– Возможно, возможно, рыжеголовый мой друг. Предположительно, это может быть и так, – согласился Остап.

Козлевич не спал в машине, не сидел в ней, а открыв капот, занимался ее мотором. Захлопнув капот, он взглянул на своих друзей и спросил:

– Надеюсь и здесь удачно, Остап Ибрагимович?

– Отчасти, отчасти, Адам. Та, которая нам нужна, выскочила замуж за греческого торговца и сейчас находится в Севастополе. – Бендер, сев в машину, сразу же раскрыл карту. – Посмотрим сколько километров до черноморской гавани? Да, примерно километров семьдесят, если верить карте. Но все дела надо делать с утра, камрады. Предлагаю совместить обед с ужином и заночевать в гостинице «Московской», которую мы проезжали, помните, в окружении извозчиков?

– Но я по-прежнему, капитан, ночую в машине, – покачал головой Козлевич.

– Ну, это уже, как правило, Адам Казимирович, – засмеялся Бендер.

– Можем чередоваться, Адам Казимирович, – предложил Балаганов.

– Да нет, мне уже привычно, братец, спи в постели, – усмехнулся непревзойденный автомеханик.

За несколько дней до приезда Бендера и его единомышленников в Севастополе произошли события, которые на первый взгляд никакого отношения к компаньонам не имели.

В одном из кабинетов городского ОПТУ шел допрос:

– Ты, мать, не финти, выкладывай все как на духу. Говори, где взяла эти деньги? – допрашивал оперативник старую женщину в выцветшем ситцевом платке.

Задержанная по фамилии Коростылева сидела на табурете и молчала.

– Соберись с духом и отвечай, представь, что я священник…

Старая поправила свой мешок с семечками, лежащий у ее ног, и ответила:

– Как же я представлю, что ты священник, ведь рожа-то у тебя лихоимская, прости мя, господи. Лужаться я тебя пужаюсь, а представить тебя в церковном виде не могу.

– А ты поднатужься, – откинулся на спинку стула Донцов, такая была оперативника фамилия. – Пофантазируй, может, что и получится.

– Фантазию побоку, – вошел в это время начальник. – Это не каждому дано. За что задержана? – присел он на стул.

– В ларьке кооперации, товарищ Железнов, на эти вот деньги – доллары, – показал Донцов, – хотела купить ситцу. А где взяла, не говорит старая.

Начальник ОШУ среднего роста, в военной форме, но без знаков различия, осмотрел десятидолларовую купюру. Она пахла не то парфюмерией, не то еще чем-то ароматизирующим.

– Интересно, – произнес он. – Вы, гражданка, объясните нам самыми простыми словами, как попали к вам эти деньги?

Коростылева поправила свой мешок, платок на голове, и ответила:

– У меня, гражданин хороший, уже язык отсох объяснять вот этому начальнику, как это было.

– Ну а что все-таки было? – приветливо взглянул на нее старый гэпэушник.

– Эти деньги я получила от покупателя за семечки, – быстро ответила Коростылева.

– Где же это вы нашли такого дурака, который за семечки долларами платит? Сейчас по курсу, гражданка, один доллар котируется в банке золотыми рублями.

– Ух, ты, аист! Золотыми червонцами?

– Будем говорить правду?

– Само собой, гражданин хороший… – согласилась задержанная. – Нашла я эти деньги. Прости мя, господи, душу грешную…

С едва заметной улыбкой начальник смотрел на нее, спросил:

– Где нашли?

– Когда он это… Платок вынимал, чтобы карман для семечек ослобонить, заграничные деньги возьми и выпади…

– А откуда вы узнали, что на них можно купить мануфактуру?

Коростылева удивилась.

– А, то как жеть, все говорят, что на них можно… заграничные деньги цену имеют, а остальные – бумага, прости мя, господи…

Железнов встал, прошелся по комнате, помассировал руки, остановился пред старухой и, внимательно глядя ей в глаза, спросил:

– Вы этого человека запомнили, уважаемая?

– Зрение у меня не особливо, – отвернулась женщина.

– Пользуетесь очками?

– Аптека не прибавит века, – усмехнулась она.

– Вполне возможно… – продолжал смотреть на задержанную пристально начальник. – И все же, какой он?

Коростылева помолчала, как бы вспоминая, и, обдумывая каждое слово, ответила негромко и медленно:

– Мужик твоих лет, гражданин. Роста низкого, светленький такой… Большего не припомню.

– Эх, гражданка, гражданка, – осуждающе смотрел на нее Железнов. – Неправду говорите, неправду. Вот пойдите в соседнюю комнату, посидите, отдохните, подумайте как следует, а потом мне, лично мне, начальнику ОПТУ города, и расскажете все, как оно есть. Ясно?

– Да, уж тебе, ясное дело…

– Донцов, возьмите под свой надзор задержанную. А когда она надумает говорить правду, доставьте ее ко мне.

– Понял, товарищ начальник, – встал тот. – Прошу, гражданка. Коростылева встала, всхлипывая, взяла с пола свой мешок и побрела к двери, причитая:

– Ох, господи, боженька наш, пропала, пропала моя головушка старая…

Железнов посмотрел на часы и заторопился в свой кабинет. Там уже собрались все сотрудники отдела, ожидая начала оперативного совещания. Когда их начальник вошел, все разговоры сразу смолкли.

– Начинаем, – встал за свой стол Железнов. – В окрестностях города появилась новая банда…

– И откуда они берутся, – вздохнул молодой сотрудник.

– Могу еще раз пояснить, – взглянул на него начальник. – Тем более, товарищи, что к нам прибыло пополнение в составе трех человек, – указал он на новичков.

Все повернулись к ним, рассматривая их с интересом. Среди двух парней сидела девушка лет восемнадцати. Красивая, стройная, по имени и фамилии – Кира Богданова. А парней звали: одного Петр, а другого Федор. Фамилия у них была одинаковая – Петренко. Они были братьями. Новички сидели в углу кабинета и тоже с любопытством рассматривали присутствующих.

– За годы революции и гражданской войны почти вся буржуазия из Москвы, Петрограда, Киева и других городов перебралась сюда, на юг, под крыло Деникина, потом Врангеля, – продолжал Железнов. – К осени двадцатого года в Крыму осело не менее полумиллиона буржуев. Все они – активные или затаенные враги Советской власти. С Врангелем ушло вряд ли больше ста пятидесяти тысяч – это вместе с армией. Значит, в Крыму осталось, по крайней мере, триста тысяч явных или тайных врагов. Из этого числа многие уехали за границу, многие вернулись в свои города, но десятки тысяч осели здесь, в Крыму. Вот питательная среда для банд, для контрреволюционеров и их заговоров. И сейчас банда Барсукова… Задача – разгромить, не дать ей уйти в горы. Вот эти товарищи… – начальник зачитал десятка полтора фамилий, – поступают в распоряжение начальника секретно-оперативного подотдела товарища Барановой. Операцию будете проводить вместе с летучим отрядом. Все, можете действовать.

– За мной, товарищи! – встала щегольски одетая женщина с маузером на боку. Одета в хромовые сапожки, диагоналевые галифе, легкий английский френч. Кожаная кепка лихо сидела на ее собранных в узел волосах.

– Второй вопрос… – продолжал оперативку Железнов, когда все посланные на операцию вышли. – Мы не раз уже говорили, какой страшный яд алкоголь. Но особенно он вреден в самогонном варианте.

Один из сотрудников вздохнул и покачал головой.

– Это точно. Как выпью, как будто отравился совсем.

– Но дело не только во вреде здоровью. На производство самогона идут пищевые продукты, а вы знаете, как у нас обстоит дело с питанием…

– Товарищ Железнов! – вернулась вдруг Баранова. – Банда Барсукова на Григорьевской даче!

– Откуда известно! – вскочил Железнов.

– Только что мой агент сообщил, пришлось вернуться и доложить, – быстро ответила Баранова.

– Все на операцию! – начальник городского ОПТУ выхватил из ящика стола наган и устремился за Барановой.

Присутствующие заспешили за Железновым, толпясь в дверях.

Вечером начальник севастопольского отдела ГПУ докладывал по телефону в Симферополь:

– Операция не дала результатов, Павел Антонович. Бандиты ушли. По пути банда налетела на поселок Приморский, уничтожила наших сотрудников. Трупы их изуродовала. Завтра будут хоронить. В оперативном отряде ранен Дивов. У меня все.