– Миссис Эдгарс передала, что главным блюдом на ужин будет телячья отбивная! – провозгласил Пембертон во весь голос, сделав широкий жест руками.

Ответом ему стала тишина.

– Телячья отбивная! – так же бодро повторил Пембертон и снова сделал нелепый жест руками.

Тишина повисла еще более гнетущая, почти осязаемая. Пембертон отступил на шаг и добавил чуть тише:

– Телячья отбивная для победителя турнира. – А через паузу, совсем шепотом: – Если хоть кто-то выживет.

Изабель вдруг хрипло расхохоталась и стукнула кулаком по столу.

– Ну, хватит противостояния! Я ужасно хочу чаю. В моем доме я не позволю, чтобы чьи-то ссоры лишали меня удовольствия выпить чашечку отличного свежего чая. А вы двое можете стоять и пялиться друг на друга столько, сколько пожелаете.

Ровена и Серафина мгновенно выросли с двух сторон от Изабель, наливая чай. Слейд и Ханна бросили друг в друга еще по одному уничижительному взгляду и сели, после чего девушка опустила голову и уставилась в чашку.

Она не прислушивалась к разговорам и даже не поднимала глаз, поэтому не знала, чем занят Слейд. И только под конец обеда, уже допивая чай, она с удивлением услышала, как Изабель отдает указания касательно предстоящего приема.

– Тебе не хватает помощи Оливии? – спросил Слейд вначале мягко, но уже через мгновение его тон изменился. – Черт, Ханна, да зачем тебе сдался твой дурацкий корсет?!

Ханна выпрямила плечи, но промолчала. Она стояла спиной к мужу, пока тот с раздражением развязывал шнуровку ее платья. От его прикосновений по шее и плечам бежали мурашки.

– Мне куда больше не хватает самой Оливии, чем ее помощи, – призналась Ханна со вздохом. – Она отсутствует уже четыре дня. Она точно не сообщила, куда отправилась?

– Нет, не сообщила, – твердо ответил Слейд. – Если хочешь, я расспрошу слуг. Может, она обмолвилась кому-нибудь из них, куда собирается.

Он распустил ленты корсета и расслабил жесткие косточки. Из груди Ханны вырвался вздох облегчения.

– Черт, да зачем ты его носишь? Ты бы видела свою спину! Вся кожа красная и в складку. Я не понимаю, как тебе удается дышать и уж тем более есть?

Он раздраженно сдернул с Ханны корсет и зашагал с ним к двери. Девушка обернулась, прикрыв груди ладонями, и испуганно залепетала:

– Куда ты его понес? Вернись немедленно, Слейд Франклин Гаррет!

– Не называй меня так! Ты напоминаешь мне Изабель, создавая не самую приятную ассоциацию для моей спальни. – Он остановился у порога и озадаченно уставился на корсет в своей руке, словно на живое существо. – И как меня угораздило его купить? Если бы не портниха, которая ужасно возмущалась отсутствием корсета среди покупок, я бы ни за что его не приобрел. – Распахнув дверь, он швырнул вещицу в коридор и вернулся к Ханне.

Девушка прикрылась пеньюаром, с ужасом думая о судьбе одного из слуг, которому суждено найти предмет ее нижнего белья в коридоре на полу. Беднягу наверняка хватит удар, кто бы он ни был – уж слишком они все старые и дряхлые в Вудбридж-Понде.

Ее мужа подобные мысли явно не занимали. Он отряхнул руки, словно корсет мог их испачкать.

– Туда ему и дорога, твоему корсету. Мне никогда не нравилось, если мои женщины заковывали себя в тиски… – Он резко осекся, сообразив, что сболтнул лишнее.

У него сделалось такое испуганное лицо, что Ханна с трудом подавила улыбку.

– Твои женщины? – переспросила она угрожающим тоном. Но Слейд заметил, что она борется со смехом, и ответил уже довольно невозмутимо:

– Я разве сказал «мои женщины»? Я сказал «моя женщина». Мне не нравится, что моя женщина заковывает себя в тиски… вот что я сказал. У тебя что-то со слухом, дорогая?

– Я тебе не дорогая. И со слухом у меня все отлично. А вот тебя бы я с радостью оттаскала за уши, наглый враль!

– Ханна, ты что, ревнуешь? – запоздало изумился Слейд. Ханна смущенно отвернулась. Когда она заговорила, в ее голосе слышалось напускное пренебрежение:

– Ничего я не ревную. Просто я не позволю тебе дурачить меня! Мне неприятно думать, что до меня в твоей постели побывало немало девиц.

Слейд рассмеялся и привлек Ханну к себе. На лице его играла торжествующая ухмылка. Ханну поразил его натиск: она еще не привыкла к таким проявлениям чувств со стороны мужа. Смешавшись, она выпуталась из его объятий и нахмурилась.

– Ведь ты же не станешь утверждать, что вел жизнь аскета? Слейд снова рассмеялся.

– Конечно, нет.

Ханна ахнула от возмущения.

– Вот негодяй! – Она зарделась, но упрямо продолжала расспросы: – И они… лучше? Лучше меня?

Так ты все-таки ревнуешь?

– А как ты думаешь? – спросила Ханна недовольно. – Конечно, я ревную. К тому же ты постоянно заставляешь меня злиться на тебя. Согласись, для недовольства у меня немало причин. Взять хотя бы твою оговорку насчет женщин. Или тот обед с Изабель: ты даже не попытался остановить свою упрямую бабулю! А уж когда ты заявил, что способен связать меня… – Ханна задохнулась от возмущения. – Ты постоянно ставишь меня в неловкое положение.

– Неужто я так плох? – Слейд потянулся, ухватил Ханну за локоть и потянул на себя. – Разве тебе не понравилось заниматься со мной любовью тогда, в музыкальной комнате?

– Ах, Слейд… – прошептала Ханна, отводя глаза. Она все еще хорошо помнила о тех странных новых ощущениях, нахлынувших на нее в объятиях Слейда. Правда, когда она покинула музыкальную комнату, ей пришлось долго отмокать в ванне – между ног все припухло и саднило, тело ныло, словно его сплошь покрывали синяки. Ханна закусила губу.

– Что случилось? – обеспокоено спросил Слейд, вглядываясь жене в лицо. – Тебе не понравилось? Неужели ты не испытала ничего, кроме боли?

Ханна смущенно отвела взгляд, она еще не научилась свободно говорить на подобные темы.

– О, бедная моя! – Слейд по-отечески чмокнул жену в лоб. – Бедная, бедная Ханна.

Ханна робко подняла на него глаза и подставила губы для поцелуя. Слейд жадно поцеловал ее, но почти сразу отстранился и отошел в противоположный угол комнаты. Ничего не понимая, Ханна растерянно смотрела на него. Муж стоял к ней спиной, сложив руки на груди. Он дышал тяжело и сбивчиво.