Нет, сам Дюша был, конечно, в полном порядке. Пришел, такой лапочка, симпатявый такой. Джинсы попку обтягивают, глазки подведенные ресницами хлопают. Он обесцветил волосы, а я и не знала. Он не такой манерный, как другие геи, но на него все сильно клюют, может быть, оттого, что он кажется таким трогательным и нежным…

Были танцы. Моя «горилла» сидела, как ком дерьма на дороге, и наблюдала, как все тащатся во время «медляка». Наверное, вглядывался в полумраке, не сунул ли мне кто-то «ширево» в карман. Я утанцевалась до упаду.

А Макс оказался настоящим другом. Приглашая, он шепнул мне, что принес для меня подарок. Во время танца мы стали с ним целоваться, и он мне незаметно сунул свернутую в трубочку упаковку амфетамина. Потом я украдкой спрятала ее в бюстгальтер и при случае засунула под рассохшуюся паркетину в комнате. Сразу глотать не стала, мне нужна была в тот вечер светлая голова, чтобы окончательно расправиться с «гориллой».

Но ничего не получилось. Дюша сначала кокетливо заявил, что Серега не в его вкусе, но потом согласился поприкалываться и пригласил его на медленный танец. Я за день до этого втихую спрятала видеокамеру на шкаф в комнату охраны, и надо было только нажать кнопку, чтобы зафиксировать интересные кадры. Нажать кнопку записи обещал сам Дюша. Просил потом, если получится, переписать кассету.

Но случился полный облом! Как Дюша ни вился вокруг «гориллы», как ни лез своими девичьими лапками с розовыми ноготками ему под рубашку, все впустую. И весь день рождения впустую, и все мои планы — прахом! «Горилла» сидел с каменной физиономией и только пристально следил за тем, как мы с Максом изображаем из себя бешеную страсть. А мне действительно хотелось, я так давно этим не занималась… Гости были уже достаточно забалдевшие, и мы с Максом решили уединиться. Макс был под кайфом, ему это все тоже было в охотку. Я подумала, что если меня не будет в комнате, то и «горилла» станет посвободнее, и потащила Макса к себе.

Но едва только мы с Максом стали подниматься наверх, как «горилла» отшвырнул Дюшу в сторону, точно дохлого котенка, и направился за нами. Я не успела закрыть дверь, как он просунул ногу в щель. Что, мне уже и потрахаться с парнем нельзя, спросила я.

Тот стушевался, но добросовестно просидел под дверью все полчаса, пока мы с Максом не закончили. Заметив, что я нормальная, не на взводе, он сразу же успокоился. Что, у него из зарплаты вычтут, что ли?

Хотя мне очень хотелось, но на этот раз мне совершенно не понравилось. Как будто вообще впервые в жизни. Макс мерзко хихикал, никак не мог попасть в меня, все промахивался. Ему-то было все равно, я знаю, это после двух доз-то! А я вспоминала то, как это бывало в прежние времена, и мне стало откровенно паршиво. Вместо захватывающего полета в неизвестность — слабая щекотка между ног. Вместо нескольких часов наслаждения — жалкие несколько секунд. Кончилось тем, что я столкнула Макса на пол и стала одеваться. Он так и остался валяться на коврике возле кровати.

Я была злая как сто чертей. Этот тип-узколобик может быть полностью доволен — вечер был безнадежно испорчен.

В комнате тем временем уже царила полная невменяемость. Дюша надрался до положения риз и стал плакать, что его никто не любит. Маринка целовала его в шею и пьяно спрашивала, как его вообще можно любить, если он голубой. Саша с Ольгой откровенно занимались этим на глазах у всех, и им было наплевать. Стасик поочередно кидался на всех девчонок, не в силах остановиться ни на одной. Его приятель Артем (очень странный парень, кстати) от него тоже не отставал. Как это называется? Вакханалия, что ли? Или оргия? А чем они отличаются друг от друга, не знаю. Короче, царила полная и откровенная мерзость. Я даже не предполагала, что все это будет так отвратительно.

Я в одиночестве сидела за столом и думала, как бы их всех выгнать к чертовой матери.

В это время Дюша заметил вернувшегося в комнату «гориллу» и повис у него на шее. Он кричал: «Пойдем танцевать, я тебя хочу, как ни одного мужика на свете!» Тот молча отодрал его от себя и небрежно бросил в угол, как ком грязного белья. Там Дюша, свернувшись калачиком, и заснул до утра. На ресницах у него дрожали крупные, как бриллианты, слезы.

Мне ничего не оставалось, как тихо в одиночестве надраться. Я пила водку, оставаясь трезвой как стеклышко, и только печально думала о том, откуда взять двадцать штук для Свидлера. Если продать хотя бы одну отцовскую машину, хватит с головой. Но кто ж мне даст ее продать?

15.07.1998. Началось нечто ужасное! Звонил Свидлер! Откуда он узнал наш загородный телефон? Сказал, что поставит меня на счетчик и никакая охрана меня не спасет. Грозится, конечно, но все равно неприятно.

Хуже всего то, что разговор, естественно, прослушивался, и в тот же вечер отцу было доложено, что мне кто-то угрожает. Отец, конечно, сразу всполошился, закудахтал, что да как.

Пришлось все ему рассказать. Я попросила денег. Сказала, что лучше отдать. Это такие люди, лучше не нарываться.

Отец сказал — никаких денег! Он не собирается спонсировать наркоторговцев. Еще он нес какую-то фигню насчет того, что он, как отец, понимает тех родителей, дети которых… Он не хочет, чтобы на эти деньги была куплена новая партия наркотиков и переправлена в страну… С какой стати он будет отдавать какому-то неизвестному бандиту Свидлеру честно заработанные деньги. И прочая, и прочая, и прочая…

Ты сам производишь наркотик, говорю. Спирт — это тот же наркотик, только меньшей концентрации. А алкоголики — те же наркоманы. И значит, ты такой же наркоторговец, как и Свидлер. Прямо так и сказала.

А он как взвился, мол, крепкие спиртные напитки не запрещены, а даже поощряются государством.

Ничего себе, говорю… Ну ладно… А вот если бы, говорю, у тебя взяли партию спирта, а деньги за нее не отдали, что бы ты сделал?

Обратился бы в суд, отвечает.

Черта с два, говорю. Потому что через суд неизвестно, получил бы ты свои деньги и когда получил. А на самом деле нанял бы ребят типа «гориллы», дал бы адресок должника и приказал переломать ему кости. А если и после этого не получится — то кости его жены или ребенка. Так вот, и я оказалась в такой же ситуации, как этот виртуальный должник.

Отец замолчал. Подействовало. Все равно, говорит, тебя охраняют, бояться нечего. А если еще будут звонить, заявлю в милицию.

Флаг тебе в руки, говорю, а мне удавку на шею!

Вот и поговорили…

16.07.1998. Всего-то какие-то паршивые двадцать штук!

17.07.1998. Позвонила Маринке, попросила сказать Свидлеру, что отдам, только не сразу.

Вечером она перезвонила. Говорит, что ничего слушать не желает.

20.07.1998. Из дома не выхожу ни с Валерой, ни с «гориллой». Стыдно себе признаться, но боюсь. Никогда не боялась смерти, даже хотела ее, а вот теперь боюсь. Маленький, подленький страх за свою паршивую жизненку.

Кому она нужна?

23.07.1998. К Стасику в офис нагрянули какие-то молодчики, избили его, сломали два ребра, выбили зуб, сказали, что если отец не заплатит в двухдневный срок, то спалят офис и все машины — на сто пятьдесят тысяч долларов.

24.07.1998. Стасик вышел из больницы весь синий от побоев. Смотрит на меня волком.

Отец со мной не разговаривает, Наталья Ивановна помалкивает, Валера глядит мимо меня, тоже небось боится за свою шкуру. Даже «горилла» какой-то не такой. Перестал мне делать замечания, целыми днями смотрит видик и молчит.

Ну и черт с вами всеми!

24.07.1998. Ночь.

Может быть, моя смерть что-нибудь решит? Надоело все, сил больше нет. Прощайте все. Я не могу больше так жить. Папа, прости. Прощай, Стас. Достаю из-под паркета упаковку амфетамина, разом — все. Главное, вся жизнь прошла по-дурацки…»

Машу нашел охранник Сергей, тот самый «горилла». Она лежала на полу своей комнаты в бессознательном состоянии, с почти остановившимся сердцем и зрачками, не реагирующими на свет. Никого не было дома, кроме них двоих. «Горилла» трясущимися руками погрузил девушку в машину и помчался в местный военный госпиталь. Там он чуть ли не на коленях умолял докторов спасти ее и обещал денежную благодарность от ее отца.