Флотилия коммодора Маркема постепенно увеличивалась и насчитывала уже девять судов. Адмиралтейство уведомило его, что вскоре прибудут два главных фрегата, самые крупные корабли королевского флота. Коммодор предвкушал, как он перенесет штандарт на борт «Герцога Йоркского», оснащенного семьюдесятью четырьмя орудиями. К несказанной радости губернатора Шерли, он заявил, что теперь флот способен хорошенько потрепать французов, если те вздумают начать войну.

Военные грузы доставлялись теперь из Лондона регулярно. Каждые пять-шесть дней на берег сходил новый батальон британской армии в мундирах красного цвета. Уже прибыло два с половиной пехотных полка, кавалерийский батальон, и ожидалось появление первых артиллерийских расчетов. Всего «красных мундиров»[30] насчитывалось уже девятьсот человек, и жилых помещений в Бостоне не хватало, поэтому солдат переправили через реку Чарльз и разбили бивуак на Кембриджских[31] полях неподалеку от Гарвардского колледжа.

Колонии воспрянули духом, ощутив мощную поддержку короны. Задача губернатора Шерли и его ближайших помощников намного упростилась. Правда, другая проблема требовала неотложного решения. Французские каперы безнаказанно нападали на английские суда, и по всему Атлантическому побережью торговцы взывали о помощи.

Массачусетс откликнулся на призыв, ряды милиции пополнились новыми ополченцами. Генерал Пепперелл обещал, что к середине весны он сможет выставить не меньше тысячи двухсот человек.

Коннектикут гарантировал полную поддержку военной кампании и обещал прислать семьсот пятьдесят ополченцев. Род-Айленд обязался выставить пятьсот человек, но при этом выдвинул условие, что их ополченцы будут подчиняться лишь своим командирам. Нью-Гэмпшир официально уклонился от участия в кампании, но двести пятьдесят добровольцев от этой колонии сами вызвались прибыть в Бостон. Округ Мэн колонии Массачусетс был малонаселенным районом, но жители округа поддерживали своего самого известного гражданина, генерала Пепперелла, и выставили от себя две роты милиции, по семьдесят пять человек каждая.

Нью-Йорк настаивал, чтобы один из его командиров разделил командование с генералом Пеппереллом. Но Лондон во всех решениях полностью полагался на губернатора Шерли, и Военное министерство назначило главнокомандующим генерала Пепперелла. В приказе, правда, оговаривалось, что генерал сам может выбрать командира нью-йоркской милиции одним из своих заместителей. Нью-Йорк успокоился и согласился выставить семьсот пятьдесят ополченцев.

Вдобавок командование получило приятный сюрприз. Виргиния находилась на достаточно большом расстоянии от Новой Англии, и потому за помощью к этой колонии никто не обращался. Но виргинцы сами написали губернатору Шерли и запросили разрешение на участие в кампании. Их предложение с радостью было принято. Вскоре в Бостоне стало известно, что торговцы готовы предоставить двадцать транспортных судов и восемь шлюпов, которые смогут пополнить боевую флотилию. Кроме того, Виргиния обещала прислать двести опытных ополченцев под командованием полковника Остина Ридли, известного своими победами над превосходящими силами индейцев.

Сенеки тоже обязались прислать своих воинов. Гонка твердо держал данное им слово, и капитан Джефри Уилсон сообщил, что в походе примут участие две тысячи воинов великого сахема.

Но другие ирокезские племена не проявляли особого желания участвовать в войне. Только могауки, которые сами раньше воевали с французами, гуронами и оттава, были готовы прислать своих воинов. Остальные сочли, что их народам непосредственная опасность не угрожает, и пообещали лишь небольшое количество воинов.

Высшее командование решило, что нужно первыми нанести удар по форту Луисберг, не дожидаясь нападения французов. Дата нападения зависела от того, как быстро удастся сформировать и снарядить армию. Не менее важно было, хотя об этом мало кто знал, дождаться возвращения майора сэра Филиппа Ранда и Ренно с донесением об устройстве французского форта. Никаких известий от них до сих пор не было, даже английский колониальный агент в Квебеке ничего не знал об их судьбе.

– Каждый день происходят необыкновенные события, – сказал губернатору Шерли бригадный генерал Уилсон во время одного из своих приездов в Бостон. – Предстоящая кампания объединила все колонии. Плохо только, что для сплочения потребовалось, чтобы над нами нависла смертельная угроза, и все же мы теперь действуем как одно целое.

– Я рад, – задумчиво произнес губернатор Шерли, – что колонии теперь не будут отдельными, изолированными общностями. После окончания военных действий мы будем больше торговать друг с другом, и отныне все общие проблемы будем решать совместно. Колониям нужно держаться друг друга.

Эндрю Уилсон улыбался крайне редко, но теперь лицо его озарила улыбка.

– Самое большое преимущество французов всегда было именно в их единстве, хотя численно мы их превосходили. Если после окончания войны нам удастся сохранить наш союз, это пойдет на благо всем английским колониям.

Всех воодушевляла возросшая военная мощь английских колоний, и мало кто обратил внимание на другое обстоятельство. Король Людовик Французский изменил свою политику относительно гугенотов: вместо того чтобы сажать их в и без того переполненные тюрьмы, он теперь просто высылал их из страны. Большинство беженцев перебирались через пролив в Англию, но в Англии не так просто было найти работу. Поэтому с каждым военным транспортом в Бостон теперь приходил, как минимум, один торговый корабль, до отказа набитый беженцами-гугенотами. Бостон не мог принять столько народа, и многие из них направлялись на границу: кто-то в западный Коннектикут, кто-то в Нью-Гэмпшир, но основная масса оседала в окрестностях форта Спрингфилд.

Минимум двести гугенотов подали заявки на участки вокруг форта и тут же принялись раскорчевывать их. Некоторые старожилы сначала приняли их недружелюбно, но большинство проявили сочувствие. Если не они сами, то их родители прибыли сюда из Старого Света, где влачили нищенское существование. Здесь им и их потомкам открылась возможность свободно жить на собственной земле. Было бы несправедливо лишать других этого права.