Новый импульс всегда трудно и медленно продвигавшимся в Кронштадте (в отрыве от завода) достроечным и доделочным работам придало предназначавшееся кораблю особое плавание. Он должен был послужить для образовательного, как это официально говорилось, а по существу — развлекательного путешествия, в которое наследника цесаревича Николая Александровича отправлял строгий августейший родитель император Александр III. В немалое волнение приводила всех и уникальная возможность плавания через накрепко закрытые для русского флота черноморские проливы в Севастополь, где корабль должен был принять на борт августейшего путешественника.

Близость к придворным сферам обещала офицерам перспективы карьерного роста, на корабль же и на его команду ложилась тяжелым гнетом ответственности при особом оборудовании покоев наследника и его свиты, из нуряющих забот по наведению придворного лоска и приданию, как тогда говорили, во всем “щегольского” вида.

Подготовка совершалась многосторонняя — от невиданной роскоши мебели, предметов оборудования и зеркальных рам, изготовлявшихся из красного дерева, заказа для шлюпок особых флюгарок с золочеными звездами. С пребыванием наследника могло быть связано и применение полезного, но удручающего инженеров своей тяжеловесностью (до 70 т) в жилой палубе, каютах и в кают-компании гигиенического новшества “кафельных плиток и каменной мастики” (упоминается и цемент). Дополнительные столярные работы (мастера Стубенко) “для приготовления фрегата к плаванию с наследником цесаревичем и великим князем Георгием Александровичем” по всей их обширной номенклатуре (стоимость 48 283 р. 70 к.) утвердили журналом МТК № 182 от 29 декабря 1890 г. Флюгарки и медные планки с надписями и номерами для кают и других помещений, а также 11 золоченых букв названия корабля завод, не ожидая наряда, изготовил по просьбе командира и тут же за свою любезность был наказан. По логике МТК эта работа, как выполненная “по частной просьбе судового начальства”, оплате не подлежала.

“Особой надобности” не признали и в исполненном по инициативе завода (и полезной не только для эстетики, но и для ходкости корабля) сглаживании (деревянным заполнителем) впадины, образовавшейся после обшивки деревом бортовой брони. За баню согласились (по смете П.Е. Андрущенко) уплатить 1353 р., за изготовление и установку 25 шестов сетевого заграждения (длиной от 17 фт 9 дм до 27 фт 2 дм) с 75 талрепами и “прибором” — 16 877 р. 93 к… Всего сверхконтрактные работы оценили в 107 110 р. 47½, к. Через электротехника Зимнего дворца для великокняжеских помещений получили невиданное техническое новшество — семь электрических вентиляторов. В пути, уже с разрешения начальника, отряда приобрели (в запас) в Лондоне 250 ламп накаливания, а из Франции через агента в Афинах еще 420 ламп. Запас был объясним — тогдашние лампы были недолговечны: как отмечалось в отчете командира от 14 февраля 1891 г., “перегорело по правилу — 310 ламп, случайно — 45”.

В Лондоне для освещения адмиральской каюты на случай порчи электрического освещения приобрели 81 “вторичный элемент” (аккумуляторные батареи). Тогда же устроили дополнительное освещение в наружном и рулевом отделениях, а также на верхней палубе “для приезда и отъезда Государя Наследника Цесаревича в ночное время”.

Присутствие наследника предопределяло, как об этом в МТК 9 мая 1890 г. докладывал главный командир Кронштадтского порта, такое особое обстоятельство, как предоставление “Памяти Азова” “исключительно паровых переходов”. Здесь, очевидно, учитывали опыт “Владимира Мономаха” и “Дмитрия Донского”, паруса на которых явно не оправдывали своего назначения и расходов на их устройство. Понятно также, что медлительность парусного плавания были несовместимы с задачами “образовательного путешествия” наследника и при своей унылости и однообразии для него как для постороннего зрителя могли повредить здоровью.

Учитывая, видимо, необходимость соблюдения согласованного и утвержденного в верхах во всех деталях маршрута плавания, а также и уроки катастрофы, которую в 1868 г. потерпел винтовой фрегат “Александр Невский” в “практическом плавании” с великим князем Алексеем Александровичем (он “служил” на корабле лейтенантом) — будущим генерал-адмиралом. Корабль, идя ночью под парусами, по легкомысленности возглавлявшего плавание генерал-адъютанта вице-адмирала (он же — “попечитель” великого князя) К.Н. Посьета (1819–1899) и командира O.K. Кремера (1829-?), вместо входа в пролив Скагеррак наутро 18 сентября оказался на гибельной отмели ютландского берега.

Виновников нелепой гибели лучшего фрегата император по-семейному великодушно освободил от всякой ответственности. Но флот этой катастрофы забыть не мог, и в память о ней, в числе других соображений, особое внимание обратили на безопасность плавания “Памяти Азова” с наследником.

Предопределенность свыше (может быть, даже по повелению императора) исключительно парового плавания побуждала командира Н.Н. Ломена ходатайствовать о снабжении корабля хорошо пригнанными дождевыми тентами. Их следовало иметь на шканцах, шкафуте и юте и всех мостиках. В жарком климате они будут особо полезны и для сохранения палубы, которую в противном случае придется портить в результате частичного смачивания. Необходимы они и для прикрытия корабля от обильно сыплющейся из дымовых труб мелкой сажи, для чего, как добавлял командир порта, командирам приходится применять “всевозможные брезенты, запасные косые паруса и даже койки”. Предлагаемые Н.Н. Ломеном дождевые тенты, сшитые на все судно, было бы полезно внести в запасной штат. Дело, однако, ограничилось разрешением командиру завести добавочный дождевой тент, который вместе с обыкновенным штатным тентом мог служить для большого “отенения” палубы.

В числе других мер по обеспечению безопасности плавания предусматривалось устройство особо продуманной системы громоотводов, разработка “таблиц непотопляемости” (остается открытым вопрос — как они могли соотноситься с таблицами, которые в 1903 г. предложил А.Н. Крылов), тщательное определение остойчивости корабля и обширный комплекс мер по уменьшению перегрузки.

В пятницу, 20 мая, в начале двенадцатого часа дня, на одном из эллингов Балтийского судостроительного и механического завода, в С. Петербурге, в присутствии их императорских Величеств, проходила закладка императорской яхты “Полярная Звезда”, а ровно в полдень с другого эллинга того же завода благополучно спущен на воду полуброненосный фрегат “Память Азова”.

Их императорские Величества, государь император и государыня императрица, в сопровождении их императорских Высочеств государя-наследника цесаревича и великих князей Георгия Александровича, Владимира Александровича с августейшей супругой, великой княгиней Марией Павловной, Алексея Александровича, Павла Александровича, Михаила Николаевича с сыновьями Сергеем и Алексеем Михайловичами, Николая Николаевича младшего и Евгении Максимилиановны принцессы Ольденбургской, изволили прибыть на паровых катерах к пристани Балтийского завода, где по левую сторону эллинга была устроена палатка в древнерусском вкусе. При следовании вниз по Большой Неве, к пристани завода, паровой катер с их Величествами шел под императорским штандартом, которому был произведен салют со всех военных судов, стоявших на реке по следующей диспозиции: ниже Николаевского моста у пристаней Английской набережной, стояли:

Императорские яхты:

“Стрельна” (Командир капитан 2 ранга Князь Шаховской)

“Александрия”(Командир флигель-адъютант Нехватович)

“Марево” (Командир лейтенант Малютин)

Пароходы:

“Нева” (Командир лейтенант Трубников)

“Онега” (Командир капитан 2 ранга Третьяков)

“Ильмень” (Командир капитан 2 ранга Левендаль)