Губернатор. Какая наглость... э...
Ваншейдт. А где же список? Списка нет... (Идет к вешалке, шарит в карманах, вытаскивает другой листок.) Пожалуйста, ваше превосходительство, еще одна.
Губернатор. Каким же образом... э... это к вам попало?
Ваншейдт. Не знаю, ваше превосходительство. (Вспоминает.) Вот так: я зашел в контору... повесил пальто...
Губернатор. Да... я вижу, что у вас дело зашло далеко...
Ваншейдт. Прошу войска на завод, ваше превосходительство.
Губернатор. Гм... сколько же вам нужно войск на завод?
Ваншейдт. Два батальона.
Губернатор. Помилуйте, господин Вайнштейн!..
Ваншейдт. Меньше нельзя, ваше превосходительство.
Губернатор. Господин Ваштед... Два батальона! У вас сколько в Батуме заводов?
Ваншейдт. Одиннадцать.
Губернатор. Ну вот-с!.. Ведь это... Ведь это двадцать два батальона, а двадцать два батальона, господин Вайнштедт, это пять с лишним полков, больше дивизии! А если к этой дивизии придать, как полагается, конный дивизион артиллерии, а госпиталя, интендантство? Я понимаю серьезность вашего положения и, конечно, дам вам стражников...
Ваншейдт. Сколько дадите, ваше превосходительство?
Губернатор. Пять человек.
Ваншейдт. Дайте сорок.
Губернатор. Шесть...
Ваншейдт. Ваше превосходительство, тридцать пять!
Губернатор. Помилуйте, господин Ваншейдт, мне не жаль стражников. Но... ну семь...
Ваншейдт. Ваше превосходительство, пятнадцать...
Губернатор. Господин Вайнштейн!
Адъютант. Срочная, ваше превосходительство.
Губернатор. Ну-с?
Адъютант (читает). «Кутаисскому военному губернатору. Копия: жандармское управление, полковнику Трейницу. Батуме забастовал ротшильдовский завод. Полностью стали все цеха. Ожидаю беспорядков Батуме. Ротмистр Бобровский».
Губернатор. Что?!
Ваншейдт. Вот, ваше превосходительство!
Губернатор. Сколь... времени? Э...
Адъютант. Половина третьего.
Губернатор. Ушел! Казака сейчас же на вокзал! Вагон с паровозом мне экстренно! Я еду в Батум... И это... дайте срочную командиру седьмого кавказского батальона...
Адъютант (уходя). Слушаю!
Ваншейдт. Я с вами, ваше превосходительство!
Губернатор. Что?! Да, да...
Адъютант (входя). Срочная...
Губернатор. Ну!
Адъютант. «Панайота побили на Сидеридисе. Сидеридис».
Губернатор. Что же это такое?! Я вас спрашиваю... Это еще что?.. Какой Панайот... Что это значит?.. Почему побили? Телеграфируйте этому Сидеридису, чтобы он перестал телеграфировать глупости... Кто это Панайот?
Ваншейдт. Панайот, ваше превосходительство, это главный приказчик у Сидеридиса.
Губернатор. Так... черт... так... телеграфируй — почему побили?! Шинель мне!..
Вбегает курьер с шинелью. Ваншейдт бросается к своему пальто. Губернатор надевает пальто.
Зачем побили? Ведь, если побили, значит есть же какой-нибудь смысл в этом избиении! Какой смысл в этом избиении, подкладка... цель... Смысл!
Уходит поспешно, и Ваншейдт бросается за ним.
[Картина пятая]
Ночь ветреная и дождливая. Кладбище. Из-под земли слабый свет. В свежей, только что вырытой могиле сидит с фонарем Илларион, доканчивая работу. Показывается Канделаки. Подходит к могиле, свистит. Из ямы свист. Показывается голова Иллариона.
Канделаки. Здравствуй, Илларион.
Илларион. Здорово. Не боишься ночью ходить по кладбищу? А вдруг тебя покойник схватит?
Канделаки. Здорово. А ты все копаешь?
Илларион. Каждый работает по своей специальности. Мне судьба такую специальность послала, я и зарабатываю хлеб.
Канделаки. А чего ночью работаешь?
Илларион. Завтра утром хоронить будут. Должно быть все готово заблаговременно. Красивые похороны будут. Учитель помер один.
Канделаки. Ты все не того, кого надо, хоронишь...
Илларион. А я этим не распоряжаюсь. Кого присылают, того я и хороню.
Канделаки. Похоронил бы ты нашего губернатора.
Илларион. Пожалуйста, пожалуйста. Присылайте, я по первому разряду ему могилу вырою. Могу и полицеймейстера, и околоточного. Мест свободных сколько угодно. А что губернатор тебе так надоел?
Канделаки. Завтра приезжает.
Илларион. К Ротшильду, конечно?
Канделаки. Ну да.
Илларион. Значит, он ваш беспорядок будет приводить в порядок. Завтра у Ротшильда будет большая дискуссия. А что ты от меня хочешь? Ведь он живой губернатор? Значит, не по моему ведомству.
Канделаки. На кладбище больше никого нет?
Илларион. Я и (указывает на памятники) они.
Канделаки. Меня командировал комитет к тебе сообщить, что сейчас будет здесь экстренное собрание.
Илларион (вылез из ямы, смотрит в небо). Хорошо. Надо, чтобы дождик опять пошел. Следующие требования с моей стороны: первое — очень недолго.
Канделаки. Это почему так?
Илларион. Позавчера был городовой.
Канделаки. Ну... э... может, совсем нельзя...
Илларион. Он подозрительного ничего не нашел. Но, понимаешь, на меня смотрел с отвращением.
Канделаки. Гм... ну ладно.
Илларион. Второе: попрошу не курить.
Канделаки. Ну ладно, ладно. Ну я скажу, что можно входить. (Уходит.)
Илларион уходит к себе в сторожку. Через некоторое время к могиле пробирается Теофил... За ним Герасим, потом появляется Сталин и другие. Илларион с метлой, его игра.
Сталин. Здравствуй, товарищ.
Илларион. Здравствуй.
Сталин. Ты сторож?
Илларион. Видишь — метла. (Уходит.)
Сталин (Теофилу). Проверенный человек?
Теофил. А он производит на тебя плохое впечатление?
Сталин. Нет, скорее, напротив.
Канделаки. Экстренное заседание батумского комитета объявляю открытым. В порядке дня: вопрос о предъявлении наших требований губернатору. Предупреждаю, что собрание до́лжно закончить как можно скорее, поэтому прошу быть краткими.
Сталин. Прошу...
Илларион. Прошу мне слово...
Канделаки. Ну...
Илларион. Попрошу не курить!
Теофил. Почему? Тут никого нет на две версты кругом.
Илларион. А я прошу не курить!
Сталин. Он совершенно прав. Будем дисциплинированны.
Илларион уходит.
Сталин. Я попрошу слова. Итак, завтра скромный Батум осветит лучами своего величия господин губернатор. С чем он приедет? Я вам скажу заранее, товарищи. Он приедет с тем, чтобы доказать вам, что слуга самодержавия действует в тесной связи с капиталистами. И он докажет вам это. Но что-то должны доказать ему и рабочие...
Порфирий. И они это ему докажут.
Канделаки. Погоди!..
Сталин. Они должны доказать ему, что сплоченная рабочая масса непобедима. Мы должны знать, что для нас уже нет шагов назад и не может быть, потому что если мы сдадимся, сделаем этот роковой шаг отступления, это будет непоправимой ошибкой. От своих требований не отступать.
Голоса. Правильно!
Сталин. Теперь о завтрашнем дне: первое, что нужно сделать... (Осторожно закуривает.)
Илларион (появляется из-за памятника). Кто говорил про дисциплину? Кто? А ты сам первый ее нарушаешь... Я говорил Канделаки, что был городовой! А если полиция спросит: что, у тебя покойники курят? Посетители не курят. Кто курит?
