Что касается 4-фунтовых шкафутных пушек, то, как выяснилось в заседании, для них не требуется вырезать портов, ввиду малой высоты борта в этом месте.

Далее, по рассмотрении чертежа № 2, Комитет признал необходимым все снаряды уложить на стеллажах, вследствие чего пришлось все 8-дм снаряды перенести в носовой бомбовый погреб, а все 6-дм — в кормовой; устройство же патронных отделений и крюйт-камер признано целесообразным и достаточным для помещения требуемого количества патронов и зарядов.

В крюйт-камерах свободно могут быть помещены и учебные заряды (по 26 на орудие, на первый год плавания), если эти заряды отпускать в счет боевого комплекта, уменьшив последний до 84 боевых зарядов на каждое 8- и 6-дм орудие, как это решено для крейсера “Адмирал Нахимов”. Точно так же, отпуская на орудие по 84 тяжелых снаряда для боевой и по 26 коротких для учебной стрельбы, возможно поместить все требующееся количество 8- и 6-дм снарядов, причем часть их, равно как и картечи в медном корпусе (по 10 на пушку), придется поместить в кранцах.

При устройстве же бомбовых погребов и укладке снарядов необходимо оставлять проходы для свободного доступа к стальным снаряженным снарядам.

Для подъема снарядов из бомбового погреба, согласно заявлению капитана 1 ранга Ломена, Комитет признал полезным устроить кран на батарейной палубе, подобный имеющемуся на крейсере “Адмирал Нахимов”.

Ввиду вышеизложенного, Морской Технический Комитет положил представить Управляющему Морским министерством:

а) Утвердить вооружение крейсера “Память Азова” пятью 47-мм одноствольными и восемью 37-мм пятиствольными пушками Готчкисса, двумя 2 ½ дм пушками Барановского и четырьмя 4-фунтовыми пушками образца 1867 г. для салютов, а также устроить кран для подъема 8-дм снарядов в батарейную палубу и кранцы для помещения картечей и тех снарядов, которые не поместились бы в бомбовых погребах.

б) Отпуск боевых припасов на крейсер производить в следующем числе: на орудие 8- и 6-дм — по 84 тяжелых снарядов и боевых зарядов и по 26 легких снарядов и учебных зарядов, а также 10 картечей на пушку; для 2 ½ дм пушек — по 150 патронов, для 47-мм пушек — по 700 патронов и для 37- мм — по 1000 патронов на пушку, независимо от патронов для учебной стрельбы, отпускаемых по инструкции для производства этой стрельбы.

За отсутствием Управляющего Морским министерством, журнал Комитета был представлен его императорскому Высочеству, генералу-адмиралу, великому князю Алексею Александровичу, изволившему заключения Комитета утвердить, о чем и сообщено главному Управлению кораблестроению и снабжений и и. д. командира С.-Петербургского порта, по принадлежности. Но впоследствии было решено 4-фунтовые пушки снять с крейсера, а число 47-мм одноствольных увеличить двумя и салюты производить из 47-мм пушек.

23 августа 1890 г., спешно закончив последние приготовления, но так и не справившись с перегрузкой, “Память Азова” вышел в свое первое плавание. Кораблю предстояло обогнуть Европу, пройти в Севастополь, где принять на борт наследника, и затем следовать на восток вокруг Азии. Европа из культурной программы цесаревича почему-то (видимо, чтобы уберечь его от утомления и чрезмерных впечатлений) была исключена.

Сразу же по входу в Бискайский залив корабль попал в жестокий шторм, на деле проверивший качество постройки. По признанию офицеров, он стал чуть ли не самым суровым испытанием во всей дальнейшей его службе.

На переходе в Пирей вместе с “Владимиром Мономахом” “Память Азова” обнаружил “вялость качки”. Для повышения остойчивости по ходатайству командующего отрядом контр-адмирала Басаргина решили снять и оставить на берегу вместе с шлюпбалками оба минных катера. Еще до этого (на пути от Плимута до Мальты) перегруженный фрегат благополучно выдержал шторм; никаких повреждений по корпусу не обнаружилось, а потери ограничились смытыми носовыми украшениями (его впоследствии заменили более простым накладным) и клеенкой настила с балкона. “Вообще фрегат оказался крепок и обладает довольно хорошими мореходными качествами в полном грузу, но все-таки короток для форсирования большой океанской волны”, — писал командир корабля капитан 1 ранга Н.Н. Ломен. “Превосходно, безостановочно и при всяком состоянии моря” действовали на крейсере главные машины производства Балтийского завода; они ни разу не потребовали остановки в девятисуточном переходе от Плимута до Мальты и в течение 16 ч при половине работавших котлов уверенно выдерживали 14- узловую скорость.

Но вместо Черного моря кораблю, пришедшему 22 сентября в Пирей, предписали совершить обратный путь в австрийский порт Триест. По приходе в Грецию была продолжена дальнейшая “разгрузка” крейсера. Решили снять и доставить во Владивосток коммерческим пароходом оба 50-футовых минных катера. За ними последовали их шлюпбалки и ряд других “необязательных устройств” — всего 43 тонны.

В Триесте 19 октября и приняли прибывшего поездом из Вены наследника. Плавание в Черном море (планировался уход из Греции 28 сентября, а уход из Севастополя 16 октября 1890 г.) не состоялось. Турки, видимо, уже даже ради наследника не соглашались нарушить неприкосновенность проливов, как это для плавания великого князя Алексея было сделано в 1867 г., когда в Батум пропустили фрегат “Александр Невский”. Возможно, что император, предвидя отказ, не пожелал обращаться с просьбой к султану.

В Пирее состоялось по-родственному теплая встреча “Памяти Азова” с его крестной — королевой эллинов Ольгой, прибывшей на корабль с королем Георгом. В число офицеров фрегата был включен принц Георгий Греческий. В Средиземном море за фрегатом следовали назначенный постоянным конвоиром крейсер “Владимир Мономах” и временно присоединенный стационар в греческих водах канонерская лодка “Запорожец”. Лодка состояла в отряде до прихода в Суэц.

Своего рода первым этапом путешествия наследника можно считать неспроста, видимо, совпавшее с ним плавание парусно-паровой яхты “Тамара”. Ее в путь 16 августа 1890 г. провожали прибывший из Александрии наследник, состоящий в экипаже “Памяти Азова” великий князь Георгий Александрович (1871–1899) и великие князья Георгий, Александр и Сергей Михайловичи. Владелец яхты — великий князь Александр Михайлович, приняв в Севастополе великого князя Сергея Михайловича, предложил плавание вслед за отрядом наследника. После проводов в Кронштадте и первой встречи с “Памятью Азова” в Плимуте 1 сентября 1890 г. корабли на пять месяцев расстались, чтобы выполнить каждый свою культурную стратегическую программу. Они во многом были схожи: приемы, обеды, парады, достопримечательности, охота. И пока наследник в Индии, трусливо стреляя из укрытий, истреблял слонов и прочую тропическую живность, вкушал угощения и обозревал храмы, офицеры корабля пополняли секретные сведения о лоциях окрестных вод и укреплениях британской империи. Особенно полезным был разведывательный бросок, который под прикрытием отряда наследника и под видом туристского путешествия в воды Малаккского архипелага совершила яхта “Тамара”. Покинув Цейлон 9 ноября 1890 г., яхта перешла к о. Суматра и, проведя в этих водах почти три месяца, вернулась на Цейлон для встречи с отрядом “Памяти Азова”.

Роскошно изданное описание этого плавания “23 000 миль на яхте “Тамара” о путешествии великих князей Александра и Сергея Михайловичей в 1890–1891 гг.” (С.Пб, 1892 г.), составленное доктором Г.И. Радде (1831-?), иллюстрированное академиком Самокишем (1860–1944), являло собой обширное собрание красочных впечатлений путешественников, но и в них проскальзывали замечания об особенностях театра. В частности, указывалось на явную неточность морских карт, выпускавшихся британским адмиралтейством. Это не мог не заметить великий князь Александр Михайлович, уже знакомый с театром во время плавания на корвете “Рында”. Надо думать, что в архивных документах может обнаружиться более конкурентный “стратегический” отчет о плавании “Тамары” и о перспективах базирования в Малаккском архипелаге русских крейсеров. Проблема крейсерской войны продолжала оставаться актуальной, и сюжеты фантастической повести А.Г. Конкевича “Крейсер “Русская Надежда” (С.Пб, 1887 г.) вполне еще могли осуществиться наяву с участием “Памяти Азова” и его предшествовавших и последующих собратьев.