Обстоятельства плавания, как они виделись с бота конвоира “Владимира Мономаха”, во многом отображают письма (к жене) его командира капитана 1 ранга Ф.В. Дубасова (1845–1912), опубликованные в Морском сборнике за 1916 г. (№№ 6, 7, 10). Немало сказано состоявшим тогда у него старшим офицером Г.Ф. Цывинским (1855–1938, Вильно) в его самой, может быть, значительный книге эмигрантских мемуаров “50 лет в императорском флоте” (Рига, 1921 г.). Свиту возглавлял “главный руководитель”, обеспеченный доверием государя, генерал-майор князь В.А. Баратынский.

Отрядом, находясь на “Памяти Азова”, командовал флаг-капитан императорской свиты контр-адмирал В.Г. Басаргин (1838–1893). Его опыт неоднократных тихоокеанских плаваний должен был обеспечить полную безопасность. Ему же в продолжение неслыханно долгого, рассчитанного на 7 месяцев (приход во Владивосток 26 мая 1891 г.) путешествия пришлось нести тяжкий груз ответственности за сохранность драгоценной наследнической жизни — будь то восхождения на египетские пирамиды, 42-х дневное постижение Индии, охоты на слонов и аллигаторов, приемы у коронованных особ Азии и Японии и т. д.

“Память Азова” в Средиземном море

Разбираться пришлось и с невыносимой обстановкой, которую на “Владимире Мономахе” сумел создать его командир, рафинированный интеллектуал и сноб (как это видно из его писем), Ф.В. Дубасов. Изгнание с корабля едва ли не половины оказавшихся неугодными офицеров, замена еще ранее нескольких старших офицеров заставили адмирала принять решение и о замене самого командира. Но прибывшего ему на смену в Бомбее капитана 1 ранга С.Ф. Бауера (1841–1896) пришлось поместить на “Владимире Мономахе” (место на “Памяти Азова” заняла свита наследника) в должности флаг-капитана при адмирале. Было принято неудобным менять командира в присутствии наследника и на виду иностранных командиров. Уже во Владивостоке С.Ф. Бауер оказался полезным для смены заболевшего командира “Памяти Азова” (Цывинский, с. 98). Дубасова же назначили командиром броненосца “Петр Великий” и в том же 1891 г. батареей “Не тронь меня”. Флаг-офицером при В.Г. Басаргине был также плававший на “Памяти Азова” лейтенант Н.А. Кроун (1858–1904), один из будущих героев войны с Японией 1904–1905 г.

Придя 3 декабря в Аден, застали на рейде крейсер “Адмирал Корнилов”. Он здесь поджидал отряд наследника, чтобы принять участие в его конвоировании. Крейсер был первым в Тихоокеанской эскадре, которая, как говорится, была готова (или получили такое предписание) “разбиться в лепешку”, лишь бы путешествию наследника придать побольше помпы, блеска и пышности. Корабль, отслужив, как полагается, срок своей командировки на Дальнем Востоке, возвращался на родину, но был привлечен теперь для несения придворной службы.

Только 21 октября покинув Коломбо, “Адмирал Корнилов” теперь возвращался обратно на восток уже в составе отряда наследника. О расходах, которые ложились на флот этой бессмысленной прогулкой, и не думали. Ослепительная роскошная идея — эскадра встречает наследника на западной границе своих вод- напрочь затмила постоянно съедавшие ведомство, но сколь неуместные в придворной службе заботы об экономии.

И “Адмирал Корнилов”, только покинувший Бомбей, должен был теперь снова “прогуляться” в этот порт из Адена. Цесаревича развлекали и в море. 6 декабря, на третий день по выходу из лишенного красот природы и достопримечательностей Адена, отпраздновали тезоименитство наследника. С “Адмирала Корнилова” и “Владимира Мономаха” приняли поздравительные сигналы. Ночью, следуя в строе клина, корабли в честь наследника были роскошно иллюминированы электрическими лампами. “Адмирал Корнилов” эффектно осветил линию берега и рангоут, и “Владимир Мономах” нес на фок-мачте вензель наследника. За все цесаревич благодарил сигналом “о изъявлении своего особого удовольствия”. 11 декабря корабли отдали якоря на Бомбейском рейде. Окружение цесаревича приступило к 42-дневной программе развлечений наследника в Индии.

Непредвиденные изменения в составе отряда внесла болезнь состоявшего в экипаже “Памяти Азова” в чине мичмана великого князя Георгия Александровича. У него держалась постоянно высокая температура, и русские и английские врачи обнаружили у него явные признаки туберкулеза, который во влажном тропическом климате мог опасно обостриться. Г.Ф. Цывинский пояснял, что даже не рок, а собственная беспечность подтолкнула мичмана к постигшему его несчастью: сначала проводы после бала на “Азове” приглянувшейся итальянки на катере по холодному рейду в легком сюртуке, а затем — сон у открытого окна в ледяном сквозняке поезда после поездки к пирамидам в Египте. Рушились, и как вскоре выяснилось, непоправимо все мечты о блестящей карьере этого одного из достойнейших представителей дома Романовых. Император приказал немедленно вернуть больного в Россию, и мичман Георгия Александрович, который при иных обстоятельствах мог бы поменяться судьбами с наследником, в невыразимо подавленном состоянии, но не желая покинуть корабль, с которым успел сродниться, оставался на “Памяти Азова” (Цывинский, с. 93–98). Наследнш же, пышущий здоровьем, немедленно отправился в путешествие по Индии.

Свои приключения он прервал только 18 января 1891 г., чтобы проститься с братом. Горечь прощания с полюбившимся великому князю кораблем на отряде пытались скрасить особенно пышными проводами и императорско-адмиральскими почестями. К трапу “Памяти Азова” для переправы на “Адмирал Корнилов” для мичмана Георгия подали катер, на котором гребцами были офицеры фрегата, а на руле сам командир Домен. (Цывинский, с. 104). В тот же день 23 января 1891 г. проститься с великим князем на “Адмирал Корнилов” прибыли старший брат цесаревич и принц Георгий Греческий. При их съезде с корабля после прощания команда “Адмирала Корнилова” была послана по реям. При проходе корабля мимо “Памяти Азова” на нем был поднят сигнал: “Наследник желает счастливого плавания”. По реям были посланы команды всех трех оставшихся крейсеров и всех иностранных кораблей (Морской Сборник, 1891, № 5). Тягостные предчувствия владели всеми на русских кораблях, с которых, не отрываясь следили за уходившим за горизонт “Адмиралом Корниловым”. Так разошлись каждый навстречу своей судьбе два ближайших к престолу брата-наследника: один — чтобы медленно угасать в уединении имения Аббас-Туман, другой — к непонятно за какие заслуги уготованной ему императорской короне. Вместе со свитой он по окончании путешествия по Индии был принят на борт “Памяти Азова”.

31 января на рейде Коломбо (о. Цейлон) застали целую английскую эскадру и яхту “Та мара”. Салюты и визиты не прекращались весь день. Теплую встречу августейших соотечественников среди неописуемых красот южного океана и его природы украсили проявлявшие тогда к русским дружественные чувства представители английских морских сил в Индии. Их корвет “Turquoise” встретил русские корабли на подходе к Коломбо и, заняв место впереди “Памяти Азова”, привел корабли в гавань.

Череда визитов, приемов, экскурсий прервалась захватывающим аттракционом, который был устроен в джунглях перед специально сооруженным павильоном их императорских высочеств с “Памяти Азова” и “Тамары”. Сначала прирученные слоны, сокрушив участок джунглей, продемонстрировали свою фантастическую мощь и силу, а затем провели хорошо освоенную под руководством погонщиков ловлю диких слонов и водворение их в заранее сооруженный загон (Г.И. Родде, с. 220–222).

“Вечером 1½3 февраля великие князья давали второй обед в честь наследника цесаревича в украшенной и освещенной электричеством “Тамаре” под звуки музыки с “Памяти Азова”. Лишь только замолк оркестр, как с английского корвета “Turquoise” отделились две большие шлюпки и, сияя венецианскими фонарями, стали приближаться к яхте. Множество других разнообразных небольших гондол, наполненных разодетыми дамами, уже ранее окружало “Тамару”.