Плача, она не услышала, как открылась дверь, не заметила, что Кристос молча стоит в дверном проеме. Она не услышала, когда он снова ушел, беззвучно прикрыв за собой дверь.
– Я думаю, – тихо сказал доктор, мягко заставляя ее откинуться на подушки, – вам следует сейчас уснуть. Утро вечера мудренее. И завтра мы поговорим.
Алисия проснулась в комнате, залитой солнцем. Занавески были подняты. Она с трудом обвела комнату взглядом. Голова была тяжелой, мозги отказывались соображать. Она медленно встала с кровати и прошла в ванную.
Она поймала свой взгляд в зеркале. Бледное лицо, темные круги под глазами, бледные, бескровные губы. Она была похожа на мертвеца. Потом она вдруг увидела перед глазами Алекси, плавающего в воде лицом вверх, с открытыми глазами и ртом, с раскинутыми ручками, – ее колени задрожали, и она закричала.
Появилась женщина в черном, миссис Патере, она мягко взяла Алисию за руку и увела ее из ванной обратно в постель.
Говоря что-то на греческом, она уложила Алисию и дала ей чашку чая:
– Выпей.
Рука Алисии задрожала, когда она взяла горячую чашку.
– Кристос? – прошептала она, не до конца еще осознавая, что потеряла его навсегда.
– Уехал, – холодно ответила миссис Патере.
– Куда?
Пожилая женщина накрыла ноги Алисии покрывалом:
– Бизнес. Бизнес.
– Куда?
– В Грецию. Корабли.
Корабли. Всегда корабли. Корабли, контракты, прибыль… Слезы наполнили глаза Алисии. Господи, почему жизнь такая черно-белая?
Она скучала по Кристосу, ей было необходимо видеть его. Он был единственным человеком, которому она доверяла. Человеком, которого она любила больше всего на свете.
– Когда он вернется?
– Я не знаю.
– Можно мне позвонить ему в офис в Манхэттен?
– Его там нет, – резко ответила миссис Патере, – я уже говорила тебе, а теперь отдыхай, или я скажу Кристосу, что с тобой очень трудно.
Казалось, что в спальне стало прохладнее после ухода миссис Патере. Скажу, что с тобой очень трудно. То же самое говорил ей отец. Алисия трудная. Действительно ли это так? Неужели то, что она жаждет любви, так плохо?
Алисия закрыла глаза, но заснуть не смогла: – призраки прошлого преследовали ее. Как же она могла отвернуться от Алекси? Как могла она забыть о нем?
Она была хорошей матерью, старалась ею быть. Он никогда не лежал мокрым. Она не беспокоила его во время сна. Никогда не оставляла его надолго на солнце. Она была слишком молода, но действительно делала все необходимое.
До того дня. А тот день…
Все время, прошедшее с тех пор… Алисия до сих пор ощущает на руках его тельце, чувствует его влажную кожу, когда она вытащила его из ванночки. Она, крича, выбежала с ним на улицу: «Боже, кто-нибудь, помогите мне! Помогите моему ребенку! Помогите моему ребенку! Хоть кто-нибудь».
В день похорон она разломала свой мольберт и кисти, ножницами разрезала все свои полотна, превратив их, словно сумасшедшая, в длинные ленты.
Уничтожая все свои работы, она так кричала, что на этот крик прибежали соседи, а потом появилась полиция. Это тогда ей дали успокоительное и отвезли в больницу в Берне. Ей рассказывали потом, что она говорила что-то невнятное, звала Алекси, обещала ему, что никогда его не забудет, что никогда больше не будет рисовать. И она сдержала обещание…
Алисия вставала, только чтобы умыться и поесть. Миссис Патере все время была в доме, следила, чтобы Алисия ела и принимала лекарство. Но она была холодна и неприветлива и демонстративно показывала, что она, а не Алисия, была хозяйкой в доме.
У Алисии не было сил спорить. Она все еще находилась во власти своей болезни. Воспоминания причиняли ей настоящую боль. В ее памяти было слишком много пустот, которые не вызывали никаких эмоций, она помнила только свою вину и свое горе.
И теперь, когда ее вина снова проснулась, она не могла ни на секунду расслабиться. Она не находила себе места. Казалось, что все у нее внутри горит огнем, что внутри ад.
И то, что она постоянно лежала в постели, только усугубляло ее состояние. Ей, наоборот, надо было бы занять себя чем-нибудь, найти себе дело, выйти на воздух…
На третий день после того ужасного вечера Алисия спустилась вниз к завтраку. Миссис Звери обрадовалась ей, но миссис Патере закрыла дверь в гостиную у нее перед носом.
– Доктор велел, чтобы ты отдыхала, – сухо сказала она.
У Алисии екнуло в животе, стала просыпаться досада. Она, конечно, не собиралась ссориться со своей свекровью, но и больше сидеть в одиночестве не хотела. То, что случилось, уже случилось, но, что бы Алисия сейчас ни делала, она уже не сможет вернуть своего ребенка.
– Миссис Патере, я благодарна за все, что вы для меня делаете, но, по-моему, мне пора вернуться к своей обычной жизни. То, что я прячусь в своей комнате, не вернет Алекси и не поможет мне забыть.
– Некоторые вещи ты никогда не забудешь. Она встретила беспощадный взгляд миссис Патере и немного отступила, но потом взяла себя в руки.
– Я совершила ошибку, непростительную ошибку, но не собираюсь ставить крест на своей жизни. Я люблю Кристоса…
– Но он не любит тебя. Это понятно?
Это было как раз то, чего она больше всего боялась. Она пошатнулась, посмотрела на лестницу, на дверь за ее спиной, пытаясь найти выход. Но выхода не было. И будущего тоже.
– Это не ваше дело, – тихо ответила Алисия, даже более спокойно, чем могла от себя ожидать. – Это касается только меня и вашего сына.
Домработница исчезла в кухне, а миссис Патере сделала шаг по направлению к ней:
– Мой сын заслуживает лучшего. Он заслуживает настоящей женщины.
– Я и есть настоящая женщина. Просто так получилось, что я совершила ужасную ошибку.
– Ты убила своего ребенка. Это не ошибка, это преступление!
– Я не могу изменить свое прошлое. Но могу обещать Кристосу верность, преданность и любовь.
– Ты действительно думаешь, что мой сын когда-нибудь будет счастлив с тобой? Ты думаешь, что он когда-нибудь сможет доверять тебе?
Миссис Патере была права. Алисия с содроганием поняла, что не подумала о нуждах самого Кристоса, только о своих. А Кристос заслужил счастье. Он был хорошим человеком, и он заслуживает жены, которой сможет доверять.
Ощущая боль во всем теле, Алисия развернулась и пошла к лестнице, спеша укрыться в своей комнате. Там она открыла шкаф, сняла с вешалки вещи, длинную серую юбку и широкую светлую кофту.
Миссис Патере зашла в комнату вслед за ней.
– Если ты умная женщина, то уйдешь сейчас, до его возвращения. Он сможет аннулировать брак. Сможет снова жениться.
– Уйдите, – проговорила Алисия, не поворачиваясь, дрожащим голосом – голос подвел ее. – Я не хочу видеть вас здесь, вы мне здесь не нужны. Пожалуйста, уйдите.
– Да, мама, уйди, пожалуйста. – В дверном проеме появился Кристос – его черное пальто было перекинуто через руку, в другой руке он держал портфель. Он выглядел изнуренным и несчастным. – Я слышал все, мама, поднимаясь по лестнице. У тебя нет никаких прав так разговаривать с моей женой.
– С твоей женой? Она не жена…
Он резко прервал миссис Патере, его голос теперь был злым:
– Она моя жена, и я ее очень люблю. Если у тебя с ней какие-то проблемы, то у тебя проблемы и со мной. Если ты еще хоть раз с ней так заговоришь, мы с тобой порвем навсегда. Ты поняла меня?
Миссис Патере, раскрыв рот, смотрела на своего единственного сына округлившимися глазами. Потом зло тряхнула головой и гордо вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
– Извини. Извини за то, что она так с тобой разговаривала. Извини, что я не смог приехать раньше, – сказал Кристос.
Алисия не двигалась. Она крепко сжимала в руках одежду, ошеломленная и слишком обессилевшая, чтобы говорить.
– Ты могла позвонить мне, – сказал он, – я оставил номер у матери.
Не стоило сейчас ничего объяснять. Зачем? Она глубоко вздохнула и прижала руки с одеждой к груди.
– Где ты был?