Он обвел глазами ее фигурку, их взгляды встретились.

– Я ездил в Париж.

Она непроизвольно сделала шаг назад и бессильно села на диван.

– В Париж?

– Потом в Лондон. Я разговаривал со многими людьми. Я встречался с теми, для кого ты работала в Париже, с полицией, а потом и с Джереми.

Он сейчас живет в Лондоне. В маленькой грязной квартирке у Темзы.

Джереми жив и живет в грязной квартире у реки. Но она не хотела думать о нем, не хотела больше напоминать себе ни о чем. Джереми разбил ее жизнь. Она не позволит разрушить ее еще раз.

– Я не хочу говорить о нем.

– Придется.

– Я не могу, Кристос, я не могу. Пожалуйста, не надо снова. Я все тебе рассказала.

– Нет, не все. Ты забыла о подробностях, ты исказила их.

– Что ты имеешь в виду?

Кристос пересек комнату, опустился рядом с ней на диван и, забрав у нее из рук одежду, отложил ее в сторону.

– Пора наконец поговорить о том, что случилось тогда в мастерской.

– Я рассказала тебе все, что случилось.

– Но все было совсем не так. Посмотри на меня, Алисия. Посмотри мне в лицо. – Он подождал, пока она поднимет голову, их глаза встретились. – Тебя там даже не было, – тихо сказал он. – У тебя почему-то все смешалось в голове. И ты должна вспомнить, как все было на самом деле.

Она не могла говорить, охваченная паникой.

Что она должна вспомнить, если она помнила все так подробно? Алекси мертв, он умер, ее мальчик. Это был ее ребенок, и это была се вина.

– Это Джереми оставался с ребенком. Тебя не было дома, когда он утонул. Ты рисовала.

Она сделала попытку подняться, но Кристос поймал ее за запястье и заставил сесть к себе на колени.

Он обвил ее руками, крепко прижимая к груди.

– Ты любила своего ребенка, милая моя. Ты очень его любила, и ты не виновата в его смерти.

– Я должна была быть там. И если бы я там была, он бы не утонул. Я бы не спускала с него глаз, не двинулась с места, не отвернулась бы от него ни на секунду! Но я… меня там не было?..

– Я знаю. Я знаю, что ты была хорошей матерью. Твои друзья рассказали мне. И твои соседи. И'полиция. В том-то вся и трагедия, ты делала все, что могла…

– Этого было недостаточно.

Он провел рукой по ее затылку, перебирая пальцами шелковистые волосы.

– Джереми был пьян. Он говорит, что ненадолго отключился.

– Он всегда слишком много пил, – прошептала она, передернувшись от боли. Все это было слишком ужасно, чтобы повторять снова и снова. – Он не был счастлив, – глухо добавила она, вспомнив его досаду, когда ее отец отказался от нее, когда он понял, что не будет приданого или другой финансовой поддержки. Он и женился на ней из-за денег, а их не оказалось.

– А ты была счастлива?

Ее сердце громко застучало.

– У меня был ребенок. – Она почувствовала ком в горле. – Теперь ты понимаешь, почему я не могу иметь детей? И твоя мать права. Этот брак не может быть счастливым. Тебе придется вернуть деньги моему отцу. И найти себе настоящую жену.

– Ты моя настоящая жена.

– Но приданое…

– Не было никакого приданого. Твой отец обанкротился.

– Обанкротился?

– Я заплатил его долги, рассчитался с его кредиторами и купил ему небольшой домик в Швейцарии. Ему нужно на что-то жить.

Она так и осталась сидеть с открытым ртом.

– Ты имеешь в виду, что у меня нет наследства? Что у меня нет ничего?

Его губы тронула улыбка.

– Ничего, кроме меня. Извини, Алисия, что не сказал тебе. Я не знал, как сказать.

Она почувствовала приступ радости. Это были действительно замечательные новости. Она ненавидела деньги отца, она никогда не хотела этих денег. Ей нужна была только его любовь. И больше ничего.

– Я не думаю, что отец когда-нибудь вернет тебе деньги, – сказала она.

– Они мне и не нужны. Кроме того, я не собираюсь возвращать ему тебя. Я ждал тебя десять лет. Ведь это десять лет назад я впервые увидел тебя, в Афинах, на собрании судовладельцев. Нас собрали в зале, а ты прервала встречу и задала отцу какой-то вопрос…

– Ты был там? – У нее перехватило дыхание.

– Я был в ярости от того, что он тебе сделал, от того, как он с тобой обращается. Тогда я поклялся во что бы то ни стало найти тебя, сделать тебя моей. Я заключил договор с твоим отцом, но сделал это для тебя и для меня. Я знал, что смогу сделать тебя счастливой, и я сделаю.

– Но как ты мне сможешь доверять после Алекси? И твоя мать – она ненавидит меня.

– Мне не нужно ее позволение. И мне не важно, что думают люди. Я люблю тебя, и я хочу быть с тобой. Это все, что важно для меня.

– И нет никакого наследства.

– Абсолютно. Ноль. Ты бедна как церковная мышь.

– Это слишком здорово. – Слезы наполнили ее глаза, слезы и искорки смеха. За последние несколько лет она впервые почувствовала, что может вздохнуть спокойно. Никакого наследства, никакого притворства, никаких обязательств. Только любовь. И надежда. – Ты действительно любишь меня?

Он посмотрел в ее бездонные глаза:

– Всем сердцем.

– Скажи это еще раз.

– Всем сердцем, всем разумом, всем телом и всей душой. Я рожден, чтобы любить тебя, и только тебя. – И переполняемый чувствами, он поцеловал ее. Любовь, только любовь связывала их.

Утром она проснулась около него. Было еще рано, меньше шести часов. И первой ее мыслью была мысль об Алекси. Она сделала глубокий вдох и помолилась за него.

Она действительно любила его и всегда будет любить. Помолившись, Алисия почувствовала умиротворение и спокойствие. Ее наполнили, тепло, свет и радость.

– Алисия? – Кристос пошевелился, взял ее за запястье и заставил подвинуться ближе к себе. – Что-нибудь случилось?

– Я просто молилась за Алекси, – ее голос сорвался. – Все нормально. Я поняла, что он в Божьих руках, и я вверяю ему его душу.

– Пока ты жива, память об Алекси будет жить. В твоем сердце и в твоих мыслях.

– Тогда мне придется прожить хорошую долгую жизнь и никогда не забывать обещания, которые мы дали друг другу. – Она не могла проглотить ком, вставший в горле, и уткнулась лицом в плечо Кристоса. Злость, вина и стыд больше не мучили ее.

Она плакала о тех, кого любила, о тех, кого потеряла. Она плакала об отце, жалея о тех отношениях, которых у нее никогда не было с ним.

Кристос привлек жену к себе. Но слез уже не было. Она обессиленно подняла заплаканное лицо.

– Извини, – всхлипнула она, доставая носовой платок. – Это было ужасно.

Он поцеловал ее глаза, кончик носа, влажные от слез губы.

Люби. Чувствуй. Ты не можешь жить, закрывшись в себе. Ты не робот, не машина. Ты красивая, привлекательная, чувственная женщина. – Он опять поцеловал ее. – Ты можешь говорить со мной об Алекси сколько угодно. И если захочешь когда-нибудь поговорить с кем-то еще, то ты и это всегда сможешь сделать. Все, что захочешь. Все, что тебе понадобится.

Она щекой прижалась к груди Кристоса, вслушиваясь в биение его сердца.

– Ты дал мне надежду.

– Поверь, Алисия, что у нас с тобой будет замечательная жизнь. Это будет счастливая жизнь.

– Это возможно?

– Конечно.

– Как ты можешь быть в этом уверен?

– Я просто знаю. Так же, как в тот день в Афинах я знал, что найду тебя, что ты будешь моей. Ты мое счастье. Я люблю тебя. И буду любить. Всегда.

– Осторожнее! Смотри вокруг, – крикнула Алисия, спрыгивая с гладкой мраморной скамейки. Защитив рукой глаза от солнца, она наблюдала за торопливыми шагами сына.

– Попался, – засмеялся Кристос, удерживая маленького мальчика в матроске за плечи. – Я знаю, куда ты направляешься.

– На рыбалку, – закричал двухлетний Никос, хватая отца за ухо мокрыми ручонками. – За рыбками.

Кристос прошел по дорожке, возвращая не в меру шустрого мальчугана на скамейку в тень.

Алисия раскрыла объятия. Счастливый Никос прыгнул к ней на руки, наклонился к ее лицу и чмокнул в щеку: