолкает. Послышались удаляющиеся шаги.

Наташа (смотрит в окно). Постой, постой, постой! Что ты делаешь? (Срывается с места.)

Порфирий выбегает ей навстречу из передней.

Порфирий. Что такое?

Наташа. Да ты глянь!..

Порфирий подбегает к окну, всматривается. Брякнул крючок, стукнула дверь в передней. Наташа выбежала из дому. Ее голос послышался глухо во дворе.

Постой! Остановись! Вернись!

Порфирий (некоторое время смотрит в окно, потом пожимает плечами). Не разберу... (Идет к передней.)

Из передней входят Наташа и Сталин. Сталин в солдатской шинели и фуражке.

Наташа. Смотри!

Порфирий. Этого не может быть!.. Сосо!..

Сталин. Здравствуй, Порфирий! Ты меня поверг в отчаяние своими ответами. Я подумал: куда же я теперь пойду?

Порфирий. Но, понимаешь... понимаешь, я не узнал твой голос...

Наташа (Сталину). Да снимай шинель!

Порфирий. Нет, постой! Не снимай! Не снимай, пока не скажешь только одно слово... а то я с ума сойду! Как?!

Сталин. Бежал. (Начинает снимать шинель.)

Порфирий. Из Сибири?! Ну, это... это... я хотел бы, чтобы его увидел только один человек, полковник Трейниц! Я хотел бы ему его показать! Пусть он посмотрит! Через месяц бежал! Из Сибири! Что же это такое? Впрочем, у меня было предчувствие на самом дне души...

Наташа. У тебя было предчувствие? На дне души? Кто его сейчас хоронил только что вот? (Сталину.) Он тебя сейчас только похоронил здесь, у печки... у него, говорит, грудь слабая...

Сталин идет к печке, садится на пол, греет руки у огня.

Сталин. Огонь, огонь... погреться...

Порфирий. Конечно, слабая грудь, а там — какие морозы! Ты же не знаешь Иркутской губернии, что это такое!

Сталин. У меня совершенно здоровая грудь и кашель прекратился...

Теперь, когда Сталин начинает говорить, становится понятным, что он безмерно утомлен.

Я, понимаете, провалился в прорубь... там... но подтянулся и вылез... а там очень холодно, очень холодно. И я сейчас же обледенел... Там все далеко так, ну а тут повезло: прошел всего пять верст и увидел огонек... вошел и прямо лег на пол... а они сняли с меня все и тулупом покрыли... Я тогда подумал, что теперь я непременно умру, потому что лучший доктор...

Порфирий. Какой доктор?

Сталин. А?.. В Гори у нас был доктор, старичок, очень хороший...

Порфирий. Ну?

Сталин. Так он мне говорил: ты, говорит, грудь береги... Ну я, конечно, берегся, только не очень аккуратно... И когда я, значит, повалился... там... то подумал: вот я сейчас буду умирать. Конечно, думаю, обидно... в сравнительно молодом возрасте... и заснул, проспал пятнадцать часов, проснулся, вижу — ничего нет. И с тех пор ни разу не кашлянул. Какой-то граничащий с чудом случай... А можно мне у вас ночевать?

Наташа. Что же ты спрашиваешь?

Порфирий. Как же ты спрашиваешь?

Сталин. Наташа, дай мне кусочек чего-нибудь съесть.

Наташа. Сейчас, сейчас подогрею суп!..

Сталин. Нет-нет, не надо, умоляю! Я не дождусь. Дай чего-нибудь, хоть корку, а то, ты знаешь, откровенно, я двое суток ничего не ел...

Порфирий (бежит к буфету). Сейчас, сейчас, я ему дам... (Вынимает из буфета хлеб и сыр, наливает в стакан вино.) Пей.

Сталин, съев кусок и глотнув вина, ставит стакан и тарелку на пол, кладет голову на край кушетки и замолкает.

Наташа. Сосо, ты что? Очнись...

Сталин. Не могу... я последние четверо суток не спал ни одной минуты... думал, поймать могут... а это было бы непереносимо... на самом конце...

Порфирий. Так ты иди ложись скорей!

Сталин. Нет, ни за что! Хоть убей, не пойду от огня. Пусть тысяча жандармов придет, не встану... я здесь посижу... (Засыпает.)

Порфирий. Что же с ним делать?

Наташа. Оставь! Оставь его! Отец вернется, вы его тогда сонного перенесете.

Порфирий. Ага... Ну хорошо...

В это время слышно, как открывают входную дверь.

Вот отец! Только молчи, ничего не говори! Стой здесь!

Сильвестр (входит, осматривается). Что?!

Пауза.

Вернулся?..

Порфирий. Вернулся!

Занавес

Мастер и Маргарита[3]

...Так кто ж ты, наконец?
— Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.
Гете. Фауст

Часть первая

Глава 1. Никогда не разговаривайте с неизвестными

Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй — плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке — был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его — поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.

Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».

Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, — никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.

— Дайте нарзану, — попросил Берлиоз.

— Нарзану нету, — ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

— Пиво есть? — сиплым голосом осведомился Бездомный.

— Пиво привезут к вечеру, — ответила женщина.

— А что есть? — спросил Берлиоз.

— Абрикосовая, только теплая, — сказала женщина.

— Ну, давайте, давайте, давайте!..

Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.

вернуться

3

Как известно, Булгаков работал над романом очень долго и тщательно, об этом уже не раз говорилось.

Сначала роман имел несколько названий, в 1937 году, вспоминаем, он назвал его — «Князь тьмы». Но и этот вариант не удовлетворял Булгакова. И одновременно с этим он понял, что важнее всего закончить фантастический роман о дьяволе. Обстановка в стране становилась все обостренней, почва под ногами все более неустойчивой. Служба в Большом театре давала сносный заработок, кое-как можно было сводить концы с концами. Надо работать над главной своей вещью. «Князь тьмы» был отвергнут, возникло окончательное название — «Мастер и Маргарита».

Около года работал Булгаков над завершением романа.

26 мая 1938 года Елена Сергеевна уехала в Лебедянь на все лето, а Михаил Афанасьевич остался в Москве, продолжая служить в Большом театре, а главное для того, чтобы продиктовать Ольге Сергеевне Бокшанской, ее сестре, законченный роман. Сохранились письма Михаила Афанасьевича, которые он чуть ли не ежедневно отправлял в Лебедянь, давая полный отчет, как Елена Сергеевна просила, о ходе перепечатки романа. Здесь много подробностей его тогдашней жизни, описание встреч, разговоров, размышлений о себе и о других. «...Мы пишем по многу часов подряд, и в голове тихий стон утомления, но это утомление правильное, не мучительное... Остановка переписки — гроб! Я потеряю связи, нить правки, всю слаженность. Переписку нужно закончить во что бы то ни стало... Роман нужно окончить! Теперь! Теперь!» 15 июня Булгаков, утомленный изнурительной работой днем и ночью, сообщает Елене Сергеевне: «Передо мною 327 машинописных страниц (около 22 глав). Если буду здоров, скоро переписка закончится. Останется самое важное — корректура (авторская), большая, сложная, внимательная, возможно с перепиской некоторых страниц.

«Что будет?» — ты спрашиваешь? Не знаю. Вероятно, ты уложишь его в бюро или шкаф... и иногда будешь вспоминать о нем. Впрочем, мы не знаем нашего будущего.

Свой суд над этой вещью я уже совершил, и, если мне удастся еще немного приподнять конец, я буду считать, что вещь заслуживает корректуры и того, чтобы быть уложенной в тьму ящика.

Теперь меня интересует твой суд, а буду ли я знать суд читателей, никому неизвестно» (Письма. 434).

Как только закончили перепечатывать рукопись романа, Булгаков на следующий же день, 25 июня 1938 года, уехал отдыхать в Лебедянь.

Так возникла машинописная редакция романа, которую В. И. Лосев считает седьмой.

О последней, восьмой редакции, «последней прижизненной редакции», подробно рассказывает Елена Сергеевна в «Дневнике».

29 сентября Елена Сергеевна упоминает, что Павел Марков «восхищенно» говорил о романе, три главы которого Булгаков прочитал накануне.

28 февраля 1939 года следует запись посерьезнее: «Миша сидит вечером над романом («Мастер и Маргарита»), раздумывает».

1 марта: «Вечером Миша — над романом». 2 марта: «Вечером — Миша — роман».

27 апреля 1939 года: «Вчера у нас Файко — оба, Марков и Виленкин. Миша читал «Мастера и Маргариту» — с начала. Впечатление громадное. Тут же настойчиво попросили назначить день продолжения. Миша спросил после чтения — и кто такой Воланд? Виленкин сказал, что догадался, но ни за что не скажет. Я предложила ему написать, я тоже напишу, и мы обменяемся записками. Сделали. Он написал: сатана, я — дьявол. После этого Файко захотел также сыграть. И написал на своей записке: не знаю. Но я попалась на удочку и написала ему — сатана.

Утром звонила Лидия Александровна — взволнованная, говорит: — Мы не спали почти, все время говорим только о романе. Не можем дождаться продолжения!» 2 мая Булгаков продолжил чтение романа. «Интерес колоссальный к роману.

Миша за ужином говорил: вот скоро сдам, пойдет в печать. Все стыдливо хихикали».

8 мая пришел Григорий Конский и попросил почитать роман. Булгаков прочитал «Казнь». «Тогда стал просить, чтобы разрешили прийти к нам на несколько часов — прочитать весь роман. Миша ответил — когда перепечатаю». Значит, к этому времени Булгаков вносит поправки, раздумья кончились, настало время завершающей редакции.

15 мая: «Вчера у нас было чтение — окончание романа. Файко — оба, Марков, Виленкин, Ольга, Ануся, мой Женя. К ужину подошли Петя и Женя. Последние главы слушали почему-то закоченев. Все их пугало. Паша в коридоре испуганно уверял, что ни в коем случае подавать нельзя — ужасные последствия могут быть... Звонил и заходил Файко — говорит, что роман пленителен и тревожащ. Что хочет много спрашивать, говорить о нем».

Прошло много времени, за это время написанная пьеса «Батум», пьеса о Сталине, получила резко отрицательный отзыв, в доме — «тишина мертвая». Прекратились звонки, возникло желание написать письмо наверх. Навестивший Калишьян уже не вспоминает о своем обещании дать четырехкомнатную квартиру. «У Миши состояние раздавленное, — запись от 27 августа. — Он говорит — выбит из строя окончательно. Так никогда не было».

15 января 1940 года: «Миша, сколько хватает сил, правит роман, я переписываю». 16 января: «Работа над романом». 19 января: «Вечером — правка романа».

24 января: «Живем последние дни плохо, мало кто приходит, звонит. Миша правил роман. Я писала» (Дневник. С. 290).

Из «Последних записей» от 28 января: «Работа над романом».

Так возникла восьмая редакция романа, правда, «неполная», как утверждает В. И. Лосев, «поскольку одна из двух тетрадей, в которые Е. С. Булгакова записывала текст под диктовку мужа, таинственно исчезла. Так что читателя, возможно, еще ждет впереди приятный сюрприз — знакомство с неизвестными текстами великого романа» (См.: Великий канцлер. Москва: Новости, 1992. С. 18).

Впервые Булгаков попытался опубликовать главу из романа в 1929 году, послав в «Недра» «Манию Фурибунда» на 32 страницах, как главу из романа «Копыто инженера». Попытка оказалась безуспешной.

Елена Сергеевна не раз предпринимала попытку опубликовать роман, но только в 1966 (№ 11) и 1967 (№ 1) журнал «Москва» напечатал роман с многочисленными искажениями. Я видел у Елены Сергеевны эти два журнала с вставками из машинописного текста романа: производило ужасающее впечатление. Исследователи подсчитали, что всего было сделано 159 купюр, «примерно 12% текста».

Впервые полный текст был напечатан в Париже в 1967 году, в 1969 — во Франкфурте-на-Майне.

Полный текст романа в Москве был опубликован в 1973 году. Много раз переиздавался, в том числе и издательством «Современник» в 1991 году.

Публикуется по расклейке этого издания, сверенного вместе с В. И. Лосевым с рукописными и машинописными редакциями, хранящимися в РГБ, Ф. 562. К. 8. Ед. хр. 1–3; К. 9. Ед. хр. 1–2; К. 10. Ед. хр. 1–2.

Свою редакцию предложила Л. Яновская, опубликованную впервые в издательстве «Днипро»: Булгаков М. Избранные произведения в 2-х томах. Т. 2. 1989. С некоторыми уточнениями Л. Яновская опубликовала текст романа в 5 томе Собрания сочинений М. А. Булгакова в пяти томах. М., 1991.

Но научно-текстологическая работа над подготовкой канонического текста романа продолжается, и мы будем с нетерпением ждать ее завершения и публикации.

41
{"b":"223218","o":1}